Гроза 3

Противники резонно указывали на слабую броню, бесполезную в столкновениях с танками пушку малого калибра в двадцать миллиметров, на то, что десанта она берeт меньше чем БТР.

Сторонники доказывали, что если не гнать БМП по-глупому на противотанковые батареи, как было в начале войны с лeгкими Т-26, то эти недостатки достоинствами станут. Какой танк сможет восемь человек десанта с собой взять? И не на броне, открытой всем ветрам и прочим капризам погоды, а внутри корпуса. Калибр у пушки не позволяет с танками бороться? Забрось внутрь машины пару гранатомeтов, вот и противотанковое средство с собой. Десантников в два раза меньше, чем в бронетранспортeре? Зато пушка есть, а ещe спаренный с ней пулемeт, а у БТРа только пулемeт.

В конце концов, самые разумные предложили у пехтуры спросить, что для неe лучше - бежать за танком, или в нeм, то есть в БМП, ехать?

Как узнал Володька после приезда, первые эшелоны с этими машинами в армию генерала Катукова пришли ещe в начале апреля. Только распределили их по механизированным корпусам армии. Посчитали, что там они нужнее.

Впрочем, всe чаще раздаются голоса, что нужно корпуса армии переформировать. В танковый корпус добавить мотопехоты, а в механизированных корпусах увеличить количество танков, приведя их, таким образом, к единому штатному расписанию. Первые попытки это сделать предпринимались ещe в начале года, но передышка между боями тогда оказалась слишком короткой. Не получится и сейчас. Разве что после взятия Берлина.

В училище всех мучил вопрос - закончится ли война после захвата вражеской столицы. Люди далeкие от фронта считали, что так, скорее всего, и будет. Офицеры фронтовых частей, знакомые с противником не из бодрых репортажей радио и газет, а из собственного опыта, придерживались мнения, что одним Берлином не ограничится. Нужно дойти не только до Эльбы, а хотя бы до Везера, чтобы противник захотел садиться за стол переговоров. А пожелает ли наше командование заключать мир? Так что воевать ещe не одну неделю, как мнится некоторым в далeком тылу, и даже не один месяц, как бахвалится радист его экипажа Михеев, а скорее всего не менее полугода, в чeм уверен и сам лейтенант Банев, и его друг старшина Данилов, и другие осторожные в оценках офицеры и солдаты их батальона.

Как всe-таки быстро привыкли к новым званиям. Ещe полгода не прошло после указа о введении звания офицер, а уже и «Офицерский вальс» появился. «И лежит у меня на погоне незнакомая ваша рука», - напел Володька строку песни, которую часто ставили на танцплощадке «Дома офицеров». Девушки просто млели от этих слов, поглаживая пока ещe не офицерские, а курсантские погоны.

И была среди них одна студентка медицинского института по имени Настя.

Володька вздохнул, вспоминая голубые глаза, вздeрнутый носик, яркие губки бантиком на красивом лице, обрамлeнном светлыми волосами. Хотя... Ничего и не было, кроме нескольких танцев, да одного шутливого поцелуя в щeку, когда он всe-таки напросился проводить еe до дому. Даже фотографии нет, которой можно было бы похвастаться перед друзьями. Настя в день их последней встречи всe отшучивалась, да через предложение вспоминала Ванду, про которую прочитала в той злополучной статье из Огонька. Марек Сосновский проболтался, что Володька и есть тот самый знаменитый старшина Банев. Глаза Настиных подруг при этом известии загорелись огоньком интереса, а вот у самой Насти погасли. «В заповеднике не охочусь!» - шутила она, когда курсант Банев попытался разузнать причины охлаждения их отношений.

Володька вздохнул. «Заповедник имени Ванды...» А как же еe фамилия?

Теперь лейтенант Банев рассмеялся. Жених называется. Фамилию невесты не знает. Да и какой жених? Детская влюблeнность, закончившаяся так же быстро, как и началась. Если бы не Михеев с его длинным языком, давно позабылись бы и взгляды Ванды, и еe лицо.

Володька покосился на карман, в котором ждало своего часа письмо «прекрасной полячки». Выкинуть что ли? Или отдать тому же Михееву, пусть отдувается за свою болтливость.

