Гробовщик

Закончив ужин, я поблагодарил ещё раз Алесю и вышел на крыльцо покурить. Кораблёв увязался за мной. Какое-то время мы, молча, пускали дым в вечернее небо. Я ждал. Не зря же Кораблев попёрся в такую даль. Не из-за жаренной картошки, в самом деле.

– Я тут одного бродягу подобрал. Покойника практически, - наконец заговорил ученый.
– Ты бы его посмотрел...

– А что с ним не так?
– спросил я.

Однажды, сдавая ему очередного пострадавшего в аномалии, я возьми и брякни про пациента кое-какие подробности, про которые неоткуда было мне знать. И сам бродяга проболтаться не мог, потому, как был не в состоянии.

Вот тогда и всплыла моя способность видеть людей насквозь. Кораблев, помнится, в тот раз остался к этой фишке равнодушным. Но, гляди же – не забыл.

–

– Интересный такой пациент, - продолжил рассказывать Кораблев.
– Стал я с ним разбираться, и оказался этот бродяга настоящим феноменом для Зоны. В том смысле, что не от аномалии он пострадавший, и в огне не горевший, и в кислоте не превший. И даже не пулей застреленный. Ему в плечо был сделан укол редкого растительного яда. Наподобие кареуры.

– А он стоял и ждал?
– удивился я. – Или его держали? Разве что сонному… Так не проще ли его было придушить или ножом? Где ты его подобрал?

– Не я. Мне его Ерема притащил. Еле теплого. Сказал, что случайно нарвался где-то на юге. Ну, ты же знаешь Ерёму, из него лишнего слова клещами не вытянешь.

Я, действительно, знал.

Ерема - это кровосос у него на побегушках. Кораблев как-то ампутировал бедолаге мертвый, практически гнилой глаз и тем спас от гангрены. Заодно, вылечил его от наркомании. Как оказалось, этих тварей, прежде, чем выпустить в поле, плотно подсаживают на героин. Чтобы далеко и долго не бегали. Вот Ерема у доктора и остался.

Что же касается слов… Я до этого даже и не думал, что с кровососом можно о чем-то разговаривать.

– Мозг этому бродяге полностью спасти не удалось. Яд больно злой оказался – продолжил Кораблев.
– Но даже с тем, что осталось, нужно бы разобраться. Да еще знать при этом, где он врет, а где правду говорит. Поможешь?

Я кивнул. История меня заинтересовала.

– Как стемнеет, выедем, - сказал я.

В это время за одним из домов мелькнула фигурка Генки. Лешка тоже увидел его и, вприпыжку, поскакал навстречу приятелю. Последний выброс не породил ни одной аномалии в нашей деревне, так что я за него особо не волновался. Оставив Кораблева дымить на крыльце,я тоже двинулся к Генке.

– Здравствуйте, дядя Немой, - поздоровался мальчик, заметив меня.
– Послезавтра ближе к вечеру Выброс намечается. Так что будьте готовы.

Эк он ко мне: дядя Немой, да еще и на Вы...

Не хочет перед Лешкой мой авторитет ронять. И на том спасибо.

– Спасибо, - ответил я.
– Буду.

– Лешка, погуляй пока немного, - сказал Генка.

Мальчик обиженно хлюпнул носом и отошёл в сторону.

– Что-то спросить хотел? – продолжил Генка, переходя на «ты».

– Ты что задумал? – без предисловий спросил его я, закуривая. – Зачем голову пацану дуришь? Или скажешь, будто ты просто так – поиграть приходишь?

– А если и так? – буркнул Генка.

Я, молча, смотрел на него.

– Мне скоро надо будет уйти, - наконец сказал мальчик.

– Куда? – не понял я.

– Туда, - со злостью ответил Генка. – Ты же понимаешь, что Зону нельзя бросить без контроля. Нужно на кого-то оставить это хозяйство. Ты не потянешь, староват уже, мозги закисли. Нужен ребёнок от восьми до тринадцати лет. Не Леську же мне нужно было выбирать.

