Грустная дама червей

54

Апрель близился к концу. В последние его дни Карина предприняла еще одну попытку вернуться к работе — боль ее слегка притупилась, и она могла уже как-то общаться с людьми, сосредоточиваться на делах.

Теперь она старалась возвращаться домой как можно позже, чтобы не оставаться наедине с собой. Окончив репетицию, долго бродила по магазинам, почти ничего не покупая, лишь разглядывая нагруженных сумками и пакетами людей.

Ее захватило это странное занятие, отдаленно напоминающее детскую игру. Иногда, выбрав очередной объект для наблюдения, Карина пыталась представить себе, какую жизнь ведет этот человек, рисовала в воображении круг его знакомых, привычки, слабости.

Таким образом она как бы абстрагировалась от себя, собственных мыслей и страданий.

Как-то Карина зашла в гастроном неподалеку от дома — самый любимый их с Лелей, в котором они покупали молочные продукты.

С тех пор как Лели не стало, она не была здесь ни разу.

Карина медленно приблизилась к прилавку с йогуртами и внезапно ощутила спиной чей-то взгляд. Она обернулась, у соседнего прилавка стояла Олечка Серебрякова — вытянувшаяся, похудевшая, с новой незнакомой прической — и смотрела на Карину напряженно и с тревогой.

— Здравствуй! — Карина попыталась улыбнуться, но губы плохо слушались се.

— Здравствуйте, — тихо и серьезно ответила Оля и подошла поближе.

— Пу как твои дела?

— Нормально.

— У кого ты теперь занимаешься?

— У Анны Александровны.

— И как она — довольна тобой?

— Не знаю, — равнодушно произнесла Олечка, пожав плечами, — она ничего не говорит.

— Как — не говорит? — удивилась Карина.

— Так.

— Как же вы занимаетесь?

— Обыкновенно. Я играю, она слушает. А потом пишет задание и ставит оценку.

— И какие же оценки она тебе ставит? — с недоумением спросила Карина.

— Пятерки. — Оля отчего-то вздохнула и на минуту задумалась, словно что-то прикидывая в уме. Потом тихо спросила: — Карина Петровна, вы больше не вернетесь?

— Вряд ли. — Карина покачала головой.

— Вам нравится ваша новая работа?

— Да, нравится.

— У вас… что-то случилось? — Оля вдруг заглянула ей прямо в глаза, пытливо, настойчиво. Солгать ей Карина не могла. Она молча кивнула. — Я так скучаю по вас. Я не хочу ходить к Анне Александровне.

— Надо, Олечка, — мягко проговорила Карина, — ничего не поделаешь. Анна Александровна тоже хороший педагог.

— Вовсе нет, — жестко сказала Оля, — она ноты фальшивые в вариациях играет. И сама не слышит.

— Не может быть. Это тебе кажется, — уверила ее Карина, хотя знала, что так оно и есть — Олин слух обмануть было невозможно.

Олечка насупилась, уставясь взглядом в пол. Карина тронула ее за руку:

— Не расстраивайся. Ты привыкнешь. Ты очень талантливая. У тебя все будет хорошо.

Оля вдруг быстро ткнулась лицом Карине в грудь и прошептала:

— Я все равно буду ждать вас. Я знаю, вы вернетесь. Обязательно… — Голос ее сорвался, она резко повернулась и бросилась из магазина.

— Оля! — закричала ей вслед Карина. — Подожди, Оля!

Но та уже выбежала из дверей.

Карина постояла в растерянности и побрела на улицу. Огляделась по сторонам, тщетно надеясь, что, может быть, Оля не ушла, стоит возле магазина, ждет ее. Но девочки не было. Мгновение Карина колебалась, затем решительно зашагала к остановке.

…Она не знала, зачем приехала сюда. Зачем снова стоит в этом страшном приемном отделении, смотрит на синюю облупленную банкетку в углу.

Дежурная за столом была другая. Она долго писала на обратной стороне какого-то бланка, потом протянула его Карине и предложила:

— Хотите, можете просто позвонить.

— Нет, я съезжу.

Ехать оказалось недалеко, всего четыре трамвайных остановки от больницы, в которой умерла Леля.

У окошка справочной стояла очередь. Лица у людей были осунувшиеся, усталые и встревоженные. Здесь не радовались появлению на свет маленьких человечков, а боялись, вдруг они не пережили сегодняшнюю ночь и не встретили новый день.

Регистраторша долго искала фамилию в списках и все никак не находила.

«Значит, аппарат отключили, а сердце и легкие так и не заработали», — подумала Карина. Что ж, она это знала. Всю дорогу, пока ехала сюда, прекрасно понимала, что ничего другого быть не может. Восьмимесячный, с гипоксией третьей степени…

— Ляшко. Все в порядке, — громко сказала регистратор, так, что Карина вздрогнула.

— Как — в порядке? — Она хотела крикнуть, но лишь хрипло прошептала.

— Так. С аппарата сняли, из бокса перевели. А вы что хотели? — удивленно и строго посмотрела на нее женщина. — Будете говорить с врачом?

— А можно? — У Карины застучало в висках.

— Конечно. Подойдите в пятый кабинет.

Ей казалось, что это ошибка. Что сейчас придет врач — и все выяснится. Совпадение фамилий, путаница в буквах и датах. Лелин ребенок давно должен был умереть. А этот был жив, несмотря ни на что, и был в порядке, как ей только что сообщили.

Вошла молодая девушка в синей медицинской форме и с синими же огромными глазами. В руках — большая стопка папок. Приветливо улыбнулась Карине:

— Вы ко мне?

— Я к врачу, — сказала Карина и подумала: «Славная сестричка. Добрая, приветливая».

— Я врач, — девушка сложила папки на стол. — Вы у нас кто? Как фамилия?

— Ляшко.

— Ляшко, — повторила синеглазая. Улыбка сошла с ее лица. — Там мать умерла при родах, да?

Карина кивнула. Сейчас она скажет, что ребенка нет в живых. Вот сейчас.

— А вы кто ей? — спросила девушка.

— Я ее подруга.

— Понятно. Дело в том, что бабушка написала отказ от ребеночка. И я очень рада…

— Он жив? — выкрикнула Карина.

— Жив. Конечно, жив, — улыбнулась синеглазая. — Это девочка. Позавчера мы сняли ее с аппарата. Она дышит и кушает самостоятельно — и чувствует себя неплохо.

— Она останется инвалидом? — спросила Карина.

— Почему? — нахмурилась докторша. — Слабенькой будет вначале. Это да. Но никаких отклонений и патологий не выявлено. Хорошая девочка, вес два пятьсот. Выхаживаем и меньших. — Девушка внимательно взглянула на Карину, снова дружески улыбнулась и вдруг предложила: — Хотите посмотреть на нее?