Грязная жизнь
Шрифт:
— Малышка, то, что ты сделала… ты должна понять, у тебя больше нет семьи.
Моё сердце чуть не разрывается, когда он добавляет:
— Теперь я твоя семья.
Он изо всех сил старается не напугать меня. Неужели я настолько дорога ему, что он должен говорить со мной, как с ребенком?
Я должна дать ему понять, как будут обстоять дела с таким человеком, как Юлий.
— Я, возможно, и не стреляю в людей через день, как твоя приятельница Линг, но я не слабачка, и если кто-то будет представлять угрозу, тебе лучше поверить в то, что я устраню её при помощи грубой силы, если в этом возникнет
Когда я смотрю на него, я вижу этот взгляд. Вижу его ясно. Он спрашивает себя:
«Куда делась Ана, которую я должен защищать, и кто эта женщина?»
И я не могу удержаться, чтобы не закатить глаза.
Наша жизнь ненормальна.
Эта жизнь — грязная.
Дело в том, что, независимо от того, как сильно мой отец пытался воспитать меня хорошей девочкой, я никогда не собиралась оставаться незапятнанной.
— Не смотри на меня так, — улаживаю я ситуацию, сжимая его крепкий, небритый подбородок между пальцами, удерживая его неподвижно и повторяя слова, которые мой брат сказал мне много лет назад: — Мы все приходим в этот мир, пинаясь, крича, покрытые чужой кровью.
Никогда в жизни я не была более честна, когда признаю:
— У меня нет никаких чёртовых отговорок, чтобы не уйти также.
Он моргает, и я отпускаю его подбородок.
— Бл*ть, — восклицает он, прежде чем перекатиться на меня, удерживая свой вес на предплечьях. Его тёплые губы опускаются, и я дрожу, когда он целует мою ключицу. Его губы прижаты ко мне, он скользит своим членом по моему бедру.
— Я никогда не был более возбуждён, чем, бл*ть, сейчас.
Мои глаза с трепетом закрываются от ощущения его губ на мне, и я обвиваю ноги вокруг его обнажённых, стройных бёдер в молчаливом одобрении.
Вот тогда дверь в спальню открывается с долгим скрипом. Я не двигаюсь. Под ним. Мои глаза расширяются. Его губы всё ещё прижаты к моему горлу, я чувствую, как его тело ослабевает надо мной, и он накрывает меня всем своим весом, вздыхая мне в шею.
Женщина прочищает горло.
— Я вижу, что вы заняты, босс, но сейчас около одиннадцати утра, и старый чувак, который все время молча улыбается мне за обеденным столом, начинает меня пугать.
Юлий поднимает голову, моргает, глядя на меня, злобно опустив брови и сверкая глазами. Затем он шепчет:
— Бл*, Линг. — И тянется, чтобы натянуть одеяло на наши обнажённые тела.
Совершенно не обеспокоенный своей наготой, он игнорирует Линг, выскальзывая из кровати, и идёт в ванную, закрывая за собой дверь. Включается душ, я сажусь, плотно натягивая простыню на грудь, и смотрю на неё в открытый дверной проём. Если честно, внутри я закипаю. Я хорошо скрываю свой гнев, когда заявляю:
— В следующий раз стучись.
Она слегка щурит глаза, но улыбается.
— Поздравляю, Ана!
Она стучит ногтями по полированному дереву дверного косяка, затем приподнимает брови и тихо произносит:
— Ты официально поднялась на одну ступень вверх по пищевой цепочке.
В Линг есть что-то странное, необычное, такое, что я начинаю чувствовать себя немного неуютно.
Её губы дёргаются.
— Ты
всегда получаешь то, что хочешь, правда, крошка-красотка?Она держит меня неподвижно своим пристальным взглядом.
— Но ты никогда не оценишь свою победу, пока не проиграешь.
Она выпрямляется, собираясь выйти.
— Будь готова.
Когда она закрывает за собой дверь, я обдумываю её прощальные слова, и мой разум сходит с ума.
Что, чёрт возьми, она планирует?
Всё ещё размышляя о том, что Линг имела в виду, сказав это, я пропускаю звук выключения воды и прихожу в себя только тогда, когда Юлий открывает дверь ванной, и пар поднимается вокруг его прекрасного высокого тела. Протирая лицо полотенцем, он роняет его на пол и ловит меня за тем, что я смотрю, как капли воды стекают по его груди к прессу.
Я не чувствую стыда, открыто пожирая его глазами. Теперь он мой.
Когда он заматывает полотенце на талии, я смотрю ему в глаза, слегка надувшись.
Он не многословен, мой Юлий.
Он кивает головой в сторону открытой двери позади него, и я понимаю намёк, выскальзывая из кровати, закутавшись в одеяло. Когда прохожу мимо него, он цепляет рукой мою шею и притягивает к себе, глядя мне в глаза и удерживая мой взгляд, затем опускается, прижимаясь губами к моим мягким перышком.
Рука на моей шее сжимается, когда он отстраняется, и я понимаю, что иногда разговоры переоценены.
Юлий пробегает своим носом по моему, и я закрываю глаза, наслаждаясь его тёплой лаской.
— Ты и я, малышка.
Мои веки подрагивают, я, поднимая руку, провожу по его груди, чтобы сжать его плечо, выдыхая:
— Да. Ты и я.
Его рука запутывается в моих волосах, и он осторожно тянет меня, заставляя обнажить шею.
— Относись к себе, как к королеве.
И с этими словами моё тело больше не приветствует его поцелуи, мой мозг говорит мне успокоиться.
Расслабься. Он не знал. Он не знает.
Осторожно отстраняясь от него, я делаю шаг и опускаю подбородок.
— Он говорил мне это. Он использовал это против меня. То, что я стану его королевой и буду править вместе с ним.
Я закусываю губу, умоляя живот расслабиться. Я моргаю, глядя на него, хмурясь.
— Я не хотела этого. Я никогда не хочу быть королевой, Юлий. — Моя рука касается его живота. — Я хочу быть никем, деревенщиной. Я просто хочу жить свободно.
Опять же, я вижу, что заставила его усомниться в том, кто я и каковы мои мотивы. Но я всего лишь я — Алехандра Кастильо. Женщина, которую разрывали на части чаще, чем собирали. Мои сломанные осколки ещё предстоит восстановить. Я даже не уверена, что они все еще подходят друг другу. Я слегка поглаживаю его пресс.
— Ты сможешь понять это?
Его взгляд смягчается, а губы подёргиваются, когда он грубо произносит:
— Не могу обещать, что буду относиться к тебе как к деревенщине.
Потрясённый смех выскальзывает из меня.
— Да, ладно, возможно, это был плохой пример.
Его губы расплываются в улыбке, когда его глаза встречаются с моими.
— Ты и так великолепна, но когда ты улыбаешься, малышка… — Его глаза сияют, и он поднимает руку, чтобы коснуться точки прямо над его сердцем. — Бум.