Гримус

— Все в порядке, мистер Пэйдж, — проговорила графиня. — Вот, Взлетающий Орел, это мистер Пэйдж. Он посвящен в нашу тайну, помогает нам нести ее крест. Если я не ошибаюсь, то по-медицински это называется аллопатия: излечение болезни путем пробуждения различных наклонностей. Мистер Пэйдж, видите ли, любит настольные игры; он приходит сюда каждый день и играет с Алексеем в надежде что-то пробудить в его разуме. Но это тщетная надежда, я уверена. Мой сын живет здесь, в этом сарае; сарай нравится ему больше дома, во избежание неприятностей мы позволяем ему это. Так лучше всем — и ему, и нам.

Алексей Черкасов, на вид юноша лет шестнадцати-восемнадцати, смотрел на вошедших с радостной улыбкой идиота. Бесцельность движений его рук и ног и судороги лицевых мышц ясно говорили о том, что он нездоров.

— Он слабоумный, — в отчаянии выговорила Ирина. — Его разум остановился в развитии на уровне четырех лет. Надеюсь, теперь вы уже не удивляетесь тому, почему я так ненавижу глупые выходки мужа? Вот вам ответ — от глупца-мужа я зачала идиота-сына.

— Ма-ма, — отчетливо проговорил Алексей и, совершенно счастливый, принялся сосать большой палец.

Вслед за Ириной Взлетающий Орел вышел из сарая. Графиня заперла дверь, снова затворив свой семейный скелет в отведенном ему шкафу.

— В сарае есть еще одна дверь, на улицу, — объяснила она. — У мистера Пэйджа есть ключи от той двери. Он навещает Алексея, когда может.

Словно лишившись вдруг сил, графиня прислонилась спиной к стене сарая, но тут же вздрогнула и выпрямилась, крепко сжав зубы.

— Но это еще не все, Взлетающий Орел, мой новый друг, — снова заговорила она. — Вам придется выслушать кое-что еще, — впившись серыми глазами в лицо Орла, графиня глубоко вздохнула. — Дайте руку, — приказала она, и когда Взлетающий Орел нерешительно выполнил ее просьбу, приложила его ладонь к своему животу. — Скажите, что вы чувствуете? — требовательно спросила она.

— Ничего, — ответил он озадаченно. — Просто живот.

— Хорошо, — продолжила она. — Тогда потрогайте мою грудь.

Взлетающий Орел непонимающе потряс головой. Что с графиней — может, она пьяна? Или пытается соблазнить его?

— Потрогайте мою грудь, — снова настойчиво потребовала Ирина, схватила его руку и потянула вверх. Взлетающий Орел продолжал молча качать головой.

— Да, вы правы, это ни к чему, — согласилась тогда она. — Почему-то мне всегда казалось, что все видят это с первого же взгляда. Вот что я так настойчиво пыталась донести до вас, Взлетающий Орел: вскоре после того как я приняла эликсир, выяснилось, что я на третьем месяце беременности. Как вы знаете, эликсир прекращает развитие организма, всякий рост и изменения. И вот уже несколько веков подряд я ношу в себе ребенка. Я все время беременна, дорогой мой Орел. Можете вы понять, что я испытываю при этом? Что значит носить в себе еще одну жизнь, навечно обреченную существовать в утробе, если неизвестно, кто это, может быть, гений, а может быть, второй идиот, а может быть чудовище, отпечатанное во мне, как силуэты греческих любовников в пепле? Что значит для матери веками носить в себе ребенка, жить постоянно наполненной соками материнства? Можете вы это представить?

— Да, — ответил Взлетающий Орел. — Могу. Но ведь есть способы…

— Нет, вы не понимаете! — закричала она. — Это нельзя трогать! Это же жизнь. Невинная. Священная. Я считала жизнь священным даром и потому выпила эликсир. Никто не имеет права отбирать жизнь.

— Наверное, я ошиблась в вас, — продолжила она, задыхаясь. — Вы не тот, кем кажетесь. Ему следовало бы… — она внезапно оборвала фразу, резко объявила: — Нужно возвращаться в дом, — повернулась и ушла. Немного постояв в одиночестве, Взлетающий Орел возвратился в дом Черкасовых тем же путем, каким вышел оттуда — через окно ванной.

То, что Ирина хотела сказать, но не сказала, сильно обеспокоило его. Обеспокоила его и та легкость, с какой городская верхушка приняла его. После первоначальной враждебности «Зала Эльба» он не ожидал такого приема; но Черкасов и Игнатиус, очевидно, решили ускорить события, возможно, имея на то свои причины. Мысленно он пожал плечами — он принят, и, стало быть, волноваться не о чем. Со временем сомнения должны или разрешиться, или рассеяться. Все встанет на свои места, даже Птицепес…