– Так вот для чего они тебе понадобились! – понял я. – Ты ведь давно знаешь, что уйдёшь! А заливал мне, мол, пожалел. Мол, там, снаружи, они мучились, а тут жить будут…

– Ничего я не заливал! – взорвался Генка. Обернулся на встревоженного Лёшку и, уже тише, продолжил. – Ничего я не заливал. Если хочешь знать, ребята сюда попали не по моей воле. Серёга Балон из Восточного лагеря попал в засаду возле Кошовки, аккурат у моста через Припять. Кто стрелял – неважно. Важно, что словил он три пули. Побежал. Чтоб отстали, решил скинуть рюкзак. А перед этим достал из него первый, какой попался, артефакт. Чтоб не пустой был. Он же ещё надеялся в Лагерь вернуться. Бежал пока не упал в каких-то кустах. Сознание потерял от потери крови. А перед смертью в бреду вспомнил родные места: он родом был из Свердловска. Артефакт, как ты уже догадался, «Золотая рыбка», воспринял этот мыслеобраз, как команду к перемещению. Серёгу и выбросило прямо под ноги Лёшки с Алеськой.

Генка замолчал, переводя дух.

– А они как сюда переместились? – спросил я.

– Вот ты у них спроси, - ехидно ответил мальчик. Он уже пришел в себя.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил я.

– Я все знаю, - буркнул этот зазнайка. И глядя на мое недовольно лицо, добавил. – Ну, разведал. Поспрашивал кое-кого. Надо же мне было знать, как их в Зону занесло?

– И все равно, ты врал… - упрямо сказал я.

– Они хорошие, - перебил меня Генка. – И Лёшка, и Алеся.

На последних словах он покраснел. Или это мне показалось?

– Но что мне делать? – продолжил Генка.
– Где искать замену? Еще кого-то из детей сюда заманить?

– А по-другому никак? – спросил я.

Мальчик, молча, помотал головой. Я чертыхнулся.

– Когда ты уходишь? – спросил я.

– Через два месяца.

Я снова чертыхнулся.

– А что с Алесей будет?

– Ничего, - пожал плечами Генка. – Будут друг к другу в гости ходить. А чтоб никто сестрёнку не обидел, Лешка деревню так артефактами обложит – ни одна тварь не прошмыгнёт. Я научу.

– Скоро уже? – подал голос Лёшка, переминаясь с ноги на ногу.

Генка вопросительно посмотрел на меня. Я мотнул головой, мол, иди.

А сам глубоко затянулся почти докуренной сигаретой, глядя в след удалявшимся мальчикам. Криво усмехнулся. Сплюнул.

Всё бы ничего, но в будущем, которое нарисовал этот непонятный пацан, не было места для искорёженного Выбросом, кривобокого и горбатого мутанта по имени Гробовщик.

К дебаркадеру мы с Кораблёвым приехали, когда уже смеркалось. Берег, к которому этот плавучий двухэтажный дом был намертво причален, всё больше обрастал какими-то развалюхами, от которых тянулись друг к дружке деревянные мостки и лестницы.

Пока я распрягал Здоровяка и Малого, учёный сходил в одну из построек, там что-то взревело, запахло соляркой, и берег осветился редкими огоньками лампочек.

– Сюда, - замахал он руками. Снорк Афанасий спрыгнул с дебаркадера, подбежал к хозяину и вытянулся, ожидая указаний. Кровососа Ерёмы было не видно. Бегает, наверное, где-то в округе. Патрулирует. Кораблев от снорка отмахнулся и снова меня позвал:

– Гробовщик, давай сюда!

Я двинулся к нему, чувствуя, как скрипят и прогибаются подо мной деревянные доски. Зашёл следом в приземистую халабуду. Ученый щелкнул переключателем, вспыхнул неяркий свет, и стало видно, что внутри она гораздо лучше выглядит, чем снаружи: небольшая, чистая и просторная больничная палата. Из четырёх пружинных кроватей была застелена только одна. На ней покоился человек, у которого правая нога обрывалась выше колена культёй. Его налысо бритая голова была покрыта опоясывающим от виска до виска шрамом. Будто кто-то снял ему верхушку черепной коробки, а потом приладил её на место. Глаза пациента под закрытыми веками постоянно двигались, он вздрагивал. Стонал, из уголка рта стекала по щеке тоненькая нитка слюны.