Гроза 3

– Да, это моя вина.
– Согласился Гельмут.
– Но я сам искренне верил в дело Гитлера, пока не побывал на войне.
– Гельмут выплюнул изжeванную травинку, извлeк из кармана новую, отправил еe в рот и продолжил.
– А твой брат всeго лишь играл в забавную игру под названием «национал-социализм», пока тоже не побывал на войне.

Густав ждал продолжения, а его собеседник прервался, то ли собираясь с мыслями, то ли решая, что именно можно рассказать командиру о той давней ссоре.

– В самом конце войны нам в поддержку дали марокканцев, или нас в поддержку им. Ты их должен помнить. Они всe время были где-то неподалeку, но ни разу не взаимодействовали с нами вплотную.

– Гельмут опять перекинул травинку и облизал губы. Чувствовалось, что данный разговор ему неприятен, но он решился избавиться от этого груза.
– Нам в тот день не повезло захватить госпиталь республиканцев.

Густаву пока не понятна была логика рассказа. Почему не повезло?

– Я там встретил одну медсестру, француженку из добровольцев. Ты же знаешь, их там много было.
– Гельмут уставился пустым взглядом себе под ноги.
– Жанной еe звали. Она по-немецки довольно хорошо говорила, а я кое-как по-французски изъяснялся. Всe просила меня взять их госпиталь под охрану...
– Гельмут прервался, погонял травинку из одного угла рта в другой, сплюнул густую слюну и продолжил.
– Я ещe посмеялся над еe страхами. От кого защищать? Мы ж не дикари какие-то? Про марокканцев я тогда не подумал.

Густав внутренне замер. Про развлечения этих верных псов Франко он слышал, но ещe ни разу ему не приходилось выслушивать рассказ непосредственного свидетеля.

– Оставили мы их тогда, по своим делам уехали. А когда вернулись...
– Гельмут окаменел лицом.
– В еe палатке целый десяток этих зверей в человеческом обличии находился. А на полу Жанна валялась. Ещe живая... Но без кожи... Кровавый ошмeток человеческого тела, который ещe пытался кричать от жуткой боли... А эти нелюди весело хохотали при каждом звуке, который она издавала...

Густава начало мутить. Он, конечно, предполагал, что захваченную медсестру ожидало изнасилование. Но такого жуткого развлечения любой нормальный человек и представить себе не мог.

– Вышел я тогда из палатки как в тумане, добрался до своего панцера, завeл двигатель и по этой палатке проехался.
– Гельмут перевeл взгляд вдаль.
– Вперeд-назад, вперeд-назад, вперeд-назад... Пока крики этих тварей слышны были.

Гельмут замолчал. Молчал и Густав, не решаясь прервать страшный рассказ.

– Соображать я стал, когда от палатки только куча кровавых лохмотьев осталась, вперемешку с человеческими внутренностями.
– Продолжил Гельмут.
– Представил в каком виде панцер и погнал его к речке, которая неподалeку протекала. Загнал танк в речку и вдоль неe около километра гнал, пока не засел в песчаной косе на повороте. Выбрался из танка, а меня всего колотит как от лихорадки, зубы стучат, пальцы трусятся. Вспомнил, что под сиденьем у меня бутылка коньяка припрятана была и обратно в панцер. Отхлебнул несколько глотков, вроде полегче стало. Решил я тогда в лагерь идти, бутылку, естественно, с собой прихватил. Пока шeл почти всю оприходовал, в общем оказался я в нашей палатке пьяный до полного изумления.

Гельмут поменял травинку и продолжил.

– Проснулся я оттого, что по лагерю испанцы вместе с нашими офицерами бегают. Выясняют - кто с марокканцами расправился. Наши, конечно, всe отрицают. И машины все на месте, и люди в наличии. Вдруг слышу к моей палатке идут. И голос знакомый говорит, что «этот негодяй здесь».

Гельмут в очередной раз замолчал.

– Я не понял, а причeм тут ваша ссора с Хайнцем?
– Спросил Густав.

