Группа ликвидации

Глава 26

Там, где я во время войны проходил учебный курс, у нас был предмет под названием то ли "готовность", то ли "бдительность", то ли еще что-то вроде этого. С тех пор его изъяли из учебных программ. Полагаю, для мирного времени предмет был слишком сложным и грубым. Курсанты во время практических занятий иногда получали травмы. Когда я недавно проходил курс переподготовки, нам просто прочитали пару вдохновляющих лекций на эту тему.

В военное время практические занятия проходили следующим образом: ты шел как ни в чем не бывало по территории школы или пил пиво в столовке и вполне по-приятельски болтал с инструктором о том о сем. И вдруг, не переставая улыбаться, и похлопывая тебя по плечу, и говоря, какой же ты отличный парень - каких мало среди его учеников, он выхватывал незаряженный пистолет и тыкал тебе стволом под ребра. По крайней мере, хотелось надеяться, что пистолет не заряжен. Там никогда ничего нельзя было знать наверняка. Это, кстати, мог быть совсем и не инструктор, а твой приятель, с которым ты не раз пил, или симпатичная девчонка, с которой ты только что познакомился в столовке. Надо было как-то реагировать, и очень быстро, даже если бы это был сам Мак. Если же ты начинал выступать, то сразу можно было считать, что завалил экзамен...

Она допустила две ошибки. Их обычно делает любой неопытный человек, которому в руки попало оружие: она подошла ко мне слишком близко - зачем вообще пользоваться пистолетом, если действуешь в радиусе действия ножа?
– раз. И два - она направила пистолет на человека, которого убивать не собиралась. Ведь ей нужны были только пленки. Будучи трупом, я бы не сумел помочь ей в поисках. Не скажу, что я все это сразу же обдумал во всех деталях. Просто иногда, так сказать, интуитивно чувствуешь благоприятную погоду: есть у тебя шанс или нет?

Времени на то, чтобы выронить аппарат из рук, v меня ушло не больше, чем обычно требуется в такой ситуации. Затем различные предметы мебели, фотоаппарат и пистолет разлетелись в разные стороны. Элин фон Хоффман переломилась пополам, схватившись за то место, куда я вонзил ей сложенные вместе негнущиеся пальцы, точно лезвие кинжала. Я сдержался как раз вовремя, чтобы не нанести ей машинально заученный резкий удар ребром ладони по шее, которому было суждено сразу положить конец этим гимнастическим упражнениям.

Я стоял и смотрел, как она, упав на колени, ловила губами воздух. Полагаю, расставание с иллюзиями - вот точное выражение для того чувства, которое я испытал, когда у меня появилось немного времени прочувствовать ситуацию. И еще чувство гнева, недоверия - и своего рода горе. Я ни разу не позволил себе даже прикоснуться к этой девушке - я даже не думал о ней с этой точки зрения; она, так сказать, была для меня ярким и умиротворяющим лучом света в этом мраке, была милым, чистым, невинным напоминанием того, что где-то существует иной мир, в котором обитают совсем иные люди... Но, как выяснилось, ничего этого не существовало. Это был все тот же мир, и если хочешь в нем остаться в живых, приходится всегда быть начеку. Пусть даже с небес спустится ангел в сиянии - ты будешь последним дураком, если повернешься к нему спиной.

Я вздохнул, поднял с пола мебель, положил к себе в карман ее пистолет - испанский автоматический - и подошел к ней.

– Вставай, - сказал я.

Она медленно поднялась и оперлась руками о столик. Потом расправила свитер и обеими руками заложила назад выбившуюся прядку волос. Как ни странно, она была все так же красива, вот только чуть бледновата. Она горестно потерла солнечное сплетение и издала короткий смешок.

– Это было великолепно, кузен Матиас. Признаться, я и не ожидала... Теперь же я готова поверить, что вы очень опасный человек, о чем меня и предупреждали.

– Спасибо. Позвольте вас спросить, кузина Элин, какую роль вы играете во всем этом?

