Грозный год - 1919-й. Огни в бухте

–  Разве?.. Я с утра выпил рюмочку в честь именин бабушки, но это такой пустяк. Разве я пьян?..

–  Уезжайте-ка домой, Буданов. Когда выспитесь, приходите в ревком, я вас приму. Идите!..

Тот плюхнулся в сани, а Киров подошел к дожидавшимся его Мусенко и Нефедову, и они направились через Братский сад.

–  Много нашкодил у нас этот Буданов, - сказал Нефедов.
– Умные люди говорят, что он реквизирует имущество у буржуев, а продает спекулянтам с Татарского базара. Сыт, пьян и нос в табаке!

–  Будановых много развелось в Астрахани, - поддержал его Мусенко.
– Сначала они пролезли в партию, потом на хорошие должности, вот и безобразничают.

–  Мы наведем порядок в городе, - ответил им Киров.
– За это можете быть спокойны. Важно, чтобы об этом знали и рабочие. Кстати… что говорит народ о происшедших событиях?

–  Вы о ревкоме? Народ рад, что он создан, - ответил Мусенко.
– Только плохо, что людей мутят новым декретом о хлебном пайке.

–  Кто мутит?

–  Да известно кто! Господа меньшевики. Сидят в фабзавкомах, вот и мутят!

–  А что говорят?

–  Глупости, на что еще способны?.. Говорят, будто бы хлеба в городе много, склады ломятся, а мы его не даем народу. Вот как, товарищ Киров!

–  Что еще говорят?

–  Ведут агитацию за свободную продажу хлеба, за отмену карточной системы.

–  Это не глупости, Мусенко. Как народ относится к этим разговорам?

–  Народ-то ведь разный, товарищ Киров. Кто посознательней да с коммунистическим понятием, тот, конечно, дает отпор таким разговорчикам, а кто того… значит, небольшого ума и дальше своего носа не видит, тот, глядишь, и уши навострит, не все и поймет.

–  Я о хлебе все скажу, всю правду, - задумчиво проговорил Киров.

–  Вот и хорошо!
– обрадовался Нефедов.
– А то наши комитетчики уже решили, что вы обойдете этот вопрос. И намереваются открыть дискуссию по хлебу.

Киров усмехнулся:

–  Дискуссию им не придется открывать. С декрета о хлебном пайке я и начну разговор!

–  Тогда ловко получится!
– Нефедов от удовольствия даже зажмурил глаза.
– А то у них и оратор подготовлен, для затравки, так сказать. Ребята мне передали. И не один, а целых два!

–  Второй - запасной, на всякий случай.
– Мусенко рассмеялся, махнул рукой.
– Пригласили из города. Не надеются на себя.

–  Вы родом из Прикумья?
– спросил Киров Мусенко.

–  Нет, товарищ Киров, я коренной астраханец. Из Прикумья у меня жена. Из Величаевки! И сейчас она там вместе с детьми. Вывез я их туда еще прошлым летом.

–  Сколько у вас детей?

–  Трое: две девочки и мальчик.

–  Величаевка, Величаевка… - задумчиво произнес Киров.
– Это, пожалуй, одно из крупных сел Ставропольщины?

–  Да, товарищ Киров, село большое, богатое. Недалеко - знаменитые прикумские камыши, золотое место для охоты. Водится там любая птица, кабанов много.

–  Скажите, - продолжал спрашивать Киров, - родня у вашей жены из казаков или из иногородних? Много у вас знакомых среди местных жителей?

–  Родня - из иногородних. Костромские! А из местных крестьян мало кого знаю. Не приходилось иметь с ними дела. Вот есть в Величаевке у меня дружок хороший, охотник заядлый - Петр Петров. Мы с ним походили по болотам и плавням!
– Мусенко готов был рассказывать и рассказывать об этих «золотых для охоты местах», но вздохнул и замолчал: он понял, что не из праздного любопытства Киров расспрашивает его о семье и родне жены.

–  Воевали? Были на фронте?..

–  Три года вшей кормил в окопах. Был ранен тяжело, отпустили домой на поправку. Приехал в Астрахань, четыре месяца пролежал на койке, потом стал ходить с палочкой… Хотели определить в тыловую часть, но я слесарь, пошел на завод. Так и вернулся в свою рабочую семью! В Астрахани нам с Нефедовым еще пришлось повоевать в дни январского и августовского мятежей. Но вы об этом знаете…

–  Вы тоже из фронтовиков?
– обратился Киров к Нефедову.

–  Так точно, товарищ Киров. Как и Мусенко, три года пробыл на фронте. Служил в пулеметном расчете…

Во дворе завода Кирова встретил почетный караул рабочего отряда. Одеты были кто во что, но вооружены все хорошо.

Сопровождаемый отрядом, Киров направился в гудящий, как улей, механический цех.

Был как раз обеденный перерыв, и сюда собрались рабочие всех цехов.

В самом начале своей речи Киров рассказал собравшимся о тяжелом положении Астрахани. Он объяснил рабочим, что декрет о сокращении хлебного пайка был подписан в целях ликвидации продовольственного затруднения.

С беспощадной откровенностью Сергей Миронович нарисовал тяжелую картину борьбы на фронтах гражданской войны, остановился на заговоре империалистов, стремящихся задушить первое государство рабочих и крестьян, определил основные задачи, стоявшие перед рабочим классом Астрахани.

–  Астрахань - наиболее удобный пункт для переформирования армии, - сказал Киров, зажав в руке фуражку и подойдя к самому краю разметочной плиты.
– Астрахань - опорный пункт революции, охраняющий устье Волги от белогвардейцев, не дающий Деникину и Колчаку сомкнуть силы и создать единый контрреволюционный фронт! Наконец, Астрахань - база помощи большевистскому подполью в Закавказье, на Северном Кавказе, в Дагестане, в тылу у Деникина. Нам необходимо, товарищи, установить в Астрахани такой революционный порядок, чтобы удержать город. Из бойцов Одиннадцатой армии мы должны создать новую, крепко организованную армию, которая снова пойдет в наступление и очистит Северный Кавказ от деникинцев.

По душе пришлась рабочим откровенная речь Кирова. По душе пришелся он сам - коренастый, плотный, с открытым лицом и доброй улыбкой. А простота - в речи, в одежде, в обращении - просто покоряла.

На разметочную плиту один за другим поднимались рабочие. Кузнецы брались ковать для красноармейских частей подковы и казачьи пики, плотники - делать телеги, модельщики - колеса для телег, медники и слесари - изготовлять походные кухни и кубы для кипячения воды.

И ни в одном выступлении не было жалоб на сокращение хлебного пайка!

Киров наклонился к Мусенко, спросил:

–  Где же твои комитетчики?

Тот сперва не понял, о ком идет речь. Потом от души рассмеялся:

–  Ушли.

–  Давно?

–  С середины вашего доклада. Переглянулись - и ушли!

–  И ораторы?

–  И ораторы! И первый и второй, запасной.

Афонин сказал:

–  Мы могли бы ремонтировать пулеметы и винтовки! Могли бы делать и боеприпасы, товарищ Киров.

–  Прошу сюда поближе, Петр Степанович, - пригласил Киров.
– Что, например, из боеприпасов?