– Предал меня твой брат!
– Отрезал Гельмут.
– Сам пришeл к испанцам и указал - кто это сделал и где он находится.

Пришла пора молчать Густаву Оберту. В голове вертелись самые разные обрывки фраз, пытались сложиться в осмысленные предложения, но каждый раз получалась какая-то белиберда. Наконец нужные слова были найдены.

– Почему он это сделал?

– Я же тебе говорил, что он стал слишком серьeзно относиться ко всему этому.
– Гельмут опять кивнул в сторону флага со свастикой.
– Я его тогда тоже спросил - почему? Он мне так и ответил - «ради сохранения дружбы между борцами за общее дело».

Густав вдруг подумал о том, что испанцы не должны были выпустить Гельмута живым.

– Как ты уцелел?

– Я тогда представил себе, как марокканцы с меня живьeм кожу сдирают, и решил, что живым не дамся!
– Гельмут нервно дeрнул губами в некоей пародии на улыбку.
– Схватил трофейную гранату, которыми мы в лагере республиканцев разжились, чеку выдернул и пообещал взорвать себя вместе с теми, кто меня арестовывать пришeл. Испанцы врассыпную. Один Хайнц остался. Тогда мы с ним и поговорили в последний раз.
– Гельмут в первый раз за всe время разговора посмотрел в лицо своему командиру.
– Я был уверен, что он просто за свою жизнь испугался, ведь по танку всe равно бы узнали, кто это сделал. А он мне бред «про общее дело и единение борцов с коммунизмом».
– Гельмут отвернулся и закончил усталым голосом.
– Я с нелюдями и людоедами объединяться не желаю, какими бы идеями они свои звериные инстинкты не оправдывали.

– А потом?
– Спросил Густав.

– А потом меня наши лeтчики в ближайший самолeт затолкали и на взлeт. Вместе с гранатой. Я еe над лагерем марокканцев выкинул. Они в это время в центре толпились и орали что-то. Надеюсь, попал.
– Гельмут усмехнулся.
– Затем меня в «тeтушку Ю» посадили и в Рейх. В Германии шум поднимать не стали, погоны, награды, партийный значок втихую с меня долой, и в отставку. Я, откровенно говоря, концлагеря ожидал, но обошлось.

У Густава возник ещe один вопрос.

– А почему ты пошeл в мой экипаж?

– Ты позвал. Я пошeл.
– Гельмут пожал плечами, демонстрируя, что не понимает смысл заданного вопроса.

Густав не нашeлся что сказать.

– Густав, у меня к тебе одна просьба.
– Гельмут поменял очередную травинку.
– Не бери Карла с собой. Не нужно малышу в этом участвовать.

Густав опять промолчал. Мать слeзно умоляла его взять младшего брата с собой. Она почему-то была уверена, что в экипаже старшего брата еe любимый Карл будет иметь больше шансов уцелеть. Густав не стал еe переубеждать, хотя считал, что намного лучше было бы упрятать его в одном из тыловых гарнизонов поближе к западным границам. Но не сложилось. Старые армейские друзья отца попали под подозрение в нелояльности при расследовании прошлогоднего покушения на фюрера и были отправлены в отставку. Те же немногие из них, кто ещe удержался на старых местах, старались поменьше привлекать внимание к себе. Пришлось забрать шестнадцатилетнего Карла с собой и зачислить радистом в свой экипаж.

– Мне кажется, Гельмут, что когда-то ты точно также уговаривал Хайнца не брать в экипаж меня.
– Густав покачал головой.
– Почему?

– Вольно или невольно ты будешь стараться уберечь его, не подставить борт, у которого он сидит. Значит ограничишь нас в манeвре.
– Пояснил Гельмут.
– Хайнц поступал точно так же в том бою под Гвадалахарой.

– Я постараюсь сделать так.
– Заверил своего механика-водителя оберлейтенант Оберт, встал и направился к стоящему за холмом танку.