Но стоило Взлетающему Орлу снова увидеть перед собой двух бледных граций, как все его тревоги ушли. Он сидел, потягивая вино К., борясь с дремой и прислушиваясь к ленивому разговору Черкасовой и Грибб, описывавших неторопливые, бесцельные, гипнотические круги по комнате. Белые ведьмы продолжали ткать свои неосязаемые чары, оплетать его шелковыми путами. Именно благодаря этим женщинам, вопреки теоретизации Грибба, вопреки Мунши и даже вопреки Виргилию Джонсу, город К. приобрел для него действительные реальные черты. Город принял его, что воплотилось в официальное заявление Черкасова, но физическое притяжение, первые узы, возникли в нем от близости этих двух женщин, кружащих подле него как мотыльки около свечи. Взгляд проплывающих мимо зеленых глаз смешивался со взглядом серых. Чистая Эльфрида, искушенная Ирина, усталый Орел. Чары, о которых никто из этих троих понятия не имел и существование которых станет понятно им только тогда, когда будет уже слишком поздно, облекали их тонкой паутиной. Белые колдуньи трудились, трудились неустанно…

— Я немного устала, — томно проговорила Эльфрида Грибб, — и теперь нам придется уйти. Такая жалость — чудесный вечер в самом разгаре.

Миссис Грибб взглянула на графиню почти с любовью, за которой крылось что-то противоположное любви; провожая Гриббов и Взлетающего Орла до двери, Ирина была сама забота.

Эльфриде показалось раздражающим то слишком затянувшееся рукопожатие, которое Ирина позволила себе с Взлетающим Орлом и выражение (благодарности? раскаяния?) в глазах графини — но она торопливо одернула себя.

Все это, конечно же, ее не касалось. Какая ей разница? Она любит мужа. Всем известно, что ее муж любит ее. Ни для кого не секрет, что брак Черкасовых только видимость, фасад, который и граф и графиня продолжают сохранять из обоюдной врожденной нелюбви к скандалам. Какое ей дело до того, что Ирина Черкасова думает о Взлетающем Орле или он о ней?

Однако всю дорогу домой Эльфрида пребывала в непривычно плохом настроении.

Что касается Взлетающего Орла, тот был озадачен результатами своего второго вечера в К. так же, как и результатами первого.

Маленькие насекомые, порождения ночи, мельтешат около их лиц. Завершилась очередная сцена.

Глава 39

Ослица Гриббов, вероятно, самая послушная и ласковая ослица из всех известных ослиц, неторопливо рысила вдоль Дороги Камня, неся на спине озабоченного Взлетающего Орла. Накануне большую часть дня он занимался изучением своего нового дома — его душа не переставала разрываться от противоречивых желаний разобраться в сути встретившихся ему рассогласованностей и аномалий и остаться, забыв о своих крамольных просьбах и намерениях, в кругу недавно приобретенных друзей. Насколько ему дали понять во время вчерашней беседы у графа, эти два его желания взаимно исключали друг друга. Принимая объяснения Виргилия Джонса по поводу случившегося с ним по пути к городу как истину, он тем самым исключал себя из общества К., в котором существование Гримуса и его Эффекта отрицалось; принимая же официальную доктрину Грибба, он был обязан отринуть как злое безумное наваждение не только услышанное от Виргилия, но и увиденное собственными глазами; отдаться одновременно обоим желаниям Взлетающий Орел не мог, как не мог пока выбрать для себя что-то одно. Его путешествие в мир собственного «я» оставалось непреложным, хотя и необъяснимым фактом. Чем могли быть порождены его видения? Возможно, наркотиком? Тогда как объяснить появление в зеркале ванной призрака сестры Птицепес? Неужели граф крепит свое вино чем-то наркотическим? Внутренняя борьба доводов и контрдоводов не прекращалась в нем ни на минуту, то затихая, то вспыхивая вновь; он чувствовал себя всеми отвергнутым, таким же глупым и покорным, как бредущая под его седлом ослица, чьему суженному шорами горизонту он начинал завидовать.

— Каким образом вам удалось опровергнуть миф о Гримусе? — спросил он Грибба.

— Ах, это, — таким было начало ответа. — Дело в том, что я слишком занятый человек, и времени на то, чтобы занимать себя мифами, у меня нет и никогда не было. Вам же я настоятельно советую тоже не забивать себе этим голову — посвящая себя только поисками источников происхождения мифов (поскольку из чего-то мифы, конечно, должны происходить), вы выбираете очень неблагодарную сферу деятельности.

— Тогда не могли бы вы рассказать мне, — как можно вежливее продолжил расспросы Взлетающий Орел, — каким образом вы и миссис Грибб (и, может быть, вам известно что-то в этом же роде о других горожанах?) оказались на острове Каф?

Грибб ответил:

— Иногда, мистер Орел, вы становитесь ужасно настойчивым… так вот, как я уже говорил вам, вещи вроде происхождения или страны прибытия здесь никакого значения не имеют. Никакого, вот так. Советую вам посвятить себя изучению нашего быта — это гораздо полезней. И оставьте вы, ради Бога, это свое непременное желание все узнать от начала до конца, эту свою одержимость вопросами зарождения и происхождения. Неужели взрослая особь представляет для вас меньший интерес, чем младенческая? Подумайте… А теперь — прошу меня простить: до обеда я должен успеть составить несколько клише.