Грязные игры

2. Огласить материалы о заговоре ВС на межведомственной комиссии по борьбе с преступностью и коррупцией.

3. Блокировать сдвиг Совмина в сторону ВС.

4. Начать кампанию в прессе и на ТВ по дискредитации ВС, Совмина и президента, возложив на них ответственность за инфляционные процессы.

5. Создать информационный вакуум вокруг президента.

6. Привлечь "демвоенных".

7. Мобилизовать криминальные структуры и подконтрольные силовые подразделения.

8. Расколоть "патриотов".

9. Спровоцировать жесткую реакцию ВС и перейти к карательным действиям.

10. Обнародовать декрет о передаче власти KHC".

Из "Аналитической записки".

1993, март. Архив.

Седлецкий подписал экзаменационную ведомость и отдал старосте группы, таджику Озадову, который скромно дожидался конца зачетов.

– А друг ваш драгоценный... Макартумян!
– спохватился Седлецкий.
– Он думает сдавать зачет?

– Конечно, думает, Алексей Дмитриевич, да, - покивал Озадов. Родственника хоронит. У него родственники в Карабахе.

Седлецкий посмотрел в окно, в институтский дворик, где на черной клумбе проступали багровые ростки пионов, и вспомнил шаонские розы.

– Появится Макартумян, - строго сказал он, - пусть найдет меня немедленно. Постараюсь быть снисходительным, учитывая обстоятельства. Но зачет он должен сдать. Еще неизвестно, как сложится вся сессия. На каникулы домой поедете, Озадов?

– Домой, да. В Ходжент. В Ленинабад.

– Хороший город.
– Седлецкий перешел на фарси.
– У меня там товарищ работает. Если не трудно, зайдите, передайте большой привет.

– Не трудно, да, - вновь покивал Озадов крупной круглой головой. Передам, Алексей Дмитриевич. Называйте адрес, пожалуйста.

И вытащил ручку.

– Успеется, - отмахнулся Седлецкий.
– Потом поговорим, ближе к отъезду. Кстати, Озадов, это будут последние ваши каникулы. Через год вы вольная птица. Не думали о будущей работе?

– Думал, да. Дядя обещает устроить в наше посольство. Здесь, в Москве.

– Послом?
– улыбнулся Седлецкий.

– Пока нет, - не принял шутки Озадов.
– Молодой я. Буду помощником торгового представителя.

– Важная карьера, - буркнул Седлецкий порусски.
– Стоило ли для этого учиться в нашем институте?

Озадов лишь виновато пожал покатыми борцовскими плечами. Седлецкому нравился этот плотный крепыш - собранный, дисциплинированный, не по возрасту серьезный. Учился он хорошо, хоть на первых курсах были у него сложности с русской грамматикой. И чтобы покончить со сложностями, Озадов дважды переписал сборник чеховских рассказов. О чем и узнала институтская общественность от неугомонного Макартумяна.

Второй год Седлецкий приглядывался к Озадову. Чем-то он напоминал Мирзоева, старого боевого товарища по Афгану и по последней операции в Шаоне.

– Могу предложить более интересную работу, - сказал Седлецкий. Перспективную, хорошо оплачиваемую... Правда, она связана с разъездами.

Но вам, Озадов, пока вы молодой, и покататься не грех, за казенный счет мир посмотреть. Верно?

Озадов почесал переносицу, но ответить не успел. В аудиторию влетела яркая, словно попугай, Лерочка, секретарша учебной части.

– Ой, Алексей Дмитриевич! Вас к телефону...

Просто оборвали. Срочно, говорят, и немедленно!

– Так срочно или немедленно?
– поднялся Седлецкий.
– Велик могучим русский языка... Правда, Лерочка?

Оказалось, и срочно, и немедленно. Через пять минут он уже выводил белую "Волгу" со стоянки перед институтским подъездом, успев лишь позвонить домой и предупредить жену, что обедать не заедет-дела.

Грязь на дорогах оттаяла под апрельским солнцем и шипела под колесами. Машину чуть заносило - пора бы резину сменить... Разворачиваясь на Тверской на Садово-Триумфальную, Седлецкий едва не врезался в темно-вишневый "Вольво", который на самом повороте неожиданно выскочил вперед - подрезал, как говорят автомобилисты. Седлецкий возмущенно забибикал, но хозяин "Вольво"

и ухом не повел.

– Сволочь!
– крикнул в сердцах Седлецкий, - Почем права купил?

В последнее время по Москве стало опасно ездить. Мальчики в зарубежных тачках бестрепетно летали на красный свет, подрезали на поворотах, заскакивали на тротуары и газоны, разворачивались в любом неожиданном месте - хоть в центре встречного потока. Гаишники в столице, казалось, вымерли, словно мамонты. В былые годы этот хмырь в "Вольво" давно бы уж дырку в талоне заимел! А то и вообще без прав остался бы... Впрочем, заметил сам себе Седлецкий, в былые годы на московских дорогах почти не встречались иномарки.

Седлецкий благовоспитанно прижался к бровке и тихо-мирно дополз до Самотеки. Не хватало еще в аварию попасть после вызова к заместителю начальника Управления.

Конспиративная квартира генерал-майора Савостьянова выходила окнами на Театр зверей имени Дурова. Многозначительное соседство.

Большая комната напоминала кабинет ученого, этакой пыльной архивной крысы, - тут стоял обшарпанный стол, заваленный рукописями, пожелтевшими ксерокопиями, гранками статей, дряхлыми папками со следами многочисленных наклеек, брошюрами, драными конвертами. В углу, правда, на отдельном столике, посверкивал компьютер с большим монитором, словно бросающий строгостью линий вызов ветхозаветному бардаку на рабочем столе. По стенам стояли застекленные стеллажи с книгами на английском, французском и арабском.

Генерала ценили в узких научных кругах как высококвалифицированного арабиста, знатока наречий Магриба.

Одиннадцать лет он работал квартирьером "Аль Махриби" - международной организации исламских правых. Разъезжал по миру, готовил базы для тергрупп, обеспечивал их оружием и техникой.

Звали его тогда Хассан Мисрий - Хассан Египтянин, потому что внедрился он в Каире. В "Аль Махриби" Савостьянов дослужился до новой клички Газзаби, Сердитый, а в Управлении - до подполковника. Он усовершенствовал знание основных европейских языков и всех арабских диалектов, до которых мог дорваться. С его помощью, а в некоторых случаях при его участии было организовано два десятка нашумевших терактов в Европе и Америке.

Савостьянов был инициатором нескольких серьезных разборок с "Фатхом", после чего палестинцы открыли на Хассана Сердитого настоящую охоту.

Они-то и выдали его итальянской жандармерии.

В личине матерого арабского террориста Савостьянов бежал быстрее лани через всю Италию - от солнечной Калабрии до пасмурного Пьемонта, меняя машины, поезда и документы, а заодно вспоминая, на случай ареста, запасную легенду агента КГБ. Гдето уже за Миланом пришлось прыгать ночью на ходу из экспресса. От погони он оторвался, но повредил колено и на явку в Швейцарии буквально приполз.