Гроза над Россией. Повесть о Михаиле Фрунзе

— Мы дадим вам оружия на тысячу человек. Проявите свою доблесть в бою с красными, — почему-то грустно вздохнув, продолжал он.

— Будем рубить, и тольки! А свой отряд я быстро увеличу, пустите лишь в Мелитополь...

— Почему в Мелитополь?

— Родные места. Там меня всякий сукин сын знает.

— Мелитополь так Мелитополь...

— Хорошо бы воззваньице сочинить ко всем дезертирам,пленным, перебежчикам. Печатное слово действует на умишки, как страх божий. У вас писаки отменные, пусть что-нибудь пожалостливее накатают, — попросил Володин.

Врангель вызвал начальника пресс-бюро, объяснил, в чем дело.

— Понял. Будет через полчаса.

Минут через сорок Врангель прочитал написанное от руки обращение: «Дезертиры, скрывающиеся в лесах и горах Крыма, в камышах Приднепровья, кто из вас не запятнал себя из корысти братской кровью — вернитесь. Встаньте под знамена Русской армии! С нею заодно и неутомимый Махно, и украинские атаманы. Мы ждем вас, чтобы плечом к плечу биться за поруганную мать-родину, за осквернение храма божьего, за распятую Русь».

— И складно, и со слезой, — похвалил Володин, вперяя в барона рыжие глаза. — С такими словами будем рубить, и тольки, — повторил он любимую фразу.

После ухода Володина генерал Шатилов уныло заметил:

— Вчера я видел, как отряд этого батьки маршировал по улицам Севастополя. Банда головорезов!

— И что же из этого следует? — недовольно спросил Врангель.

— А то и следует, что Володин нас продаст, Махно предаст...

В конце июля Врангель перешел в наступление. Поначалу Русская армия имела успех. Пользуясь тем, что красные вели изнурительные бои с белополяками, Врангель захватил Северную Таврию, овладел Каховкой и Александровском, но понес большие потери: тысячи офицеров и солдат полегли в степных сражениях. Стремительное продвижение Врангеля приостановилось, и тогда-то части Юго-Западного фронта перешли в контрнаступление.

Красные снова освободили Александровск, а Врангель отошел к Мелитополю и Большому Токмаку.

Начались упорные бои за Каховку. Второй стрелковый корпус генерала Слащева отчаянно сопротивлялся, конница его наносила огромный урон красным, особенно сильные удары приходились на долю 15-й дивизии.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

В ночные окна постукивал дождь, ветер то и дело распахивал форточку, брызги обдавали головы командиров. Они сидели за столом, покрытым военными картами, над ними покачивались клубы табачного дыма.

В просторном, когда-то богато обставленном кабинете было неуютно, грязно, паркет чернел от мокрых следов.

Командиры давно знали обстановку на фронте, но всех терзал один и тот же вопрос: когда и где произойдет решительная схватка с противником.

Одним казалось — решающая битва будет на левом берегу Днепра, в районе станицы Волноваха, где Врангель сосредоточил свежие кавалерийские силы и бронемашины.

Другие думали, что сражение начнется на правобережье: противник переправился через Днепр в тридцати верстах от Никополя.

Третьи считали, что все решит столкновение под Александровском.

— Что бы мы сейчас ни говорили, а последнее слово за новым командующим фронтом, — сказал начальник штаба Иван Паука, сдержанный, спокойный, немногословный латыш, проводя ладонью по карте, словно стирая с нее красные и синие стрелы предполагаемых сражений.

Паука обладал незаменимыми качествами для начальника штаба: собранностью, точностью, прямотой.

— Когда прибудет новый командующий? — спросил начальник оперативного отдела Харламов.

— Пока неизвестно, но прошу командиров быть начеку...

— А что, у нового командующего скверный характер? — снова поинтересовался Харламов.

— Не знаю, какой у него характер. Никогда не видел в лицо Фрунзе, но напоминаю старую поговорку о новой метле.

Ветер хлопнул форточкой, облако дыма качнулось, дождевые брызги усеяли оперативную карту. В кабинете сразу стало свежее.

Дверь приоткрылась, в кабинет вошел невысокий мужчина в солдатской шинели.

— Сюда нельзя посторонним. Здесь заседание, — холодно сказал Харламов.

Вошедший снял мокрую фуражку, вытер мокрое от дождя лицо. На Харламова глянули светлые глаза; взгляд был таким открытым и приветливым, что Харламов невольно улыбнулся.

— Что вам угодно? — уже мягче спросил он.

— Здравствуйте, товарищи! Я Михаил Фрунзе. Только что из Москвы.

Командиры вскочили с мест. Паука, испытывая неловкость, что проморгал командующего, сказал растерянно:

— И вы один? В полночь? С вокзала?

— Нет, со своим товарищем. Вот он, знакомьтесь.

Порог кабинета переступил Иосиф Гамбург.

— Все же досадно, что не предупредили о своем приезде, — опять заговорил Паука, но Фрунзе, скосив на него глаза, ответил:

— Теперь не до церемониальных встреч. Давайте посмотрим, что творится на фронте.

Незаметно, но быстро скованность командиров исчезла и возникла та дружеская атмосфера, в которой легко и просто работать. После докладов начальника штаба Пауки и начальника оперативного отдела Харламова командующий долго молчал. Все ждали, что он выразит неудовольствие туманными сведениями о положении на фронте или предъявит строгие, трудновыполнимые требования.

— Да-а, — сказал командующий. — Сперва исследуем, осмыслим, что нужно делать, а потом уже будем действовать.

Южный фронт был образован из 6, 13 и 2-й Конной армий. С польского фронта перебрасывалась на юг 1-я Конная, формировалась новая — 4-я армия. Плеяда прославившихся военачальников стала во главе армий — Уборевич, Буденный, Миронов, Корк; эти имена о многом напоминали противнику.

Через два дня после приезда в Харьков Фрунзе телеграфировал Ленину: «Положение на фронтах характеризуется упорным стремлением противника, очевидно прекрасно осведомленного о наших планах, разрушить их путем ударов в направлениях наших группировок... Предполагаю со своей стороны, впредь до окончания подготовки общего наступления, нанести ряд коротких ударов... Переход в общее наступление зависит от времени подхода 1-й Конной».

Фрунзе созвал военный совет.

— Предлагаю стратегический план по разгрому Врангеля, — заговорил он тихо и ровно. — Концентрическими ударами мы ликвидируем угрозу вторжения его армий в Донбасс и на Правобережную Украину, окружим главные силы в степных районах севернее Крымского полуострова и уничтожим их. Главный удар нанесем с Каховского плацдарма. Я рассматриваю Каховку как исходную точку для направления на Перекоп...

Военный совет одобрил замысел Фрунзе.

Но прежде чем наступать, нужно было создать численное превосходство над противником. Партия. бросила на юг своих лучших комиссаров и агитаторов, поток добровольцев увеличивается с каждым днем. «Врангель еще не добит — добей его!» — призывали агитаторы на бесчисленных митингах. Непрерывно работали заводы и фабрики, увеличивая выпуск военного снаряжения. Вся республика стала еще напряженней, еще суровей, и вновь мучительные вопросы: жизнь или смерть? мы их или они нас? — встали перед Россией.