Гридень и Ратная школа!

Через пяток минут я уже стоял напротив старого сварожича и преданно заглядывал тому в глаза.

— Господин сотник, я всё.

— Чего “всё”, на солнышке разморило что ли?

— Да нет, с железякой всё. Думаю, смогу я её сковать.

— Да ты, должно быть, шутишь малец, сталь эта непростая, а оружейная. Ты ж её раньше и видеть нигде не мог, а сродниться с ней так быстро разве что Небесному кузнецу под силу.

Разумнее было бы отступить, но терпеть было уже невмоготу. Если сейчас развернусь и потопаю обратно железяку щупать, то ещё сильнее отсрочу тот момент, когда смогу наконец протез сковать. Допускать же этого никак нельзя, а значит, нужно доказать сотнику, что схватываю я на лету и даже самые сложные задачки мне по плечу.

— Господин сотник, дозвольте попробовать, — бросился я в омут с головой. Назад дороги не было, пан или пропал.

— Ну пробуй, чего ж не попробовать. Только смотри, на этот раз не вздумай лишку хватить, кусочек должен быть такой же махонький. Так всяко безопасней будет, а то не знаем мы ещё твоих пределов. Да и рано их пока узнавать, к дару привыкнуть надобно.

— А что это за пределы такие, если не секрет? — каюсь, не сдержался, но не мог я упустить из-под носа столь ценные сведения.

— Да нет в том секрета. О пределах каждому более-менее обученному сварожичу известно. Мера это такая. Показывает она, сколько сути сможешь расплавить да в предмет обратить. Даже испытание такое имеется, где землицу надо в камень превращать, до тех пор, пока с ног не свалишься. И по тому сколько камня удалось сварожичу сваять, его силу и узнают. А вот мастерство кузнеца меряется уже по-иному и зависит от того, сколь сложное и необычное изделие он способен сковать. Есть у меня знакомец один в чине немалом, таких, как он, величают Дланями Сварога. Мастер, каких поискать, может и башню литую на пустом месте сотворить, да не простую, а утыканную орудиями артиллерийскими и сам же этими орудиями управлять способен в одиночку. Вот это я понимаю сварожич, не то что нынешнее племя.

Что-то я от деда о подобном не слыхал. Хотя он у меня судя по рассказам больше по лесам партизанил. История о стальной башне, утыканной орудиями, звучит, конечно, сомнительно, но и поводов не доверять Твердиславу у меня нет. Ну какой ему смысл перед безусым юнцом рисоваться да приукрашивать?

— А… — попытался я задать ещё один вопрос, но был прерван грубым окриком.

— Так, Культяпка, ты чего, лясы собрался тут точить? А ну, живо за дело!

Видать, достал я Твердислава своими вопросами. Ну да и чёрт с ним, есть у меня занятие и поважнее.

— Горн к горну, — произнёс я, после того как дунул в кулак.

Ну, понеслась родимая!

Душу охватил азарт, даже единственная рука и та заходила ходуном от подступающего волнения. Боги, как же это приятно делать то, что неподвластно другим людям — это ни с чем не сравнимое удовольствие. Теперь-то я понимаю этих набожных славийцев, всю эту страсть они неосознанно переносят на вас, да небожители? Вот только в отличие от наивных аборигенов я в ВАС не верю, а стало быть, и силой своей буду наслаждаться сам.

— Жар в дело, — прогретая на солнышке земля ответила теплом на тепло и тут же принялась “таять” под моей ладонью.

Полдела сделано, осталась самая приятная часть. Если и есть в мире большее удовольствие, чем близость с женщиной, то это, несомненно, созидание.

Удерживая в памяти чёткий образ железяки, что доверил мне Твердислав, я вознёс кулак к небу. Пришло время творить!

— Молотом оземь!

И стоило мне коснуться подтаявшей тверди, как по глазам ударила привычная уже вспышка. И на этот раз я не дал ей себя ослепить — наученный горьким опытом, вовремя прикрыл глаза.

— Смотри-ка и впрямь получилось! — подивился сотник моему успеху. — А ну-ка, Культяпка, дай-ка мне это кусочек, проверить кое-что надобно.

Ещё тёплый обломок был тут же передан в руки Твердислава и тот зачем-то принялся его мять. Своими узловатыми пальцами он будто бы пытался погнуть воронёную сталь, но всё было тщетно — та ни в какую не хотела уступать.

— Гляди-ка, крепкая зараза, — наконец сдался сотник. — Удивил ты меня отрок, ох удивил, не только форму смог передать, но и суть. А давай-ка ещё попробуем.

Во взгляде старого сварожича вдруг проклюнулся молодецкий задор и он пинком откинул крышку деревянного ящика. А после ненадолго склонился над содержимым, словно что-то выискивая.

— Во, то что надо, — с этими словами Твердислав извлёк на свет божий ещё один кусок металла, на этот раз куда более громоздкий. — Добрая сталь, тяжёлая правда зараза. Ну да и ладно, самоходкам всяким бронированным да богатырям в самый раз, главное — пули её не берут.

Это что же получается, богатыри на себе танковую броню таскают?! Да что они за люди такие, да и люди ли вовсе?

— Давай Культяпка, пробуй, — напутствовал сотник и тут же всучил мне в руки тяжеленный отрез брони.

Сразу за дело браться не стал — ни к чему было пороть горячку. Хоть и был я уверен, что с лёту смогу воссоздать точную копию выданного металла, но торопиться не стал. Вместо, этого принялся ощупывать кусок брони, нюхать и чуть ли не лизать его. В общем, исправно играл роль неопытного сварожича.

Так я и провёл ближайшее время, занимаясь актёрством. И только через десяток минут всё-таки разродился показательно-неуверенным “готов”. Твердислав на это лишь одобрительно кивнул и я наконец-то приступил к самому интересному.

Стоит ли говорить, что всё прошло как по маслу? Я с честью справился с поставленной задачей и спустя несколько томительных секунд уже вовсю любовался вполне узнаваемым листом металла. Он робко торчал из земли, будто панцирь зарывшейся в песок черепахи — такой же выпуклый и зеленоватый.

На этот раз сотник тоже решил испытать мою работу, вот только пальцы поберёг. Вместо того чтобы силушкой богатырской мериться со сталью, он обратился к Свароговой науке.

Без лишних слов Твердислав разогрел горны и опустился на одно колено. А дальше, я и глазом моргнуть не успел, как он лихо приложил ладони к земле, а затем молниеносно махнул кулаком. На всё про всё ему потребовалось от силы секунды две — вот что значит выучка!

Когда же свет преобразования рассеялся, я разглядел в руках у сотника громоздкий револьвер. И направлен он был почему-то в мою сторону. Сердце тут же кометой ухнуло в пятки и я уже готов был распрощаться с жизнью, когда Твердислав произнёс:

— Чего застыл дурилка, от железки-то отойди, иначе как мы её проверять будем? Посечет ещё тебя осколками, а мне потом отвечай.

На негнущихся ногах я отошёл в сторону и тут словно раскат грома бахнул выстрел, а сразу за ним раздался противный звон — это выпущенная пуля достигла цели. Я только и заметил, как стальную пластину вырвало из земли и откинуло в сторону.