Грозовой август

Вероника стала размышлять о силе женской любви, про которую сложено столько дивных песен, рассказано столько захватывающих легенд! Как нужна была эта любовь солдату, уставшему в боях и походах! Она прибавляла ему силы, согревала сердце в самые лютые зимние стужи. Но зачем любовь мертвым? Убитому поручику? Веронике запали в голову слова жены знаменитого Вазир-Мухтара, высеченные на могильной плите:

«Ум и дела твои бессмертны в памяти русских. Но для чего пережила тебя любовь моя?»

В самом деле: для чего любовь переживает любимого? Почему бы ей не исчезнуть вместе с ним? Видно, не все в природе разумно и целесообразно.

Городские огни разгорались все ярче, и машина, казалось, спешила поскорее вырваться из мрака, врезаться в огненный муравейник. Вероника прижалась к Аниному плечу и, не спуская глаз с золотой россыпи, все думала и думала о том, что ее больше всего сейчас волновало. Выходит, и ее любовь к Ветрову стала теперь бесплодной, никому не нужной. Неужели это так? Вначале Вероника готова была смириться с этим печальным выводом, но потом начала спорить с собой, протестовать.

— Нет, нет... — прошептала она и начала мысленно доказывать самой себе, для чего должна жить любовь и после смерти любимого. Не для тоски безысходной, не для скорби гнетущей, а для живой деятельности, для борьбы за дело, которому служил твой самый близкий друг, для исполнения его последних желаний. Ветров просил навещать его сына. Она выполнит его завет — посвятит всю свою жизнь этому мальчишке, постарается сделать его настоящим человеком, достойным своего отца.

Эта мысль зародилась у Вероники не сейчас, а еще там, на Хингане, под Холунью. Но теперь она приобрела более четкие, ясные очертания. Вероника зримо представила, как поведет донского казачонка в школу, какую купит ему шапку, как будет помогать ему готовить уроки. И обязательно поможет стать военным, как отец. Она представила его сначала курсантом, потом молоденьким лейтенантом, а потом зрелым капитаном. И ей очень захотелось, чтобы тот, новый капитан Ветров, приехал на Бутугур командовать батальоном — охранять государственную границу. В боевом строю великой армии сын займет место отца...

От этих мыслей лицо у Вероники зарумянилось, посветлело — впервые после рокового боя у Ворот Дракона.

В военный городок вернулись поздно вечером. У крыльца казармы Аня увидела толпу солдат, подошла поближе. В кругу автоматчиков крутился около своей тележки китайчонок Ю-ю, выкрикивал какие-то непонятные слова.

Десантники рассказали Ане о неприятности, в которую попал их командир взвода Иволгин.

— Младший лейтенант хотел сделать как лучше, а он, дурачок, на него обижается, — досадовал Забалуев.

— Моя работай надо. Моя куш-куш надо. Деньга нет, кушай нет, — с обидой говорил Ю-ю.

— Приходи к нам, в любое время накормим, — пригласил Сеня.

Аня повела китайчонка на кухню. По дороге он начал рассказывать о своих несчастьях. Джао Линя японцы убили, а Ван Гу-ана куда-то увезли. Он, Ю-ю, остался один. Уже два дня ничего не ел. А русский капитан не дал ему заработать денег. Почему капитан стал плохой?

Аня угостила Ю-ю китайским кушаньем бабаофань [34] , которое научился готовить батальонный повар. Ю-ю ел жадно, прикончил весь плов и подобрал все крошки. Потом попросил пить. Сладкий чай выпил без передыху. Потом вытер ладонью рот, весело улыбнулся и сказал серьезным тоном, что русская мадам лучше русского капитана.

34

Сладкий рисовый плов (кит.).

— Глупый малыш, ничегошеньки ты не понимаешь. Ну как тебе втолковать? — Ане хотелось объяснить китайчонку все, как следует, но она чувствовала, что не сможет этого сделать. По выражению лица Ю-ю трудно было определить, понимает ли он то, что ему говорят.

