Гридень и Ратная школа!

— Разве сам не видишь? — вопросом на вопрос ответил кузнец.

Заслышав мой голос, незнакомец разогнулся, и во время последнего сполоха я увидел его лицо. Если бы в тот момент я мог проблеваться, то обязательно бы так и поступил. А всё оттого, что у загадочного кузнеца не было носа и глаз, на их местах зияли глубокие провалы. Губы же у и вовсе отсутствовали как класс, поэтому я был вынужден созерцать ровный ряд зубов и, должен признать, зрелище это не из приятных. И как вишенка на торте — кожа: бледная, вся в трупных пятнах и язвах, будто у прокажённого.

— Так там же нет ничего, — указал я на пустую наковальню.

— Стало быть, если ты чего-то не видишь, то этого и нет вовсе?

— Ага.

— А как же боги? — вопрошающе приподнял кустистые брови кузнец.

— Так не верю я в них, — ляпнул я, не подумав, но было уже поздно.

Вот только, к немалому удивлению, ответ кузнеца застал меня врасплох. Я ожидал чего угодно: брани, понуканий, обвинений в ереси или на худой конец отеческой отповеди, но вместо этого услышал нечто иное.

— Это правильно, — внезапно поддержал меня кузнец. — Слишком часто мы видим лишь то, что хотим видеть. И верим в то, во что хотим верить. Мы так отчаянно лжём себе, что через какое-то время и сами начинаем верить в выдумку. Мы столь отчаянно отрицаем правду, что иногда не можем распознать кривду, даже когда она у нас под носом. Быть человеком трудно, всегда хочется на что-то опереться: на родичей, на верных соратников, на богов. Однажды и я Людота Коваль дал слабину, не распознал в друге — врага, а в боге — подделку. Не повторяй моих ошибок, малец, и помни не пожимай руки тому, кто, своих сыновей не имея, чужих на смерть посылает…

* * *

— …да очнись же ты, окаянный! — раздражённый голос волхва ввинтился в уши поганым сверлом.

Я с трудом разлепил веки. Картинка перед глазами плыла, но даже так я умудрился обозреть помещение и понять, что в капище мы с волхвов одни. Куда подевались остальные новобранцы оставалось лишь догадываться.

— А ну, отрок, говори, — старик ухватил меня за грудки. — Видел чего необычного, может место какое чУдное али людей странных?

— Место, людей? Ничегошеньки не помню, — промямлил я в ответ, баюкая гудящую, словно после попойки, голову.

— Правду, правду глаголь! — не отставал старик. — Не криви душой!

— Да разве стал бы я лгать? — деланно возмутился я. — Помню только как из чаши испил, а затем темнота.

— Клянись, перед ликом богов клянись! — потряс меня за шиворот Боян. — Именем матери тебя вскормившей клянись!

Многое бы я отдал в тот момент, чтобы хорошенько приголубить склочного деда кулаком по темечку. И желательно, чтобы наповал. Но конспирация, будь она неладна, требовала иного.

— Род мне свидетель, нет в моих словах кривды! Пусть обрушит свой гнев Перун на головы моих кровных родичей, если я словом или мыслью лукавлю!

Легко брать в свидетели богов, в которых не веришь, но ещё проще клясться родичами, что тебя бросили.

Моя пламенная речь остудила пыл волхва, и тот ослабил хватку. Воротник новенького мундира вновь оказался на свободе.

— Хорошо отрок иди, я тебя услышал, а боги засвидетельствовали клятву. Но если вдруг вспомнишь чего, то без промедлений сообщи об этом Твердиславу. Только сам ему ничего не рассказывай, а вели сотнику отвести тебя ко мне. Добро?

— Добро, — кивнул я, а затем с трудом поднялся с холодного пола. Голова всё ещё кружилась.

— Ну тогда ступай и да хранят тебя боги, — кивнул старик в сторону бетонной кишки — единственному зримому выходу из капища.

— А как же посвящение Сварогу? — с замиранием сердца спросил я. Уж очень мне не хотелось по собственной глупости лишиться шанса на лучшую жизнь.

— Так прошёл ты его, — успокоил меня Боян. — Когда водицу из чаши испил, тогда и прошёл. Осталось лишь чуть обождать, пока тело твоё благодатью Небесного кузнеца пропитается. Час, может два и почуешь ты в груди своей пламенную искру Небесного кузнеца.

— Слава Роду, — попрощался я.

— Роду слава, — на удивление вяло ответил волхв. Судя по задумчивому лицу старика он уже растерял былой интерес к моей скромной персоне и теперь витал где-то далеко в чертогах собственного разума.

Более я не стал ему досаждать.

К лестнице возвращался в смешанных чувствах. Я вроде как был и рад тому, что получил “благословение” Сварога, но при этом меня не покидали сомнения. Правильно ли я поступил, когда не раздумывая хлебнул той светящейся водицы? Ещё и это видение будь оно неладно! И ведь не спишешь его на происки моего больного воображения, иначе старый волхв не стал бы наводить суету.

Очевидно, не ведая того, я прикоснулся к чему-то опасному и запретному. А ещё та последняя фраза Людоты Коваля, я уже видел её ранее на дедовом послании…

Какие же тайны ты хранишь Ратная школа и кто тот человек, чьё рукопожатие смерти подобно? Столько вопросов и ни одного ответа, но для меня это не беда — я всё равно не планировал копаться в чужом нижнем белье. Дело моё маленькое: заместить утраченную конечность да занять хлебную должность, а там — хоть трава не расти. Тайны сильных мира сего волнуют меня в последнюю очередь. Так было раньше, так будет и впредь.

Обратный путь занял у меня куда больше времени. Да оно и понятно, взбираться — это не спускаться. Здесь и усилий приложить надо поболе и единственная рабочая рука то и дело затекает.

Когда я худо-бедно всё-таки поднялся обратно в тамбур, там меня поджидал очередной сюрприз. Кроме Твердислава, в помещении не были ни души. Куда подевались другие новобранцы, оставалось лишь догадываться. Я-то думал, всполошившийся волхв отправил их обратно наверх, но похоже ошибся.

— Господин сотник, а где остальные? — спросил я, после того как отдышался.

— Так внизу, посвящение проходят.

Ответ сотника лишь ещё больше меня запутал, но это до тех пор, пока я не припомнил каким образом перед нами предстал волхв. Боян явно не тихарился от нас за медвежьей шкурой, а это значит, что под шерстяными обоями таились не видимые глазу потайные ходы. Скорее всего, в одну из таких "нор" будущих сварожичей и увели, дабы те не грели уши, пока волхв ведёт допрос.

Должно быть, капище — это лишь верхушка айсберга и там под землёй как бы не целая сеть тоннелей, а может чего и похлеще.