Грезящая империя
Шрифт:
— И он был прав. Ты открыл двери Ша’харара. Ты привел нас сюда. Город ждет тебя.
Каэр снова кивнул, хотя пока не спешил подниматься, словно собирался с силами. Агат прекрасно понимал, что ему нужно время, кинул взгляд на Тишлин и знаком показал ей отойти в сторону.
Оставив брата у лекарей, Тишлин последовала за принцем. Они прошли по лагерю и свернули к сидевшим грезящим. Агат лучше других знал, что пока они щупают магию, окружающий мир для них будто не существует.
— Как его рука на самом деле? — спросил Агат.
— Плохо. Ничего не чувствует, не работает. Хуже всего, ему
Агат нахмурился. Он вспомнил, что отец приказывал явиться во дворец и доложить. Делать этого не хотелось, но Агат догадывался, что иначе даст лишний повод для ярости.
Возможно, Агат решился бы нарушить прямой приказ императора. Остаться пока здесь… но если Каэру нужен лекарь и орихалк, это более весомый повод вернуться.
— Я поеду в Кахар, — сказал Агат. — В ближайшие дни. Думаю, смогу захватить что требуется.
— Ты так заботишься о подчиненных, принц Агат?
— Каэр наш главный исследователь Ша’харара, он должен быть в порядке.
Император всегда говорил, что тому, у кого власть, не стоит показывать слабости. Он далекий и непоколебимый, иначе его уничтожат.
Агат сам на себя разозлился за эти мысли. Может, как император отец и состоялся, но как человек он тот еще урод. Точно не тот, на кого стоит ориентироваться.
Опустив скрещенные руки, Агат признал:
— Я и сам недавно был ранен. Я знаю, что это такое, когда нет возможности заниматься тем, что тебе нужно.
Жрецы организовали небольшой переносной алтарь и уже возжигали на нем свечи. Поморщившись, Агат ненавязчиво оттеснил Тишлин в сторону. Чего ему точно не хотелось, так что жреческих благовоний.
К тому же, упоминание Каэром провидцев-эльхаров и того, что их слова сбылись, напомнило Агату о том, что и против него с братом жрецы могут что-то замышлять. Из-за пророчеств.
— Спасибо, принц Агат, — искренне сказала Тишлин. — У моего брата мало друзей, которые могли бы разделить его… стремления. Никогда не думала, что его другом может быть принц.
— Поверь, у принцев еще меньше друзей.
— Не находите общий язык с аристократами?
В голосе Тишлин слышалась усмешка, и Агат тоже улыбнулся:
— Моими лучшими друзьями всегда оставались братья.
Свечение от сидевших грезящих как будто собиралось и чуть заметно тянулось в один из темных тоннелей, в которые еще даже факелы не успели принести. Походило на дым на сквозняке. Нахмурившись, Агат шагнул в сторону тоннеля.
— Что такое? — спросила Тишлин.
— Не знаю. Вообще-то это дело грезящих.
Хмыкнув, Тишлин подхватила факел и уверенно зашагала в тоннель. Можно было не сомневаться, что она и вправду сестра Каэра.
Узкий, даже тесный проход чуть изгибался и вёл дальше. Агату показалось, что стоило им ступить в коридор, как что-то вокруг изменилось. Магия тихонько сдавила, белесое мерцание грезящих у ног заклубилось. А главное, кольнул порезанный перед дверью Ша’харара палец. Как будто что-то здесь отзывалось на кровь Агата, и он мог узнать это из-за своей чувствительности
к магии.Будь он один, несомненно, пошел бы вперед. Но Агат не знал, насколько это опасно, ставить под удар Тишлин не хотелось. Он осторожно тронул ее за плечо:
— Вернемся.
Ему лучше отвести ее обратно и взять с собой Кфар Шемета. Тишлин обернулась и нахмурилась:
— Да мы немного прошли. Неужели тебе не интересно, что может скрывать проход Ша’харара?
Она снова пошла вперед, и Агат запоздало подумал, что Тишлин всё-таки никогда не общалась с магами, она не знала, что если они чего-то опасаются, лучше их послушать. Агат же слишком привык, что это не требовало пояснений. Он пытался сформулировать, не отставая от Тишлин, которой явно овладел исследовательский интерес.
Свечение грёз у ног внезапно взвихрилось и растаяло без следа, свет факела тоже дрогнул. Агат ощутил толчок магии — как будто то, что здесь царило всё это время, привлекло грёзы, а потом столкнулось с ними.
Агат едва успел утянуть Тишлин вперед, когда за их спиной дрогнул камень.
***
— Ваше высочество! Один из проходов завалило!
Берилл про себя выругался, но вслух ничего не сказал. Повернулся к испуганному слуге:
— Там кто-то был?
— Мы не знаем… рядом сейчас грезящие.
— Значит, оставим им. Сообщи, если что выяснят.
Торопливо поклонившись, слуга тут же убежал, а Берилл устало потер переносицу. Весь этот Ша’харар внушал ему смутное беспокойство. Казалось, будто кто-то следит с полустертых мозаик на стенах, шепчется по углам. Берилл ни на секунду не расслаблялся, хотя ждать опасности было глупо. Живого здесь давно не осталось, а против грёз он ничего не мог. Агат описывал давящую магию перед вратами, здесь же Берилл ощущал, будто на него самого давит Ша’харар постоянным беспокойством.
Куда вообще подевался Агат?
Берилл решил отыскать брата. Неудивительно, если он предпочел улизнуть из поля зрения бдительного Берилла, но тот ничего не мог с собой поделать. Хотя Алмаз никогда не интересовался историей и вряд ли жаждал спускать в потерянный город, именно здесь создавалось впечатление, будто его дух витает рядом.
Возможно, из-за защиты и магии — того, что Берилл никак не мог пощупать, выставить против воинов или сделать хоть что-то.
Он бессилен.
Как и в тот момент, когда Алмаз бился в агонии, а сам Берилл ощущал нарастающую слабость. Лучше бы он тогда отключился. Но он видел и слишком хорошо запомнил это чувство липкого, мерзкого бессилия, когда ты можешь только смотреть, как уходит жизнь из близкого тебе человека.
Рука Каэра живо напомнила Бериллу это ощущение. Где-то внутри притаилось чувство, что он мог бы остановить Каэра, дать грезящим проверить. Он будущий император, его обязанность — видеть вероятности. А он попросту предложил Каэру попробовать.
Хуже всего, когда вперед пошел Агат. В тот момент Берилл не очень понимал, что происходит, но позже, когда проход открылся, и они пошли вниз, он не мог отделаться от призрака Алмаза. А если бы эта магия, наоборот, восстала против крови Агата? И он бы тоже корчился от боли там, на земле… или что похуже.