Гроза над Россией. Повесть о Михаиле Фрунзе
Шрифт:
Уже второй день, как она послана, а ответа от Ленина все нет и нет.
Усталость наконец овладела им, он положил голову на стол.
Брезжил хмурый рассвет, но ни начальник штаба, ни адъютант не решались нарушить краткий сон командующего.
В салон-вагон вошел Гусев, положил руку на плечо Фрунзе:
— Телеграмма от Ленина...
Он проснулся, мгновенно выпрямился, провел ладонью по вискам.
— Ответ на нашу?
— Ответ...
Неприятным себе самому голосом Фрунзе прочел:
— «Возмущаюсь Вашим оптимистическим тоном, когда Вы же сообщаете, что только один шанс из ста за успех в главной, давно поставленной задаче. Если дела так безобразно плохи, прошу
— Ленин снова дал нам урок серьезного отношения и к слову, и к делу, — сказал он, глядя на Гусева.
Телеграмма взволновала, расстроила, но и придала ему новые силы.
С поражающим всех военных специалистов искусством и неутомимостью проводил он боевые действия, мгновенно реагируя на изменяющуюся обстановку. Он оказывал помощь войскам в те минуты, когда они в ней особенно нуждались, изменял планы сражений, вносил коррективы в действия военачальников.
Его политическая зоркость и воля помогали и штабу, и командармам разрабатывать все новые и новые варианты окружения и наносить неожиданные удары.
Буденному он приказал захватить Сальковский и Арабатский перешейки, взорвать мост через Генический пролив и войти в Крым. Такой рейд буденновской конницы отрезал Врангелю все пути на полуостров. «Если 1-я Конная выполнит поставленную перед ней задачу... то весь цвет армии Врангеля будет нами окружен со всех сторон и уничтожен», — телеграфировал он Ленину.
В тот же день командарм 6-й армии Корк получил приказ приступить к подготовке артиллерийской атаки на Перекоп. Фрунзе требовал немедленно занять северное побережье Сиваша, переправиться через него и овладеть всем районом перешейков.
Теперь, казалось, барону не вырваться из смертного круга.
Врангель понял свою обреченность, но все же решил разорвать железное кольцо. Он отдал приказ об отходе войск в Крым, и все главные его силы устремились к Чонгару.
На этом единственном пути их встретили конники Буденного и пехотинцы Корка. С невероятными потерями пробивались врангелевцы к мосту. Только по нему еще можно было прорваться за бастионы Турецкого вала.
Врангель получал непрерывные донесения, и каждое новое было страшнее предыдущего. Двадцать тысяч его солдат сдались в плен, сто полевых орудий захвачены красными, почти все танки — новое и грозное оружие — уничтожены. Теперь уже ничто не поможет ему, если не произойдет чуда.
И чудо произошло.
Единственный мост через Генический пролив оказался целым и невредимым. По этому-то мосту и прошли главные силы Врангеля.
Никогда еще не видел член Реввоенсовета Гусев в такой ярости командующего.
Багровый от возмущения, с гневными глазами, Фрунзе говорил так, словно бросал в Гусева булыжники:
— Врангель вырвался из окружения! Зажатый со всех сторон, отрезанный от всех перешейков, он все же пробился в Крым. С колоссальными жертвами, но пробился. Нельзя не признать, что это замечательный отход. Я приказал взорвать мост, но моего приказа не исполнили. Что это? Небрежность? Оплошность? Недомыслие? Сергей Иваныч, что же это такое? Теперь нам придется атаковать в лоб твердыни Перекопа. Что я сообщу Ленину? Что?!
— Сообщи ему правду, — угрюмо ответил Гусев.
Бывает такое смутное состояние, которое называется сумерками души. Врангель находился в таком состоянии.
«Война продолжается, но уже без всяких перспектив. У нас остались только мечтания: отсиживаясь за перекопскими укреплениями, ждать, что большевики рухнут сами по себе.
Белые должны пережить красных — эта психология овладела всем моим генералитетом. Красным не взять Перекопа. Перекоп — это неколебимая стена, которую невозможно сбить лобовыми атаками. Об этом кричат крымские газеты, о том же дает интервью генерал Слащев», — думал барон и, придвинув к себе ворох свежих газет, развернул еще пахнущий типографской краской номер «Времени». Под огромными заголовками во всю полосу газета опубликовала выдержки из интервью с генералом. Слащев утверждает, что население Крыма может спать спокойно. Белая армия так велика и сильна, что на защиту полуострова хватит и одной пятой ее состава. «Войска всей красной Совдепии не страшны Крыму», — заключал генерал Слащев.Врангель поморщился: «Вот уж действительно бурбон. Ничего не понял, ничему не научился. Красные разгромили корпус Слащева, мне пришлось заменить его другим генералом, а он еще дает хвастливые интервью!»
Барон не верил ни генералам, ни газетам: уж кто-кто, а он-то знал трагическое положение дел. Он продолжал просматривать убористые колонки текста со смешанным чувством тоски, обреченности и злости на недальновидность своих помощников и восхвалителей.
Вот передовая из «Таврического голоса»: «Испытанная, закаленная в боях армия генерала Врангеля не знает поражения. Стратегические таланты ее вождей вызывают изумление всей Европы. В эти дни перестанем шептать пересохшими губами злые, пугающие слухи... Клеймите позором этих людей с фантазией, помутившейся от страха, с осовелой, мертвой душой».
А как вдохновенно пишет «Вечернее слово»: «Красные в ближайшие дни попытаются штурмовать перекопские позиции, чтобы поскорее добиться своей конечной цели. Со своей стороны, мы могли бы только порадоваться подобным попыткам красных. Пусть себе лезут и разбивают головы о перекопские твердыни. Да, это верно, мы отошли к Перекопу. Но отошли в полном порядке, не оставив никаких трофеев неприятелю!»
— Ах, болваны! Какие болваны! — ругался барон, отшвыривая газеты.
Вошел генерал Шатилов, барон спросил раздраженно и насмешливо:
— Читали, что пишут и бравый наш генерал Слащев, и наши газеты? Перекоп невозможно взять лобовыми атаками...
— Фрунзе может его обойти через Сиваш. Боюсь, красные ринутся, по двум направлениям: на Армянск и через Сиваш на Перекоп.
— Когда прибудет Кубанская дивизия?
— Она уже прибыла и заняла свои позиции. Но кубанцы ненадежны, ваше превосходительство.
— Теперь все ненадежно.
Врангель приказал подать автомобиль и вместе с Шатиловым отправился на осмотр перекопских укреплений, и прежде всего Турецкого вала. Вал — земляная насыпь высотой двенадцать аршин, шириной двадцать пять — был блокирован бетонными орудийными заграждениями в несколько рядов. Сооружения и окопы, воздвигнутые в тесной огневой связи, и предоставляли возможность отражать противника с флангов. Тяжелая, легкая артиллерия, многочисленные ряды пулеметов держали под прицельным огнем все пространство перед собой. Перед Турецким валом чернел глубокий, наполненный водой ров.
В тылу Перекопа воздвигнута новая оборонительная полоса — Юшуньские позиции. На Арабатской стрелке, прикрытой французскими и английскими кораблями, построен ряд укрепленных линий, железнодорожный мост через Сиваш взорван, мост через Генический пролив сожжен.
Осмотр укреплений поднял настроение Врангеля, он уже не так безнадежно взглянул на положение дел. Повеселел и генерал Шатилов; сейчас обоим не казались легкомысленными заявления газет и генерала Слащева.
— Надо взбодрить войска и укрепить население вашим авторитетным словом, — посоветовал Шатилов.