Гром над Тьмой Часть 4

Порталы, кричало во мне желание жить, отчаянно цепляясь за ветви здравого смысла, открывай порталы!

Страх возликовал, когда я лишь на мгновение ему поддался. Словно я перестал управлять собой, мои руки двигались вопреки моей воле, открывая свежий портал наружу.

Моих ушей коснулся громоподобный гогот. Осознав, какую глупость я только что сотворил, я заспешил захлопнуть только что открытое окно.

Поздно.

Потоком ветра меня подхватило, будто лист бумаги — ещё никогда я не чуял себя столь беспомощным. Обида грызла меня изнутри, источая яд с каждым вопросом — это ты, что ли, Бог Равновесия, Владислав? Это тебя боялись, это ты захватывал, покорял, отвечал на каждый вызов судьбы не улыбкой покорности, но оскалом борьбы? Где твои силы сейчас? Почему тебя, будто клок использованной сортирной бумаги мотает по ветру, когда каждый под тобой бьётся, бьётся, не ведая жалости к собственной мгле?

Упавшей звездой я врезался в полчище пожирателей душ. Кишащая голодными тварями волна нехотя приняла жар моего падения.

— Знаешь, что они увидели? — вкрадчиво, не скрывая собственного игривого восторга спросила у меня Тьма. — Твоё падение. Их бог пал, их жизни потрачены впустую, их семьи станут моей добычей. Всё только потому, что ты оказался слишком слаб.

— Захлопнись! — я воспарил под самые небеса. Мать Тьма, долгое время прятавшаяся в своих покоях, оглядывала свой мир, будто видела его впервые. Я бросился на неё оголодавшим до хорошей драки псом.

Мой кулак врезался в её мягкий, женственный живот. Вспорхнули на ветру нижние юбки, обдали меня потоком воздуха. Словив мой удар, Мать Тьма подстреленной птицей, точно как я сам за пару мгновений до этого, устремилась к земле.

Развернулась на полпути, восстановив равновесие. Её радость сменилась холодным, охотничьим азартом. Всё её богатство женственных форм в один миг обратилось полчищем лезвий. Готовясь к свежей атаке, она готова была пустить в ход всё, что у неё есть.

Мы схлестнулись с ней, будто солнце с луной. Две звезды, не ведая единого покоя в изодранном небе, закружились в дивном, чарующем танце.

Я бил не щадя, не задумываясь, не глядя — словно остервеневший в край мальчишка. Моя обидчица не отставала. Меня жгло огнём её уничижающего взгляда. Скверной по моему обнажённому телу бежали её черные, полные смертельных фантазий мысли. Злым сарказмом она била мне в спину. Насмешка за насмешкой — уже не с её уст, совращенных во мне сомнений — подтачивали древо моей уверенности.

Брошенным камнем я врезался под самое основание башни — стремительный рывок Тьмы не прошёл для меня даром. Крепость, не знавшая поражений, не ведавшая способного сломить её противника, вдруг вздрогнула. Меня с ног до головы осыпало крошевом. Я видел, как со всех сторон вынырнула пехота — отчаянная, потерявшая всякую надежду, но всё еще пытавшаяся защитить Бога.

Своего Бога.

Жрицы оказались рядом со мной раньше. Нежными руками, будто боясь мне навредить, они помогали моему телу вновь оказаться на ногах. Я поднимался титаном. Краем глаза я видел, как позабыв обо всём, ко мне стремится Дуська. Едва завидев меня, она спешила — не на выручку, нет. Ко мне её толкала любовь и кипящее варево готового излиться через край волнения.

«Прости, маленькая, — сказал я, на миг зажмурившись. — Я буду весь твой. Я буду весь их — вот только всё закончится, и я обязательно...»

Я оборвал тщетность мыслей на полпути. Словно несущийся на всех парах состав я врезался в кипу восставших передо мной душеедов. Я хватал их на бегу, разламывая на части. Они мерзко хрустели под моими ногами, брызгая в сторону грязными лужами. Единым прыжком я оказался у их матери, повисшей над землей.

