Гридень и Ратная школа!

Похоже, серьёзно.

— Это что же получается, у нас на каждой заставе такое чудище имеется? — до сих пор не могу поверить в происходящее. Эти богатыри они ж как бочки пороховые.

— На каждой, — подтверждает мою догадку Войтех, а затем и вовсе подливает масла в огонь. — Да не по одному.

— Уму непостижимо… — хотел бы я выругаться как следует, да от удивления слов подходящих не нахожу.

— Да ты не думай, не всё так страшно. Оно же как обычно бывает, перед тем как обезумить богатырь в спячку долгую впадает, тогда-то его и умерщвляют. Разом сердца его протыкают, а затем хребет на части дробят.

— А голову?

— А голову не трогают. Богатыри — они ведь и не люди вовсе, по-иному они там внутри устроены. Им ежели мозги повредить, то они хребтом думать начинают и тогда звериное начало в них верх берёт. — Войтех стягивает противогаз с обезображенной головы и приваливается спиной к стене. А затем и вовсе сползает по ней вниз да усаживается на пол.

Выходит, не один я от усталости едва на ногах стою.

Тоже стягиваю противогаз, и воздух полной грудью вдыхаю. Ох, лучше бы я этого не делал! Недавняя каша тут же к горлу подступает. Вонь в пещере стоит такая, будто тут труп неделю разлагался, а то и не один.

— Знатный запашок, да? — подтрунивает надо мной Войтех, его изъеденные отравой губы растягиваются в усмешке. — Вот из-за него богатырь сюда и не сунется. Пока разум у него в голове теплился, он сам своим обонянием верховодил. Мог притупить свой нюх, если нужда такая возникнет, а как зверем стал так тут же контроль этот и утратил. Такие вот дела.

— Стало быть, в безопасности мы? — с надеждой спрашиваю я. Вновь сталкиваться с обезумевшей тварью отчего-то не хочется. Лучше уж здесь пересидеть, пока помощь не придёт.

— Ну почему же, рано или поздно богатырь поверхность прочешет и след наш заново возьмёт. Затем помечется пару часов у входа, брезгливость свою поумерит да за нами спустится, — с ехидцей отвечает Мертвоголов.

— Выходит, в ловушку ты нас завёл, — в моём голосе звучит угроза, а рука сама собой тянется к губам, чтобы горн распалить.

— Выходит, что так, — усмехается Войтех. — Ох и необычный ты отрок Стоум. Богатыря как-то сумел заломать, меч-невидимку смог сковать. А теперь вот ещё и зубы мне показываешь. Не много ли странностей для новика безусого?… Да не смотри ты на меня так грозно, не для тебя эта ловушка. Буду я ещё сопляков всяких, жизни не видавших, стращать. У меня ж сын твоего возраста, тоже сварожич.

— Ты Мертвоголов зубы-то мне не заговаривай, я хоть и калека, но не дурак. Видел я как ты без капли сомнений соратников верных на убой отправляешь, а тут вдруг взял да сопляка залётного пожалел? — разгорячённое дыхание касается ладони. Осталось лишь заветные слова вымолвить, но чую я, что и без них справлюсь. Правда, огня в груди для боя маловато.

— Забавный ты парень, — снова противно ухмыляется Войтех. — Не соратники они мне или неужто ты думаешь, что за годы постоянных сражений от Мёртвого отряда хоть что-то осталось?

— Ты это о чём…

— Один я, один остался! — бьёт кулаком по стене мужчина. — Все соратники мои давно уж в Прави, с богами за общим столом медовуху попивают. Только я всё небо копчу, никак не сдохну! А в Мёртвом отряде окромя меня больше и нет никого, лишь иноземцы грязные, что грехи свои тяжкие кровью искупают.

— Это как?

— А вот так! Воспоминания у них ложные, а лица и вовсе ядом моим изуродованы. И всё это дабы подмены никто не почуял. Вот и сражаются эти нелюди со мной бок о бок во имя искупления. А когда дохнут они без счёта, так мне новых из числа пленных заготавливают.

Завидев моё ошарашенное лицо, он чуть смягчает голос.

— Ты пойми отрок, нас ведь мало, очень мало, а врагов вокруг тьма-тьмущая. Вот и получается, что даже одна славийская жизнь ценнее тысячи вражьих. Оттого и нужны нам дивьи люди, богатыри, мертвяки мои да прочая нечисть. Пусть уж лучше они головы первыми складывают, а отроки молодые навроде тебя подольше здравствуют. В этом и есть правда славийская — горькая будто слёзы матери, что сына потеряла, но другой у меня для тебя нет.

Как пыльным мешком по голове огрел, но если правду он говорит, то многие странности славийский в ином свете видятся.

— Ну, и чего с богатырём делать будем?

— Взрывать, — до этого колючий взгляд Войтеха отчего-то теплеет. — Побратим мой Баламут Зарево ещё десять лет тому гору эту треклятую по приказу князя нашего заминировал. Набил он её взрывчаткой по самое не балуй. Правда, не для богатыря обезумевшего он так расстарался, а чтобы в случае чего Крестителей с высоты прямо в море снести. Ну да ладно, думаю, не в обиде он на нас будет.

— А мы-то взрыв переживём?

— Ну это как Сварог молотом приложится, — пожимает плечами Войтех и тут же болезненно морщится, сломанная рука даёт о себе знать.

— Такое себе утешение.

— А иного у нас и нет.

— Есть…

Ох, чую, пожалею я ещё о своём решении.

Глава 22

— Занятная вещица, — Войтех вовсю рассматривает рукоять с грузиком в моей руке. И всё бы ничего вот только грузик этот будто в воздухе парит и к рукоятке совсем не крепится. — Ну прямо нить невидимка! И чего, думаешь, сдюжит она с напором богатырским? Не порвётся?

— Так мы их сетью густой в проходе развесим. Даже если и порвётся несколько нитей — не беда. Уцелевшие богатыря и посекут. Главное, чтобы разгон у него был хороший.

— Ну, за последним дело не станет. В форме звериной он все остатки разума растерял. Кинется за нами как миленький, — успокаивает меня Мертвоголов, а затем с каким-то нездоровым интересом спрашивает. — Ты лучше вот чего скажи, в видение твоём Людота только про металл этот дивный поведал или ещё о чём-то рассказал? Может, о нас своих побратимах речь вёл или о князе упоминал?

Вот же дотошный! И чего он к этому видению привязался? Пожалуй, не стоило морок тот треклятый к делу приплетать. Надо было соврать, что графен мне во сне привиделся. Знал же, что Войтех с Ковалём побратимы, так на кой ляд тему больную затронул?

— Лишь о металле он мне поведал и ни о чём больше.

— Ну и славно, — почему-то с толикой облегчения отвечает Мертвоголов.

Странный он. Может, кроме руки поломанной ещё и контузию успел отхватить?

Поначалу я не хотел делиться секретом графена с Войтехом. И жаба душила, и опаска была. Но здравый смысл всё же возобладал. Как известно, мёртвому секреты ни к чему, а без помощи Мертвоголова мне из этой задницы не выбраться. Попросту меры не хватит, чтобы ловушку самостоятельно соорудить. У Войтеха же с этим проблем нет. Ну а что рука переломана — так невелика беда. Ладонь-то драгоценная вон на месте болтается. Не оторвало её и осколками не посекло. Целёхонькая она, а стало быть, и для Свароговой науки сгодится. Ну а с болью командир Мёртвого отряда уж как-нибудь справится, ему не привыкать.