Гроза над Россией. Повесть о Михаиле Фрунзе

Степь, скорбно подрагивая и трепеща, наполнялась ревом моторов.

— Броневики, — определил Фурманов, вскинув бинокль.

С обоих флангов их обходили казачьи эскадроны, на центр надвигались бронемашины. Маневр Андерса был простым, но чрезвычайно опасным, и Фурманов воздал должное полковнику.

— Рассчитывают огнем броневиков устрашить нас, а когда попятимся — бросить конницу с обоих флангов. Рассчитывают на психологический эффект, — сказал он самому себе. — Ну да чапаевцев психологией не запугаешь, под Уфой ее испытали!

Броневики приближались.

— Ложись! — скомандовал Фурманов. — Ложись, пропускай в тыл машины! — повторял он команду, с радостью слыша, как полетели слова его по цепям, и видя мгновенно падающих в черный пепел чапаевцев.

Бронированные машины проскочили через цепи, но не успели развернуться — чапаевцы отрезали от них конницу пулеметным огнем. Казаки умчались, не смея атаковать, броневики поспешно ушли.

— Не получилось эффекта, — с наслаждением заметил Фурманов. — Потерь у нас нет и, слава богу, страха нет.

Прискакал Чапаев и, узнав, как ловко иванововознесенцы ликвидировали опасность, во весь голос, чтобы слышали все, похвалил Фурманова:

— Комиссар у меня — не пень еловый! Награда за мной!

Пришпорив лошадь, он умчался в бригаду Ивана Кутикова — узнать обстановку, ободрить, похвалить, обругать, наказать, если потребуется.

Вечером следующего дня Чапаев разгромил на берегу Урала отборные батальоны полковника Андерса и освободил станицу Соболевскую. Андерс, собрав рассеявшиеся по степи части, отступил.

— Я так надеялся на вашу победу под Соболевской, а вы не проявили воли к победе. Не могли сжечь измученных переходами лапотников. Стыдно, полковник! — выговаривал Андерсу командир корпуса, старый царский генерал.

— Степные пожары — палка о двух концах, но вам представляется счастливый случай покончить с Чапаевым, — ядовито сказал Андерс.

В последнее время его томило предчувствие новых неудач: все получается не так, как хочется, рушатся самые смелые замыслы, растерянность сменилась страхом поражения, а поражение — самый верный путь к панике. С невероятными усилиями ему удалось собрать разбежавшихся солдат и офицеров, но многих недоставало. Одни погибли под чапаевскими саблями, другие перебежали к красным, третьи скрылись в безводной степи. Смерть, измена, трусость разваливают Особый отряд, и то же самое творится в конном корпусе.

Андерс посмотрел на генерала: тусклое, невыразительное лицо, ни вдохновения, ни мысли, ни эмоции. «Я знал Корнилова, Краснова, Керенского, Колчака. Кто-то из них обладает храбростью, кто-то — умом, а этот? Чурка с глазами... Когда пьян, его рвет военными секретами».

В окне хаты темнело степное небо со спелыми июльскими звездами, скверно пахло конским навозом, тлением неубранных мертвецов.

В комнату вошел Казанашвили.

— Тебе чего? — сонно спросил генерал.

— Мародера поймал. С убитых офицеров снимал часы и кольца.

Сонная одурь сошла с физиономии генерала, встрепенулся и Андерс. У обоих сразу появилось желание сорвать на ком-нибудь зло.

— Где он, твой мародер?

Казанашвили распахнул дверь, часовой ввел казака.

— Ты обкрадывал мертвых? — гневно спросил генерал. Казанашвили толкнул в спину казака.

— Покажи украденное, — приказал он.

Казак вынул из-за пазухи три золотых кольца, пару серебряных карманных часов — они мелко задрожали на растопыренных его пальцах. Казанашвили взял часы и кольца, швырнул на стол.

— Нэгодяй! Мошенник! Стрелять, только стрэлять! — рассвирепел он.

— Как ты мог решиться! Ты же кощунствовал над своими защитниками, мерзавец! — ругался Андерс.

— Почему другим можно, а мне нельзя? Вот они... — показал казак на Казанашвили, — вот их благородие в Оренбурге зорили богатых казачков, я сам видел. Им можно, а мне нельзя? — повторил казак.

— Мародер в преступлении сознался. Прикажете расстрелять? — всем видом выражая готовность, спросил Казанашвили.

— Мародеров не расстреливают — мародеров вешают, — назидательно ответил генерал. — Повесить утром перед строем его сотни! Кто еще есть в контрразведке?

— Чапаевский шпион. Поймали в прибрежных кустах на Урале.

— Выведывал наши тайны, теперь выдает чапаевские?

— Никак нет, ваше превосходительство.

— Приведи его, хочу взглянуть.

Казанашвили ушел, подталкивая в плечо сникшего мародера.

Андерс с несвойственной ему меланхолией произнес:

— Пусть погибнет мир, но свершится правосудие...

— Какое там правосудие, полковник... Я бы и Казанашвили повесил вместе с мародером, он ведь тоже мародер, только покрупнее, — отозвался генерал, и щеки его подернулись зеленоватой бледностью.

Вернулся Казанашвили с пленником, молодым краснощеким парнем в разорванной, окровавленной тельняшке, обтрепанных штанах, босым. Из-под шапки выгоревших русых волос смотрели влажные синие глаза.

— Откуда родом, братец? — ласково спросил генерал.

— Волгарь я, из-под Саратова.

— С немцами воевал?

— Два георгиевских креста за пять немецких ран.

— Да ты просто герой! Покажи-ка свои раны.

Матрос повернулся багровой исполосованной спиной, и рыдания сотрясли его мускулистое тело.

— Ты что же расплакался, братец? Неужто из страха, что расстреляем?

— Нет, — сдавленно ответил матрос.

— Тогда от раскаяния, может?

— От обиды. Захватили меня казаки, привели вот к нему, — матрос повернулся к Казанашвили, — а он спрашивает: «Шпион?» — «Красный разведчик», — отвечаю.

— Так сразу и признался? А еще георгиевский кавалер, — мягко упрекнул генерал.

— Так вы же все равно расстреляете. Мне теперь и господь бог не поможет...

— Это верно, бог всегда в стороне. Пошел, значит, ты по шерсть и сам оказался остриженным. И от такой-то обиды заплакал?

Матрос отрывисто закашлял, вытер ладонью рот.

— От иной. Говорит вот он, — матрос снова показал на Казанашвили. — «Снимай, — говорит, — тельняшку, бить будем». — «По немецким ранам, что получил за Россию, лупить будешь? Бей лучше в рыло, а раны не оскверняй». А он в ответ: «По ним и бить стану, чтоб больнее было!»

— Да, такое слушать обидно, — добродушно согласился генерал. — Но обиды забываются, братец, а я воздам тебе должное и за твою храбрость, и за твои святые раны. Расскажи, сколько у Чапаева орудий, пулеметов, о нем самом что знаешь?