Всё, чего она жаждала от меня — так это того, чтобы я открыл ей портал! Закрыть его не могу. Но пока я жив, ты не пройдешь!!!

Её обман ядом ложился на душу, словно вложив в самоедство все силы, я лил на себя один упрёк за другим. Там, заключённая, она была опасна, но теперь она свободна!

Поздно плакаться. Время делать!

Ожидая меня, белесым призраком она ринулась мне наперерез. Я встретил её унизительной, мокрой пощёчиной. Не желая больше терпеть, ярость ударила из моей груди, вклинилась в неё, обволакивая с ног до головы.

Я чуял себя не богом, а вспахивающим бесконечное поле стариком. Корка гнева, которым я окружил Мать Тьму, лопнула под её напором. Не желая больше ведать оков, она рвалась наружу, не щадя собственных сил. Я врезался головой ей в живот — единым снарядом мы вонзились в толщу сражения. Отряд орков, в который мы врезались, исчез, испарился, лёг на алтарь нашей ненависти друг к другу.

Влюблённой парочкой мы сплелись в объятиях сражения. Мир, люди, защитники, крепость, боги — всё в один миг обратилось для меня в ничто. Я удавлю эту нечисть, чего бы мне это не стоило! Не успевший нырнуть в сторону, в кровавое месиво под моим неосторожным шагом обратился эльф. Павшим исполином наземь рухнула Мать Тьма, погребая под собой укрывшихся в алтарной чародеев.

Крепость трещала под мощью наших ударов. Тщетно взывал ко мне здравый смысл, приказывая прекратить, остановиться, одуматься! Я крошил и крушил. Я вырывал из стен целые башни, булыжниками обрушивая их на голову повелительницы Тьмы. Будто обезумев, я бил — наотмашь. Глаза мне застилала красная пелена злобы. Несчастной женщиной я валил её наземь. Стоило лишь ей поднять голову, как она вновь подкашивалась, падала. И тогда я потянул руки к её горлу.

Можно ли убить Бога?

А задушить саму Тьму? Я не знал, но вижу я, никогда не поздно это проверить.

Я швырну её прочь, как мусор. Я раздеру её на части, не оставив и следа. Трофейной шкурой протащу по всем мирам, приколочу жалкие остатки к небесам, дабы каждая паскуда, что отважится бросить вызов мне и тем, кто в меня верит, видел и знал, что с ним будет...

Она лишь отвечала мне смехом. Её поганый гогот стоял у меня в ушах, не давая сосредоточиться. Будто плеть, он подгонял меня — бей! Бей ещё и не жалей!

Мой следующий удар потонул в её чреве, увяз, заглох. Дрожа от дикой злости, желая высвободиться, я и не заметил, как её колено врезалось мне в живот. Не давая мне опомниться, её кулак с огромнейший силой опустился мне на спину.

Позвоночник не оценил её гостинцев.

Боль — как давно я чувствовал боль по настоящему, точно так же, как смертные?

У меня перехватило дыхание, слабость навалилась мне на плечи — наконец, получив долгожданную свободу, я нелепо попятился. Мать Тьма взвилась надо мной сплошным бедствием. С её рук потоком хлынули теперь уже не десятки и сотни тысяч пожирателей душ.

Миллионы.

Им нет числа.

Собираясь с силами, я вновь бросил на неё своё тело, но ещё недавно покорно принимавшая от меня побои Тьма теперь с легкостью отбивалась. Ей удавалось вывернуться всякий раз, едва мой кулак касался её чрева. Из неё шипами вырастали клинки, распарывая мне руки, нещадно впиваясь в ноги и плечи.

Это конец — сердце набатом стукнуло в моей груди. Наше сопротивление, наша борьба здесь — всего лишь агония умирающего, последняя попытка ухватиться за жизнь того, кого уже цепко держит в своих когтях смерть.