Гробовщик

– И что, даже следствия не было?

– А зачем, если и так всё ясно. Двое с семерыми разве стали бы бодаться? Киров порычал, да и успокоился. Это ещё при покойном Дятлове, кураторе западных, было. А тот, пока в автомобильную аварию не попал, своих в обиду не давал.

Ну вот, второе везение Молчун спалил, когда в «Склеп» попал. Это такая редкая аномалия. Поганая - слов нет. Вляпаешься в неё и тут же натурально в могиле окажешься. И не в гробу с крышкой, венки, цветы, все дела, а просто забросит тебя метра на три под землю, и поминай, как звали. Вот и прикинь: шла тройка – три живых души, и вдруг,- хлоп! – будто в воду, и только три могильных холмика.

– Жуть какая, дядь Коля! А дальше чего?

– Вот тут у Молчуна второе везение и распечаталось. Выбрался он из-под земли, кинулся своих напарников раскапывать, да куда там – опоздал. Задохнулись. Тогда Молчун мобилу из кармана достал и приятелей своих напоследок сфотографировал. Назло Зоне. Знал: после этого не достанутся ей души умерших.

Ну, Зона, ясное дело не простила. Она за меньшее карает так, что смерть радостью покажется. А тут такое.

И вот, когда Молчун уже в лагерь возвращался, накрыла она его внезапным Выбросом. Причем как загрохотало, был он в чистом поле. Ни тебе домика, ни поганой канавки. Присмотрелся - что за диво! – на пригорке гроб стоит. Да не простой – железный. Он бегом туда. Открыл – пустой. А небо уже фиолетовое, вот-вот начнётся катавасия. Что делать? Пришлось ему в находку свою улечься, хоть какая защита, да последнее везение использовать. Так что выжил, хоть и перекрутило его Выбросом чуть ли не навыворот. Ходить ему нынче трудно, так Зона ему повозку, в которую две псевдоплоти запряжены, выделила. Теперь он ей навроде золотаря служит. Ездит, да аномалии от нашего брата прочищает. Тела на телегу свою накладывает и кого куда отвозит. Кого к учёным на Янтарь, а кого к Слепому доктору на болота. Кстати, гроб тот железный Молчун не бросил. С собой возит. Вдруг снова Выброс. Ну и если кто живой ему попадётся, к примеру не до конца какого бродягу аномалия уделает, Гробовщик его в свой гроб помещает, чтобы, значит, живым довезти до места назначения. Потому, как конструкция у того гроба особая. Помереть не даёт.

– А я вот слыхал, что грешников, тех, кто напарника в беде бросил или молодого в анамалию подтолкнул для забавы, сам знаешь, какие сволочи на свете встречаются… Так вот, таких Гробовщик к самому Саркофагу отвозит. Потому и зовут его ещё Саркофагер…

– Брешешь ты всё, Колян. Все знают, что Саркофагер – это волк из колючей проволоки, да сетки-рабицы сплетённый, стекловатой поганой набитый. Он, это да, мертвых, а когда и живых из тех, кто ослаб, своими колючками цепляет и к Саркофагу оттаскивает. А за это Монолит ему жить позволяет.

– Это ещё кто из нас, Муха, брешет. Твоего волка кто видел? А я Гробовщика, как тебя сейчас. В прошлом поиске у поворота на Романовичи. Едет себе по дорожке, две псевдоплоти у него в упряжке и аномалии не указ. Жека Трепач ещё по его следу идти предложил, мол, мимо всех бед проскочим. Слава Богу, отговорили дурака.

– Дядь Коля, а зачем он бродяг к Саркофагу возит?

– Никто точно не знает, Тоха. Некоторые говорят, Монолит их душами питается. Причём живых он с особым удовольствием употребляет. А как нажрётся, из-под земли вылезет, да крышку Саркофага, как шапку, себе на голову нацепит. И настанет тут для всех час Скорби и Доблести…

9. Чёрный бамбук.

Толика Троячку я нашёл в дальнем углу заброшенного цеха на окраине Бураковки. Он лежал, скрючившись, у штабеля почерневших от времени досок. Споры Чёрного бамбука дали побеги, проткнув изнутри его живот, ближе к левому боку, но он всё ещё дышал. Я осмотрел тело бродяги, шип пока был только один. Дикий Митяй, стоявший рядом, виновато выдохнул и сказал:

– Говорили же ему – надень противогаз. А он, дурачёк,маску-то напялил, а фильтр скрутил до половины. Чтобы лучше дышалось.