— Приходи к нам кушать каждый день. Придешь?

— Русска мадам шибка шанго, — сказал китайчонок и, пообещав, что он завтра покатает ее на своей коляске без всякой платы, низко поклонился и вышел во двор.

Аня проводила Ю-ю до липовой аллеи, стала в тень под ветвистым тутовником. В домике, где жил Иволгин, горел неяркий свет. «Наверное, переживает, — подумала Аня. — Надо сходить к нему. Только чтобы никто-никто не знал...»

Вдоль улицы тянулась цепочка огней. Над пагодой торчали сучья засохшего клена. По низкому небу, усыпанному звездами, знакомо пролегал Млечный путь — с севера на юг, будто показывал, куда бригаде предстоит идти.

На крыльце разговаривали Цыбуля и Серебренников.

— Как жизнь, Федосий Нестерович?

— Живу, як картошка у погреби. Гадаю, чи зъидять, чи посадють. Из-за цого мистера мини тоже в город запрыщено. Буду караулыть в саду японские вышни.

— Рвут?

— Пальцем не трогають. Воспитав. Учора Юртайкину для пробы собственноручно положив у рот одну ягодку. И шо ты думаешь? Выплюнув категорически!

— Все шутишь...

У КПП послышался голос Федьки-эмигранта:

— Я убегу с вами в Россию. Возьмите меня с собой.

К воротам, как поняла Аня, подошли американские и английские солдаты. Они просили дежурного позвать Иволгина, чтобы пойти с ним в ресторан — «обмыть свободу».

— Ivolgin is a good boy! [35] — гомонили в толпе.

Аня подождала, когда все затихло, и пошла, озираясь, к Иволгину.

— Сережа, я на одну минуточку. Можно?

35

— Иволгин хороший парень! (англ.)

Иволгин, меривший шагами комнату, остановился, с невеселой улыбкой посмотрел на Аню:

— Пришла меня прорабатывать по поручению комсомольского бюро?

— Тебя, говорят, и так ругали.

Сергей подал Ане бамбуковый стул и, продолжая ходить из угла в угол, стал нехотя рассказывать, как все произошло.

— И знаешь, что обиднее всего в этой глупой истории? Вовсе не то, что мне попало от генерала. Китайчонок меня не понял, вот обида! Я к нему всей душой, а он заладил свое: «Капитанэ пухао!»

— Он прибегал сюда. Я ему все объяснила. Только не знаю, понял он или нет.

Аня рассказала о разговоре с Ю-ю, о его беде.

— Угробили старика? И Ван Гу-ана угнали? Вот гады!

Потом Аня рассказала о поездке на кладбище, о сестре милосердия. Они стояли у открытого окна в темной комнате. Ане хотелось сказать хоть намеком о своей любви, но вдруг она заметила, что Сергей не слушает ее, уставился в окно и что-то рассматривает там.

От перекрестка донеслась песня, звон бубенцов, потом гиканье, хохот. На мостовую из темноты выехала чэ, запряженная тремя рикшами. В ней сидел господин в сдвинутом на затылок цилиндре.

— Это все тот же мистер-граф, — вспыхнул Иволгин. — Будь он трижды проклят. Вот подлюка! Травить меня вздумал!

— Тот самый? — спросила Аня.

— Посмотри на него! Назло мне разъезжает на тройке. Ну погоди! Я тебя прокачу! Я тебе устрою веселую жизнь.

Тройка графа Кутайсова промчалась мимо. За нею прокатилась еще одна чэ, потом еще две подряд.

— Пропади они пропадом! — сердито сказала Аня и отвернулась от окна.

Иволгин вытер рукавом лоб.

— Ну, ничего. Недолго ему осталось кататься. Уж это точно. Откатался, ваше превосходительство!