Грезящая империя

Ашнара фыркнула:

— Не надо казаться глупее, чем ты есть. Тебе не идет.

— Я всё равно понятия не имею, как выглядят эти цветы. Зачем тебе?

— Для вкуса. Зелье, над которым я работаю, получится мерзким.

— Так оно для меня?

— Конечно. Ты же не думал, что я прекращу попытки?

— Оно же не на крови Агата?

— О нет. Твой брат просто мне помогает. Я бы не доверила кому-то другому.

— Где он?

— Ушел.

Ашнара махнула рукой, и Берилл наконец-то спешился. Он хотел провести больше времени с Ашнарой, но сначала нужно отыскать Агата. Что наговорил ему отец, тяготило Берилла, он предпочитал выяснить.

Отдав коня слугам, Берилл скользнул между составленными повозками, но не сразу заметил Агата. Или, точнее, не понял, что тот делает. А когда осознал, Берилл остановился, не желая подходить ближе и тревожить.

Агат сидел спиной, но так, что Берилл видел перед ним медную чашу, в которой ровно горел огонь. Приложив левую руку к груди, правой Агат брал с блюдца кусочки ароматного дерева и кидал их в пламя. Густой дымок поднимался вверх.

Берилл узнал щепки — латмаран, дерево памяти. С ним совершались вот такие короткие огненные жертвоприношения, когда не было возможности или желания ставить свечи на алтаре в храме.

Агат проводил ритуал памяти. Обычно они совершались после смерти родственников, чтобы дать им дополнительную энергию для перерождения. Иногда могли и сильно позже, как знак того, что об умершем до сих пор помнят.

Пока кто-то сжигает ароматное дерево, а его дым устремляется к небесам, в памяти хотя бы одного живого сохраняется мертвец. И это дает ему силы следовать путем пяти добродетелей в новом рождении.

Берилл осторожно шагнул назад, тихонько, не желая мешать брату. Ни он, ни Агат не были религиозны, но это не значит, что они ни во что не верили. Развернувшись, Берилл зашагал между повозками, думая о том, кому Агат мог посвятить ритуал. Недавно никаких смертей не происходило.

Обычно огненное жертвоприношение совершали по родственникам. После гибели Алмаза, когда Берилл наконец-то встал на ноги, он ставил свечи в храме и сам тоже провел несколько уединенных ритуалов. Неужели Агат вдруг решил вспомнить Алмаза?

Берилл много думал о том, что сказал Агат. Как Алмаз смотрел за его наказаниями. Берилл предположил, что отец мог его заставлять, считать, что так воспитывает наследника, и это не значило, что Алмазу нравилось.

Агат пожал плечами. Не возражал.

— Я был маленьким, — сказал он. — Не помню деталей. Даже боли особо не помню. Только обиду, я не понимал этих наказаний. И того, почему мой старший брат так спокоен.

Берилл подозревал, Алмаз вряд ли мог что-то сделать. Но думать об этом всё равно неприятно. Берилл мог понять обиду Алмаза.

Впервые сам Берилл задумался, что его старший брат не был таким идеальным, каким стал казаться после смерти. Безусловно, благородный наследник империи, верный и добрый. Но в то же время именно Алмаз часто отмахивался от Агата, заявляя, что тот еще слишком маленький для «взрослых дел». Берилл этого не понимал, ему было интересно с Агатом. Но на самом деле, это благодаря Бериллу они дружили втроем.

А еще Алмаз был самым религиозным из них. Агат вообще не ходил в храм без необходимости. Бериллу тоже не нравился удушливый аромат благовоний — и он видел, как жрецы мучили Агата, поэтому не доверял им. Но Алмаз часто бывал в храме, постоянно цитировал Заветы добродетелей, и молитвы удавались ему лучше уроков фехтования.

Как-то раз Алмаз с тоской сказал, что если бы его жизнь не была предопределена с того момента, как он родился первенцем императора, он бы наверняка занялся наукой или ушел жрецом в храм.

Когда он заявил об этом отцу, тот взбесился. Алмаза он и пальцем не тронул, но нашел слова, которые смогли его обидеть. Это Берилл и Агат потом успокаивали брата и все втроем уснули в его покоях на большой кровати.

Алмазу тогда начали сниться странные сны. Он утверждал, что в них видит будущее — и его это страшно пугало. У Берилла не очень получалось успокаивать, он не находил слов, а вот Агату всегда удавалось.

Это началось незадолго до смерти Алмаза, так что Берилл почти позабыл.

— Могла бы предупредить, — проворчал Берилл, вернувшись к Ашнаре.

Он не сомневался, у кого Агат взял кусочки латмарана, а значит, Ашнара прекрасно знала, чем он там занимается.

Она изящно выгнула бровь:

— Зачем? Ты сам увидел и сократил время на разговоры.

— Но потратил его на ходьбу.

— Ладно, извини, мне стоило сказать. Но я не настолько хорошо соображаю в начале путешествия.

— Тебе удобно? — Берилл заколебался. — Я думал, алхимики привычны к дороге.

— Да, но с возрастом любые перемены воспринимаются всё сложнее.

Берилл молча смотрел, как слуги в стороне проворно подвешивали над разгоревшимся огнем котелки.

— Ты никогда не говорила, сколько тебе лет.

— Больше, чем тебе.

Они не поднимали этот вопрос. Всё, что связано с алхимией и природой Ашнары, она обсуждать не хотела и сразу четко это обозначила. Только сказала, что по правилам Круга их отношения запрещены и стоит держать их в тайне.

Ашнара любила рассказывать о том, что знала. Еще больше любила слушать Берилла. Причем, казалось, ее интересовало всё: не только как он управляет дворцовой гвардией или решает городские проблемы, но и что думает по тому или иному философскому вопросу, как оценивает исторические события. Берилл всегда радовался, что образованию принцев уделяли большое значение, а наставники заставляли думать и анализировать.

Сейчас Берилл перешел черту, но не мог сдержаться. Он хотел знать об Ашнаре больше. Знать всё.

Она поднялась со ступенек повозки и легко тронула его за локоть:

— Люди привыкли считать жизнь прожитыми годами. На самом деле, они не так важны.

— А что важно?

— Опыт. Знания. Я прекрасный алхимик и мне известны те области науки, о которых ты не имеешь представления. Мне приходилось распутывать клубки интриг при королевских дворах. И в то же время я ничего не смыслю в обычных человеческих отношениях, в этом у меня опыта меньше, чем у тебя. Так разве тут важно число прожитых лет?

Голос Ашнары звучал спокойно, но в то же время удивительно печально. Она взяла Берилла под руку, а он тихонько накрыл ее ладонь своею.

— Мы не можем уединиться, мой принц… но можем вместе пообедать. Расскажи мне о Ша’хараре.

— Ты знаешь больше меня.

— Из архивов алхимиков. Но расскажи легенды империи.

Ашнаре нравились истории. Она утверждала, что ей еще и нравится, как их рассказывает Берилл. Она прижалась чуть теснее, чем позволяли приличия.

— Расскажи, что вы думаете о бурях. Или о песках. О птицах в небе и ветре. Почему на некоторых лошадях вне повозок колокольчики? Они отпугивают местных духов?