– Комбикорм, - подтвердил стоявший за спиной Рябой. Он был старшим тройки и, похоже, сильно переживал из-за Толика. – Зелень майская. Сказок начитался, пух жёлтый, цыплячий. Крутым сталкером себя вообразил.

Я достал из рюкзака ветошь, накинул на матово-чёрную колючку и, резким движением сломал шип у самого основания. Толик резко открыл глаза и вскрикнул. Закашлялся. Из его рта по щеке побежала дорожка крови.

Полученный свёрток я спрятал в рюкзак. Костик проводил его алчным взглядом.

– Ты куда его? – заискивающе спросил Рябой. – К учёным или к Слепому доктору на болота?

– К доктору, - коротко ответил я и взвалил неожиданно лёгкое тело бродяги себе на плечо. Троячка то-ли громко выдохнул, то-ли застонал. Новомодный приборчик ПДА на его руке пискнул.

– Вот и хорошо, - закивал Рябой. – Скажу в Лагере, чтобы его пока с довольствия не списывали.

Я захромал к выходу из цеха. Руки Толика безвольно били по моей спине. Обогнавший меня Рябой предупредительно отворил и придержал скрипучую перекошенную дверь. Снаружи было солнечно. У распадающегося на куски бетонного забора потрескивала малая «Электра». Ржавый остов трактора все так же бодал бампером землю. На покосившемся столбе ЛЭП качалась ветром ржавая табличка «Не влезай…».

Костёр, который развели Костик и Рябой, уже больше дымил, чем горел. На большом плоском камне чернела копотью большая наполовину выкипевшая кружка воды.

Рябой вдруг догнал меня и решительно тронул за свободное плечо.

Я обернулся на ходу.

– Продай «Колючку», - попросил он, сам перепуганный своей наглостью. В глаза мне он старался не смотреть.

– Я перевел взгляд на Костика. Тот смотрел на меня с надеждой.

– Что дашь? – спросил я, даже не сбавляя шага.

– Есть палка вяленной колбасы, хлеб, чай, шоколад, - стал перечислять Рябой, семеня рядом.

– Водка, десять патронов к ПМ, - понизив голос, добавил Костик.

– Выручай, Гробовщ..., - продолжил было он и тут же получил локтём поддых от старшего.

Я остановился и смерил бродяг взглядом.

– Не сердись на него, - сказал Рябой, бледнея. – Мы пустые. Почти. А Киров, падла, требует, чтобы «порожняк» держали в штрафных изоляторах на трети пайка. Уже избу выбрали и колючей проволокой обмотали. Окна заколотили.

– И охрана из актива. С-суки, - добавил Костик, севшим голосом.

– Так как - обмен? – спросил Рябой.

– Нет, - отрезал я.

Ломоть за шип Черного Бамбука даст больше. А эти… Не пережить им этой ходки. Я присмотрелся: ну да – спящая «Карусель», будь она неладна. И хоронить нечего будет.

Аккуратно положив Толика, в саркофаг, я закрыл крышку. Потом порылся в своём рюкзаке, достал из него кулёк из вощеной бумаги с «Алым жемчугом». Взвесил на руке – грамм на триста потянет – и протянул его Рябому:

– Колбаса, хлеб, чай, шоколад, - назвал цену я. То, что они к вечеру помрут, ещё не повод их грабить.

Рябой кивнул Костику и тот метнулся к рюкзаку у костра. Мелькнуло и пропало видение: два мёртвых тела, одно из них – Костик, кровавый отпечаток ладони на верхнем клапане моего рюкзака…

– Даже и не думай, - сказал я Рябому.
– И сам сдохнешь, и напарника сольёшь.

– Все мы немощны ибо человецы суть, - пробормотал тот, бледнея, и дрожащей рукой принял кулёк.

– Вот-вот, борись с искушениями, Рябой, - ухмыльнулся я. Взял принесённый Костиком пакет с продуктами, положил его на возок рядом с гробом. Позвоночник вдруг пронзила такая сильная боль, что я чуть не застонал. Медленно дохромал до костра и присел на кучу щебня. Сейчас отпустит…