Грустный день смеха(Повести и рассказы)

— Могут разорваться дипломатические отношения? — на лбу у меня выступил холодный пот.

— Ну, до этого вряд ли дойдет, — несколько успокоила меня Мария Степановна. — Но никто не может знать, чем это кончится…

— Очевидно, мне надо срочно прилетать? — спросил я. — Может, удастся как-то замять… У меня знакомый работает в МИДе… Правда, слесарем, но у него большой вес…

— Это вы решайте сами, — голос Марии Степановны помягчел. Очевидно, мои связи в МИДе произвели на нее впечатление. — Но, может быть, все и обойдется. Школа, во всяком случае, приложит все силы…

— А в чем суть? — поинтересовался я.

— Суть вот в чем. К нам в школу прибыла делегация канадских фермеров. Ваш сын должен был их приветствовать в стихотворной форме на английском языке. Но текст он не выучил, хотя на это отводилось достаточно времени… Вместо стиха он что-то пробормотал невнятное по-русски… Остальные, кто должен был говорить вслед за вашим сыном, растерялись, и весь сценарий полетел в тартарары. Вы меня понимаете? Директору плохо. Сопровождающая комиссия в ужасе. Канадцы ничего не понимают, волнуются. Вы представляете? Завтра все руководство школы вызывают в роно. Вы пока не берите билет. Может, все и утрясется. Я буду держать вас в курсе.

— Да, — пробормотал я. — Очень нехорошо получилось.

— Сказывается ваше отсутствие.

— Но я за многие годы первый раз… Врач сказал…

— Я понимаю. Но, тем не менее, вы должны влиять и на расстоянии.

Щелчок. Гудки.

Бессонная ночь.

На следующее утро, когда я лежал в углекисловодородной ванне, вошла сестра и протянула мне телеграмму с грифом «Молния».

— Это не мне, — сказал я твердо сестре, — я никогда в жизни не получал «Молний».

— Вам, — ответила сестра. — Срочно и лично в руки. Распишитесь вот здесь.

Я промокнул о полотенце углекисловодородную руку и дрожащим почерком вывел свою фамилию. В телеграмме было:

«Первый конфликт улажен. Мария Степановна».

Первым моим движением было обрадоваться. Я уже даже начал радоваться, но тут я обратил внимание на слово «первый» в начале телеграммы. Почему «первый»? Если есть первый конфликт, значит, существуют и другие? Что бы это значило?

Я выскочил из углекисловодородной ванны и побежал к междугородному телефону-автомату. Жена тотчас же взяла трубку.

— Товарищи! — сказала она. — Я не верю, что бриллианты, зашитые в подкладку, настоящие! Это попытка направить следствие по ложному пути… Слушаю… А, это ты… здравствуй… Как самочувствие? У меня совещание.

— Я получил телеграмму, — сказал я. — Об инциденте с Канадой я знаю. Что еще случилось?

— Сорван симпозиум по порошковой металлургии.

— Ты это мне?

— Да… Обратите внимание на блеск… Это фальшивый блеск! Я требую экспертизы! Это не тебе.

— Но при чем здесь симпозиум? Разве наш сын ученый-металлург?

— Это у них такая практика по физике. Ты совсем отстал от школьной программы… Обратите внимание, как зашита подкладка… Приезжай скорей. Он совсем отбился от рук… Я уже не могу… Это — тебе…

Я пропустил обед, иглотерапию, кислородный коктейль, но застал сына дома.

— Что произошло на симпозиуме по порошковой металлургии? — спросил я без всякой дипломатии.

— Я им сорвал этот симпозиум, — тоже прямо ответил сын.

— Почему?

— Не успел изобрести собственный порошковый метод плавки металла.

— Почему же ты не успел изобрести… этот самый метод?

Молчание. Щелчок автомата, глотавшего монеты.

— Ну, отвечай, почему?

— Сказывается твое отсутствие. Старик, не трать зря деньги. Приедешь — разберешься. Только быстрей приезжай, а то у нас скоро практика в «Детском мире».

— Какая еще практика? — удивился я.

— По труду. Будем торговать игрушками. У меня нехорошее предчувствие.

— Только не расхищай! — только успел крикнуть я, как автомат отключился.

Два дня прошли спокойно. Проходя мимо ящика с письмами и телеграммами, я закрывал глаза, а во время прогулки огибал грабитель-автомат за два квартала. Давление спустилось, «Ессентуки № 4» опять стали казаться вкуснее «Портвейна-72», по ночам вместо кошмаров со стрельбой, кровью, трупами и бриллиантами начали сниться красивые девушки.

Идиллия окончилась на третий день. Какой-то услужливый отдыхающий принес мне в комнату телеграмму.

— Уже сутки у вахтера валяется, — сказал он. — А я не могу спокойно видеть недоставленную телеграмму. Вдруг там смерть или еще что-нибудь важное.

— Вы так думаете? — пробормотал я.

— Я не имею в виду вас, — смутился отдыхающий. — Я так, вообще… Может, там день рождения. У вас когда день рождения?

— Четырнадцатого июля, — машинально ответил я, разворачивая телеграмму непослушными пальцами.

Текст телеграммы был следующий:

«По вине вашего сына сгорело подсобное помещение универмага № 4 тчк Убыток исчисляется одна тысяча тридцать семь рублей сорок восемь копеек тчк Срочно свяжитесь мною телефоны… зап Мария Степановна».

— Ну что? — спросил отдыхающий, тревожно заглядывая мне в глаза. — Плохие новости?

— Ерунда, — сказал я. — Небольшой убыток.

…Сына я застал за созданием макета какого-то сложного вооружения, похожего на башенный кран (как потом выяснилось — это была схема пищеварительной системы кашалота). Он был один. Мать срочно вызвали на заседание по поводу ограбления на Малой Сенной.

— Привет, старик, — сказал сын, не отрываясь от схемы пищеварительной системы. — Ну как, поправил здоровье?

— Поправил, — сказал я мрачно. — Снимай штаны!

Сын вылепил из пластилина какую-то кишку, прикрепил ее к другой кишке и произнес:

— Я понимаю, старик, твое желание немедленно начать расправу, но завтра у нас ночная экскурсия в планетарий. Будем смотреть на звезды. Не могу же я смотреть на звезды зареванными глазами. Так что хочешь не хочешь, а придется тебе перенести экзекуцию на послезавтра.

Довод был убедительный, и я согласился повременить с расправой. Тем более, как выяснилось, педсовет перенесли на неопределенное время в связи с возможным посещением школы профсоюзной делегацией Новой Зеландии.