Григорий Распутин

– Идемте, Григорий Ефимыч, я вам заказ ваш лично отдам. А там, может, и чайку решите испить? У меня Машка сегодня отменную кулебяку приготовила.

Никанор Митрофанович в два шага оказался рядом с Распутиным, подхватил его под руку и шустро направился к выходу, увлекая гостя за собой.

Распутин коротко кивнул, а затем, бросив на меня последний, странный, изучающий взгляд, от которого по спине снова побежали мурашки, вышел из сарая.

Как только дверь за ним закрылась, Прошка злобно зыркнул в мою сторону.

– Поди уши развесил, да губу раскатал до самого Саратова. А, ирод? Обрадовался. Решил, вот она, сладкая свобода. А ты выкуси! После того, что ты сотворил, тебе одна дорога. Пока правды не скажешь, конца не видать. Понял? Выкуси!

Подручный купца подскочил ко мне и сунул под мой разбитый нос фигуру из трех пальцев, в народе называемую кукиш.

Потом, видимо, для убедительности, еще и пнул меня под зад. Боль моментально пронзила тело, но сейчас это казалось мелочью по сравнению с осознанием реальности.

Я в прошлом. В начале двадцатого века. В теле какого-то воришки Ваньки. И это не сон.

Адреналин вытеснил боль. Мозг словно включил запасные резервы, анализируя ситуацию.

Оставаться здесь нельзя. Вернется купец – либо забьют до смерти, либо сдадут в полицию. Первый вариант гораздо ближе к правде, если что. Есть ощущение, что-то нечисто с этой кражей, за которую меня якобы наказывают.

Но и полиция – такое себе вариант. Ждать от них ничего хорошего не приходится. Каторга? Виселица? Черт, да какой же год сейчас? Вешают или голову рубят ворам? По идее уже ни то, ни другое не должны. Твою мать…

– Прошка! Прошка, поди сюда! Бегом! – раздался с улицы крик Никанора Митрофановича. – Надобно посыльного отправить.

– Не балуй тут. – Погрозил подручный купца кулаком. Мне, естественно, пригрозил. – Скоро вернусь.

Я с тоской смотрел на захлопнувшуюся за Прошкой дверь, продолжая лихорадочно соображать. Что делать?

Голоса купца и Прошки сначала слышались прямо рядом с дверью. Никонор Митрофанович давал какие-то указания. Судя по всему, этот псих с нагайкой кто-то типа приказчика. Потом они вроде как начали удаляться. Их разговор становился все тише.

Я осторожно поднялся на ноги. Болело все. Вообще все. Но! Когда очень хочется жить, побежишь и на сломанных конечностях. Поползешь, как червяк. А я хотел. Страсть как хотел.

Приоткрыл дверь, высунул голову и осмотрел пространство рядом с сараем. Похоже, это всё-таки была конюшня. Потому как неподалёку виднелся жилой дом, большой, деревянный, с мезонином и ставнями. Чуть в стороне располагались еще какие-то хозяйственные постройки.

Я ужом выскользнул наружу, а потом со всех ног бросился бежать без оглядки. Впереди имелся забор, рядом с которым стояло дерево. Крайне необдуманно со стороны хозяев. С помощью этой яблони можно прекрасно перелезать через ограду. Что я, собственно говоря, и сделал.

Оказавшись на улице, скорости не сбавил. Несся вперёд, как умалишенный. Лишь бы оказаться подальше от дома Никанора Митрофановича. Мне мерещилось, сейчас кто-нибудь заметит мой побег и все. Пиши – пропало. Опять схватят и потащут в конюшню.

И только после получасового, сумасшедшего бега я, наконец, остановился. Замер на месте, ошалело оглядываясь по сторонам.

Мир перевернулся окончательно. Надежда, упорно тлевшая внутри меня, жалобно пискнула, трепыхнулась и сдохла.

Все. Это не декорации. Это настоящий Петербург. Я действительно нахожусь в начале двадцатого века в столице… Господи… Как же странно это звучит. В столице Российской Империи.

Передо мной расстилалась мощеная булыжником улица. Высокие, статные дома с лепниной, резными балконами и золочеными вывесками со всеми этими «ятями» напрочь перечеркивали любые мысли о постанове или разводе.

Фонари явно были заправлены керосином, его запах отлично чувствовался. По улице степенно прохаживались люди в старомодных одеждах: мужчины в косоворотках и картузах, господа в сюртуках с тросточками, некоторые – в военных мундирах.

Дамы прогуливались в длинных платьях с узкими талиями, в шляпках, с ридикюлями, игриво висевшими на локотке.

Мимо проезжали конные экипажи, извозчики на пролетках что-то громко выкрикивали, лошади фыркали, копыта цокали по камням. Где-то вдалеке звенели трамвайные колокольчики. В воздухе висел густой запах конского навоза, дыма из печных труб и свежей выпечки из ближайшей булочной.

Я тяжело вздохнул и побрел вдоль улицы, стараясь не привлекать внимания. Мой собственный вид оставлял желать лучшего. Успел рассмотреть себя в витрине магазина дамских шляпок.

Рваная рубаха, залатанные штаны, босые ноги – выдавали во мне уличного оборванца. Это только по мелочи, если не оценивать расквашенную физиономию.

Ванька-воришка. Вот так вот. Злой рок просто. Неужели нельзя было очнуться в прошлом князем или… не знаю… да хоть тем же купцом. Почему голодранец, не пойму? Типа, наказание? Месть?

Желудок предательски заурчал, его буквально свело от голода. Последний раз я ел… кажется, еще вчера, в прошлой жизни.

Возле одной из лавок стоял лоток с пирожками. Аппетитный запах ударил в нос, удерживая меня возле булочной.

К счастью, удача, наконец, повернулась ко мне лицом и торговец на мгновение отвлекся. Недолго думая, я подскочил к лотку и ловко стянул один пирожок. Достаточно шустро, можно сказать, профессионально. К тому же, возле лавки толпились дамочки и я красиво смешался с толпой, на ходу глотая пирожок кусками. Почти не жевал его.

Набив рот, почувствовал крохотный прилив сил. Не сказать, чтоб это чрезвычайно вдохновляло, однако хотя бы перестало свербить внутри от голода.

Нужно найти местечко, спрятаться, сесть и подумать. Вопросов слишком много. Ответов – практически ни одного.

Где я? Судя по всему, в Петербурге.

Что делать? Понятия не имею.

Как вернуться? Тут вообще затык.

Чтоб понять, каким образом обеспечить себе обратный билет в свой, родной две тысячи двадцать пятый год, необходимо понимать, с хрена ли я вообще оказался в прошлом. А с этим, как раз, огромная проблема.

«Пономарь», – вдруг всплыло в памяти бормотание того мужика-призрака из сна или бреда.

«Ванька, бестолочь, ты пошто батю забыл?»

Пономарь. Значит, этот Ванька, чье тело я занимаю, был как-то связан с церковью? Может, его отец? А, нет. Отец же помер. Он сам так сказал. Это было всего лишь видение.

В любом случае, если речь шла о пономаре, то в биографии Ваньки должна фигурировать церковь. Или монастырь. Или… Или башка, привидевшаяся мне, просто несла чушь.

Так как особого выбора не было, я решил все-таки попытать счастья с церковью. С какой? Да с любой!