– Зачем вам?
– отозвалась она тихо.
– Я должна была забрать у вас пленки либо в вагоне, либо в самолете. Вы и не догадывались, что нам предстоит вернуться в южную Швецию вместе. Но это было бы нетрудно устроить, я думаю. Я ведь вам нравлюсь. Или если не в поезде и не в самолете, тогда в Стокгольме или в Торсетере. Таков был план до того, как вы вдруг решили отослать их в Америку - тогда нам пришлось срочно менять план.

А я тем временем недоумевал, как это я раньше не догадался. Лу пыталась меня предупредить - это во-первых. А во-вторых, нельзя было не учесть и тот факт, что прошлым вечером, узнав, что я собираюсь сделать с пленками, Лу должна была кому-то об этом сообщить. Однако она весь вечер оставалась в моем поле зрения: я слышал почти все ее разговоры, за исключением тех нескольких минут, когда она о чем-то перешептывалась с Элин...

Я взглянул на девушку.

– Мне просто любопытно - скажите, а существует ли вообще полковник Стьернхьелм или же он плод вашего воображения? И еще - мы действительно родственники?

Она рассмеялась.

– Полковник Стьернхьелм действительно существует - он очень рассердится, узнав, что вы в этом усомнились. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы познакомиться с ним. Швеция маленькая страна. Думаю, что все старинные роды в той или иной степени имеют родственные связи, - она взглянула на меня и улыбнулась.
– Вы смотрите на меня с укором, кузен Матиас. Я обманула вас - если и не в этом смысле, то в другом. Ну, а разве вы не обманывали меня, притворяясь милым американским фотографом, который ни слова не понимает по-шведски?
– она смотрела на меня и продолжала улыбаться.
– Vad gor vi nu?

– Ну и что мы будем теперь делать?
– перевел я.
– Ну, теперь мы нанесем визит мистеру Каселиусу. Nu gor vi visit hos Herr Caselius.

Она мягко покачала головой.

– Вы слишком оптимистично настроены. Только ли потому, что вы забрали мой пистолет... Мне не следовало принуждать вас к действиям с помощью пистолета. Это моя ошибка. Мне следовало строго выполнять данные мне инструкции, но я сочла их отвратительными. Но ведь нельзя быть чистоплюем в этом деле, не правда ли, кузен Матиас?

– Мне стало интересно. Давайте еще поговорим о ваших инструкциях.

– Мне придется опустить руку в карман. Я не собираюсь вытаскивать другое оружие. Пожалуйста, больше не бейте меня.
– Она не стала ждать моего ответа, сунула руку в карман, вытащила небольшой сверточек и развернула его на столе.
– Я уверена, вы узнаете это?

Я посмотрел. Обручальное кольцо, крошечное колечко с бриллиантом, длинный мундштук и большой хлопчатобумажный носовой платок - уже несвежий, - который я дал Лу Тейлор несколько часов назад, чтобы она вытерла им глаза. Первым делом я испытал чувство облегчения. Значит, она все еще жива. По крайней мере, именно эта мысль должна была прийти мне в голову при виде этих вещей.

– Женщина в наших руках. Я должна предупредить вас, что если вы не отдадите мне пленки и если я не появлюсь с ними в условленном месте в условленный час, она умрет. Сначала она будет страдать, а потом умрет.

Я смотрел на нее и слушал, как она произносит заученные кровожадные строчки своей роли с какой-то детской непосредственностью. Ясное дело, она понятия не имела, что такое страдание, а если когда-нибудь видела смерть своими глазами, то это была спокойная, аккуратная уютная смерть под-аккомпанемент печального органа и в окружении белых цветов. Она играла в захватывающую игру, участники которой пользовались смертельным оружием, произносили мелодраматические речи и, вне всякого сомнения, были движимы чистыми мятежными порывами! Я уверен, что и у нее была своя высокая цель. С ними так всегда. В этом возрасте они вечно хотят спасти мир или, по крайней мере, какую-то его толику от чего-то ужасного. Думаю, что это и хорошо в каком-то смысле, даже если они становятся добычей какого-нибудь хитрого краснобая. Конечно, если мир вообще будет когда-то спасен, его спасет кто-нибудь слишком юный, чтобы понять, что спасти этот мир невозможно.