– Командир, комбат на связи.
– Из соседнего люка, оттеснив Сергеева, высунулся заряжающий Сорокин.
– Спрашивает, когда будем.

– Сейчас будем.
– Ответил Володька.
– Почти добрались.

Что же там произошло, что Игнатов вышел на связь? Ведь обо всeм договорились. Не стоит забывать и о жeстком запрете на переговоры открытым текстом, действующим в армии с начала этого года. Танкисты вспоминали анекдот о том, что детей вначале учат ходить и говорить, а потом требуют, чтобы они сидели и молчали. С радиосвязью то же самое. В начале войны приучали пользоваться рациями, а теперь приучают молчать в эти же рации.

Немцы тоже молчат. Знают, что в ответ на излишнюю болтовню заявляются штурмовики, и тогда решившиеся на долгий разговор по рации клянут свою болтливую глупость. Если, конечно, живыми останутся.

Оберлейтенант храбрый человек, раз не побоялся авианалeта. Или дурной. На войне, очень часто, это одно и то же.

Интересно, а самого лейтенанта Банева куда нужно отнести? К храбрым или дурным?

– Да, что ж мне теперь разорваться что ли?
– Пробормотал Володька, вспоминая любимый анекдот капитана Косых про обезьяну, выбиравшую себе место или среди умных, или среди красивых.

В железнодорожном депо, служащем третьей роте ангаром и казармой одновременно, возвращения их тридцатьчетвeрки уже ждали. Вдоль стены нервно прохаживался командир батальона старший лейтенант Игнатов.

Володька спрыгнул с брони, подошeл к комбату.

– Товарищ старший лейтенант, командир третьей роты лейтенант Банев прибыл. Проводили разведку местности перед боем.

– Чего вы там высматривали, лейтенант?
– Излишне официальным тоном встретил своего ротного комбат.

– Возможные пути безопасного подхода к немецким позициям.
– Отрапортовал Володька, не сдержался и добавил.
– Что случилось, командир?

Игнатов кивнул головой в сторону выхода из депо и направился на улицу. Банев пошeл за ним. У вывороченного танком шлагбаума командир батальона остановился, смахнул пыль с лежащих рядом шпал и сел на них. Володька устроился рядом. Игнатов вытащил пачку папирос, протянул своему подчинeнному, дождался, когда тот возьмeт папиросу и прикурил сам. Комбат не торопился начинать разговор и Володька благоразумно сохранял молчание. Когда начальство посчитает нужным просветить его о цели своего прибытия, тогда и он заговорит. Наконец Игнатов отбросил окурок в сторону, отряхнул с колен пепел и заговорил.

– Может, Володь, передумаешь прогулку устраивать.

– Что-то важное произошло, командир?
– Спросил Банев по-прежнему официальным тоном, хотя они с Игнатовым были на «ты» и по имени ещe с начала войны, после того, как танк сержанта Банева на третий день войны спас экипаж взводного Игнатова, подбив вышедший в тыл взвода немецкий панцер.

– Командарм в нашей бригаде.
– Ответил Игнатов.
– Пока в штабе, а потом должен по батальонам проехаться. Мне комбриг час назад позвонил, предупредил, что у нас будет непременно.

– А ты разведку боем отменишь?
– Володька посмотрел в глаза своему комбату.

– Ты же знаешь, что не могу.
– Ответил старший лейтенант Игнатов.
– Не в моих силах.

– Вот и я не могу, хоть и в моих силах.
– Пояснил лейтенант Банев.

– Сожгут ведь.
– Комбат начал приводить доводы, способные подействовать на решение командира третьей роты.
– Или ты в самом деле веришь, что этот Густав в одиночку на бой выйдет?

– Не веру, конечно.
– Володька покачал головой. Оберлейтенанту Оберту он не верил, и не надеялся, что немец верит ему. Да и какая может быть вера обычному лейтенанту. И пожелает он быть честным, да кто ж ему позволит. Если советское командование желает воспользоваться романтическими бреднями немецкого танкиста, то почему его непосредственные начальники должны поступать по-другому.