Грибификация: Легенды Ледовласого

Это впечатление усугублялось одеждой Эль-Джионозова, на нем были безупречный костюм, длинный черный плащ и широкополая шляпа. Золоченая сабля в руках Эль-Джионозова парадоксально сочеталась с этим нарядом, делая облик сармата еще более зловещим.

Эль-Джионозов был полковником ВВС, прославленным героем Афганской войны, а в настоящее время занимал должность командира авиаполка где-то в Белоруссии.

Второй налетчик, тот самый, который приставил саблю Леониду к горлу, был невысок ростом и совсем не похож на сармата. Он скорее напоминал скандинавского профессора. Его чисто выбритое лицо было серого нездорового цвета, какой обычно бывает у заядлых курильщиков, волосы были черными, как смоль.

На налетчике были синий костюм и черная кожаная куртка. Взгляд у него был стремительным и хитрым. Он все время щурился, и в его прищуре было что-то недоброе. Этого налетчика звали Шах-Ирридиев. Он был крупным партийцем, депутатом Верховного Совета СССР и одновременно главой Сарматской АССР.

Таким образом, Шах-Ирридиев занимал ту же должность, что и Запобедов почти полвека назад. Это делало Шах-Ирридиева в некотором роде коллегой Запобедова, кроме того Шах-Ирридиев выглядел гораздо менее зловеще, чем его напарник, поэтому Запобедов решил говорить именно с ним.

— Товарищи! Что происходит? — спросил министр научного атеизма, обращаясь к Шах-Ирридиеву и пытаясь придать твердость собственному голосу.

— Как что? — удивился Шах-Ирридиев, — Разве у вас сегодня не юбилей? Вам же вроде восемьдесят стукнуло. Вот мы и пришли поздравить старого партийца с праздником. Поздравляем вас от всей души, Геннадий Дмитриевич! Счастья вам, долголетия и большого карьерного роста! Он, кстати, у вас будет сегодня же, причем, самый стремительный в истории СССР. Вся Сарматская республика шлет вам искренние поздравления, несмотря на то, что вы пятьдесят лет назад ее... кхм... ликвидировали. С праздником! Блин, а можно я закурю?

Не дожидаясь разрешения хозяина, Шах-Ирридиев извлек из кармана куртки набитую табаком дорогую лакированную трубку, зажег ее спичкой и закурил, наполнив густым дымом квартиру министра, хотя Запобедов строжайше запрещал курить в своем жилище.

Министр закашлялся, но все-таки смог выдавить из себя:

— Спасибо, товарищи... Но ведь дверь... Зачем так... Постучали бы, я всегда рад гостям...

— Есть мнение, что это ты сейчас рад, когда мы уже вошли, — без обиняков объяснил Шах-Ирридиев, — А если бы мы постучали — ты бы был ни фига не рад. Вероятно, даже не открыл бы. Кроме того, мы хотели обставить свое появление максимально эффектно. Дело в том, что наш Босс больше всего ценит мощь и натиск. Вот мы тебе и продемонстрировали мощь нашего натиска, на примере двери, так сказать...

— Ну хватит, — жестко перебил Шах-Ирридиева его напарник Эль-Джионозов, в отличии от Шах-Ирридиева он говорил с легким сарматским акцентом, — Я вынужден попросить женщин покинуть помещение. Нам нужно поговорить с министром.

Жена Запобедова Валя ахнула, кухарка Люба насупилась и произнесла:

— А вы его убьете?

— Хотелось бы обойтись без этого, — ответил Шах-Ирридиев, попыхивая трубкой, — Но если будет непослушным — обязательно убьем. А что?

— А то! — дерзко сказала Люба, — Он вообще-то мне платит девятьсот рублей в месяц, еще и карточки на мясо, мыло и одежду дает! Я не дам вам убить министра, бандиты, убирайтесь прочь, а то я сейчас в вас вот этим блюдом швырну.

Люба совсем помрачнела, поправила свой белоснежный передник, оттолкнула растерянного телохранителя Леню и решительно встала между сарматами и министром, заслонив собой Запобедова. Ее длинная черная коса угрожающе раскачивалась, Запобедов посмотрел на девушку с восхищением.

Вот она верность заветам Ленина! Вот оно самопожертвование ради высшей цели!

