Грозненский роман

Как белый флаг.

Борис нервно нажал на клавишу, обрывая плач Булановой, полез за сигаретой. Когда же он последний раз был в этом магазине? В детстве и юности, помнится, частенько – то охотились за новомодными шариковыми ручками, то за пластинками. Потом все реже и реже. Последний раз, пожалуй, когда купил здесь подзорную трубу. Это уже при Горбачеве. Да, точно, как раз начиналась перестройка. Перестроились… Он обернулся: белый флаг медленно уплывал, скрываясь за заснеженными ветвями деревьев.

Москвич миновал первую в городе девятиэтажку с «Салоном для новобрачных», выехал на площадь. Площадь носила громкое имя «Дружбы народов», это же символизировал и стоящий в центре монумент. В народе, в зависимости от национальности, его называли совсем по-другому. Три гранитные фигуры – чеченец, русский и ингуш – всматривались вдаль слепыми глазами. Что они там видели? Что сказали бы, будь у них такая возможность? Нашли бы слова?

В сквере за монументом собралась небольшая толпа. В основном, женщины, немало детей, старики. Почти все с сумками. «Русские», – наметанным взглядом грозненца отметил Борис и попросил:

– Тормозни.

Женщины настороженно глянули на остановившуюся машину, на двух приближающихся мужчин.

– Здравствуйте! – тихо поздоровался Борис. – Извините, а вы что здесь стоите? Автобусы ждете?

Женщины обвели их оценивающим взглядом, что-то там, по-видимому, разглядели и немного оттаяли.

– Да, автобусы.

– Второй день ждем.

– Третий!

– Не, выдумывайте, второй.

– Вы, может, и второй, а я уже третий день сюда прихожу.

– Подождите, подождите! – поднял руку Борис. – Что за автобусы? Когда бывают? Куда везут?

Женщины заговорили все разом.

– В Моздок. Утром был.

– Во Владикавказ.

– В Кизляр. Не было утром ничего! Говорят, днем должен быть.

– Какая разница куда? Лишь бы отсюда. Только нет ничего. Может, и не было?

– Да что вы? Мне соседка рассказывала – был автобус, точно был!

– Как же она вам рассказывала, если уехала?

– Это «Красного Креста» автобусы.

– Какого «Красного Креста»? Наши автобусы, местные. И дерут за проезд безбожно!

– Говорят, позавчера израильский автобус был. Но они только своих берут.

Борис переглянулся с Аланбеком, поднял повыше воротник, спросил, ни к кому не обращаясь:

– Так что, никто автобусов не видел?

– Как не видели? Вам же говорят – видели! Люди видели!

– А вы куда едете? – спросил подошедший пожилой мужчина. – Если из города, смотрите осторожнее.…Говорят, «дудаевцы» никого просто так не выпускают, шины прокалывают.

– Своим не проколют! – зло бросила женщина в шубе и испуганно замолчала. Из-за ее спины с любопытством выглядывала маленькая девочка.

– А как войска? – спросил Борис. – Про коридоры ничего не известно?

– Какие коридоры? Нет никаких «коридоров»! Стреляют во все, что движется!

– Что вы несете? Как не стыдно такое говорить?

– А что это мне должно быть стыдно? Пусть им всем будет стыдно! И тем, и другим! Они там деньги делят, а нам страдать!

– Грех так говорить! Грех! Покайтесь!

– Не за что мне каяться!

Борис повернулся и пошел к машине; Аланбек уже открывал дверь.

– Мужчина, извините, – женщина в шубе смотрела куда-то мимо Аланбека. – Вывезите нас, пожалуйста.

Девочка по-прежнему глядела из-за спины женщины на Бориса. А может, это был мальчик? Борис натянуто улыбнулся, ребенок скрылся за шубой, снова выглянул. Женщина перевела затравленный взгляд на Аланбека, заторопилась:

– Я заплачу, у меня есть деньги! Сто долларов… Мало?

– Извините, – сказал Аланбек, – не могу.

– Двести, – выдохнула женщина. – Двести! И еще рублями есть…

– Не могу, – повторил Аланбек.

Женщина помолчала, притянула шагнувшую к Борису девочку.

– Нас двое всего. Я и Катя. Еще мама была…Мы из-за нее и не могли никуда. Хоть куда-нибудь.… В Моздок, это же рядом! Может, вы за квартиру отвезете? Вам же нужны квартиры? А тут даже выгонять не надо. Хорошая квартира, двухкомнатная…

Аланбек хлопнул дверью, треснул по рулю кулаками. Машина дернулась.

– Гадство! Да что она.… Вот гадство!

Женщина проводила их отсутствующим взглядом, девочка улыбнулась и помахала рукой.

Дальше ехали молча.

Через пятнадцать минут, Борис поднял шлагбаум гаражного кооператива и «Москвич» пополз по чистому, без единого следа снегу. Дельтаплан занял место в багажнике, Аланбек хлопнул крышкой, и Борис вздрогнул. Ему почудилось, что это над ним, закрывая свет захлопнулась крышка, что это его опустили куда-то. В могилу?..

В старом дворе около музыкального училища хмель исчез окончательно. И было от чего: срезанные осколками ветки знакомых с детства деревьев, кладбищенская тишина, пустота и обрадованные лица родителей. Влажные мамины глаза, седая борода отца. Как же они здесь одни?

На обратном пути Борис вытащил из кармана подаренный отцом осколок. Осколок был замечательный – большой, тяжелый, сверкающий хищными гранями, переливающийся на свету всеми оттенками смерти.

– Что это у тебя? – спросил Аланбек. – Где взял?

– Отец дал, пока ты к сестре заезжал. Там их много.

– Красивый!.. – задумчиво протянул Аланбек. – А мне что не взял? Тоже мне, друг.

В трехкомнатной квартире женщина с черными волосами, наверное, уже в десятый раз вскочила со стула, подошла к окну.

– Ира, ну сколько можно? – досадливо воскликнула Светлана. – Сядь!

Ирина не ответила, отодвинула занавеску, прильнула к стеклу. В конце двора, в полутьме смутным пятном возникло движение, и на свет медленно выехал темно-зеленый «Москвич».

– Приехали, – улыбнулась Ира, и заблестели почти синие в темноте глаза. – Приехали!

Разговор

Над Грозным парил дельтаплан.

Ярко-красный треугольник то взмывал вверх в восходящих потоках, то резко пикировал вниз, чуть не цепляясь за ощетинившиеся антеннами крыши. Камера медленно приблизилась, и весь экран занял пилот – молодой красивый парень в очках. На шее у него болтался, сверкая как алмаз, громадный уродливый осколок.

– О-о-о! Бо-ря-я! Какой кайф! – заорал парень во весь голос.