А он еще ругал современную молодежь, министру даже стало стыдно. А еще Запобедов вдруг вспомнил, что у Леонида был в другом кармане второй пистолет. Первый пистолет телохранителя лежал в винегрете, но второй все еще должен быть у него.

Вот бы Леня сейчас собрался с духом, вынул оружие и перестрелял незваных гостей. Момент для этого был подходящий. Но Леня растерялся и то ли забыл про второй пистолет, то ли просто боялся его выхватить.

Шах-Ирридиев расхохотался, Эль-Джионозов вяло улыбнулся.

— Вот это да! — сказал Шах-Ирридиев, разглядывая свирепую Любу, — А Карл Маркс учил нас, что угнетенные должны радоваться свержению угнетателей. Совсем дурак, да? — Шах-Ирридиев весело подмигнул грозной Любе, — А вот у нас в Советской России кухарки защищают министров. И учение Карла Маркса тут не работает. Ой, все! Девушка, не смотрите на меня так, а то я сейчас обмочусь от ужаса. А если вам так дороги рубли и талоны — можете перед тем, как уйдете, взять из квартиры министра все, что хотите. Так сказать, произвести экспроприацию в интересах рабочего класса. Думаю, министр не обидится, он ведь любит экспроприации и рабочий класс. Да, Запобедов?

— Любочка никогда такого не сделает! — уверенно заявил министр, — Разве вы не понимаете, что для нее дело не в рублях? Защитить партийное руководство от бандитов вроде вас — долг каждого советского человека! Собственно, зачем вы сюда ворвались, товарищи? Если грабить...

— Что, вообще что угодно могу взять? — с сомнением перебила Люба.

— Ну конечно! — заверил ее Шах-Ирридиев, — Только министра нам оставь. Мы собственно за ним и пришли. А остальное можешь забирать смело, министру оно больше не понадобиться. Дело в том, что министр сейчас поедет на встречу с журналистами, а потом он поедет в тюрьму. А если будет сопротивляться — поедет прямиком в морг.

Так что, начинка любимой квартирки ему уже точно не понадобится. И, кстати, забери заодно его жену, нам она сейчас ни к чему. А вы не переживайте, Запобедов, ваша Валя придет вас навестить в тюрьму. Или в морг. Но в любом случае с ней ничего не случится. Мы, сарматы, никогда не применяем насилие в отношении женщин. Запрещено традицией.

Запобедов с надеждой посмотрел на Любу, точнее на ее длинную черную косу, потому что девушка стояла к нему спиной. Но Люба вдруг резким движением сорвала с себя белоснежный передник и выбежала из комнаты. Спустя несколько мгновений она вбежала назад с большим мешком картошки, который она взяла из кладовки.

Запобедов надеялся, что Люба сейчас начнет сражаться с сарматами мешком картошки, но вместо этого девушка вытряхнула картошку и грязь из мешка прямо на персидский ковер министра, а потом бросилась к серванту и стала набивать мешок хрусталем.

— Ты только Сталина не трогай, — посоветовал ей Шах-Ирридиев, указав на бюст вождя на полке, — А то без Сталина министр сдохнет от тоски. А Босс сказал, что он нам нужен живым.

Запобедов с ужасом смотрел, как исчезают в мешке его сервизы, бокалы, столовое серебро и даже коллекция древних сарматских монет, которые он собирал еще будучи главой Сарматской АССР.

Эль-Джионозов гадливо поморщился и прокаркал несколько слов по-сарматски. Судя по всему, грабеж ему тоже не нравился. Но Шах-Ирридиев лишь пожал плечами и затянулся своей трубкой.

— Ты чего такой кислый, министр? — осведомился он у Запобедова, — Неприятно, когда тебя грабят, да? А вот мою семью в сорок третьем ты отправил в Среднюю Азию вообще без вещей, разрешил взять только одежду, которая на нас в тот момент была и еще еды на два дня. Хотя ехали мы не два дня, а целый месяц.

Я вот не пойму, ты считать что ли не умеешь, а, Запобедов? Вон, свои сервизы вроде хорошо считаешь, а жратву для депортированных высчитать не можешь... А наш дом, в котором моя семья жила с восемнадцатого века, кстати, разграбили сразу после высылки, а потом снесли. Вернувшись в пятьдесят восьмом, мы даже того места, где он раньше стоял, не нашли...