Гуль
Шрифт:
— Вали! — я показал Гоше на выход.
— Ты кто? — прорычал Иваныч.
Спотыкаясь и царапая стену, Гоша потянулся к выходу. Иваныч дернулся — посчитал, что будет лучше оставить заложника при себе, — но я коротким взмахом ладони ударил его по руке. Плечо обвалилось вниз, нож выскочил. Иваныч припал на колено.
— Вы чего, мужики?! — взмолился Гоша.
Я схватил бомжа-заложника за ворот куртки и выбросил на улицу. Он пару раз шмякнулся, взвыл и поспешил скрыться в дырке.
— Тебе чего надо?! Жалко, что старый бродяга проведет ночь в этом заброшенном контейнере?!
— Для кого тело? — спросил я.
— А?!
— Для кого тело?!
— Не понимаю…
Я сделал шаг вперед и толкнул его костяшками кулака в грудь. Иваныч улетел в середину контейнера и перемешался с барахлом.
— Я знаю, что ты не маньяк. Ты водишь их сюда не для того, чтобы зарезать и передернуть на их окровавленные тела. Ты оставляешь их здесь. А потом тела пропадают. Вот я и хочу знать: для кого ты их оставляешь?
— Кхм-кхм! Чёрт, пацан, ты мне ребра сломал!
— Говори!
— Да я просто бомжара! Мне бы водки попить, да за жизнь потрещать…
Я схватил его за предплечье и хотел сделать больно, но образ жизни сделал кости Иваныча слишком хрупкими. Что-то хрустнуло, и я увидел кусок клешни, вывернутой в земле. Упс… Иваныч проорался в перчатку и спустя две минуты заговорил:
— Он работает на скотобойне… По ночам… А-а-а, бля-я-я-я!
…. … …
Из всех помещений свет горел лишь в одном. Я перескочил через забор, пошел прямиком туда и открыл дверь. Прошел по небольшому коридору, линолеум которого был изрисован кровавыми кляксами, и толкнул тяжелую железную дверь с маленьким окошком. Меня обдало холодным воздухом. Я вошел внутрь и увидел спину склонившегося над столом человека. Принюхался. Не человека — гуля.
Он увлеченно работал. Его плечи то поднимались, то опускались. Из стороны в сторону ходили руки. Слышались свистящие взмахи ножа. Раз в несколько секунд в ведро рядом со столом падали жилистые ошметки. Я сжал кулак и сделал крохотный шаг вперед.
— Погоди! — буркнул гуль. — Сейчас доделаю.
Он вскинул руку и быстро опустил. Что-то хрустнуло на столе. Полоснул из стороны в сторону и сгреб обрезки в ведро. Затем он развернулся и вытер капельку пота, стекающую по лбу.
Гуль был стареньким, лет эдак под шестьдесят. Но выглядел ещё старшее, а точнее — страшнее из-за полного отсутствия волос. Их не было не только на голове. Он был лысым, как женская коленка. Ни бровей, ни ресниц, ни одной предательской волосинки на бороде, под носом или в носу. Череп старого гуля покрывала морщинистая кожа, а его уши прилично торчали в стороны.
— Хм-м-м, — он стряхнул кровь с лезвия тонкого обвалочного ножа. — Зародыши ко мне ещё на заходили.
— Полагаю, тебя зовут Мохнатый? — спросил я, оценив иронию прозвища.
— Меня много как зовут. Бывает и Мохнатый. Тебя как сюда занесло-то, маленький?
— Мне нужны ответы.
— А? — Мохнатый скривился и выставил левое ухо вперед. — Не понял!
— Мне нужны ответы.
— Ответы? Какие ещё ответы?! — Мохнатый пожал плечами. — Ты чего, молодой, совсем башкой тронулся? Хоть понимаешь, перед кем стоишь?! — Мохнатый вдруг озлобился и принюхался. — Погоди, я не понял. Ты без мяса что ль пришёл?! Я хоть и старик, но…
По правую руку от меня на погнутом железном столе лежали ножи. Я подхватил ближайший и швырнул. Нож просвистел в воздухе и вонзился в тушу, что висела рядом с Мохнатым. Нож прошел насквозь. По случайности я попал в мышцу или слабое место. Большая часть туши оборвалась и рухнула на пол. Сделав вид, что так и было задумано, я подхватил второй нож:
— Следующий полетит в тебя!
— О, Гульсподи! Аха-ха-ха-ах! — Мохнатый прикрыл рукой гнилые зубы. — Ты откуда ж такой наивный взялся?! Аха-ха-ха! Следующий полетит в меня, охо-хо-хо-хо! Да если бы мне чисто по-гульски не было интересно, чего ты собираешься вытворить, твоё тельце равномерно распределилось бы по стенкам этой комнаты, кусочками не больше указательного пальца, — Мохнатый приподнял нож чуть выше. — Повеселил старика! Ещё есть, что сказать или будем заканчивать? — Мохнатый подал плечи вперёд, его глаза вспыхнули красным. Он собирался прыгнуть, но затем вдруг потряс головой, вернул глазам обычный цвет и спросил. — Слу-у-ушай, а тебя кто обратил?
— Эгон, — послушно ответил я, понимая, что старик-то может и не шутит.
— Ах, Эгон…, — мохнатый кивнул. — Тогда понятно. Этот чертяка всегда хорошо
разбирался в людях. То-то я вижу: ты совсем… Зародыш-зародышем, исхудавший и обессиленный, а скалишься… Ладно, Эгона потомство не буду искоренять. Он же такой же, как и я, понимаешь? Старый гуль.Бросив нож на стол, Мохнатый медленной походкой добрел до табуретки и сел, придерживая поясницу.
— Иди, садись! — показал он на соседнюю табуретку. — Раз уж хватило у тебя дебилизма и смелости старому гулю угрожать, то я найду для тебя немного времени. Я ж всё понимаю… Ну, гуль тебя дери, раньше точно понимал… А ведь нам ещё тяжелее было. Сейчас вон у вас — телефоны, интернет. Если в башке больше, чем одна извилина, то додумаетесь что-нибудь почитать, прикинуть, на себя примерить. А раньше?! Хорошо, если в библиотеке можно было книжку какую по древней мифологии найти. Но только кто до этого додумывался? Два-три зародыша из сотни. Да и те, если в жопе мира были обращены, то до хорошей библиотеки им без мяса и не добраться-то было. Ну а на других гулей с ножом… хе-хе-хе! Это ты, конечно, малец… И ладно бы по силам кого нашел, а то… Ишь ты, гуляка!
В течение следующих двадцати минут мне так и не удалось задать ни одного вопроса. Да, что там вопроса, и я и звука-то ни одного произнести не мог. Мохнатый, видать, совсем одичал на этой скотобойне, а поболтать любил, вот его и прорвало. Сначала я его внимательно слушал. Он рассказал, как в шестьдесят третьем (правда, я так и не понял какого столетия) упал с повозки и ногу сломал. Кто-то, рыжий пизд*бол, посчитал, что салагу с поломанной рукой в школу не возьмут, и бросил его в лесу. Там-то Мохнатого гуль и нашел. Обглодал ему пол головы, а когда аппетит притупился, сжалился над мальцом и обратил. С тех самых пор на восстановившейся коже черепа ничего и не росло. Потом Мохнатый рассказал, как «еб*чие фронтовики» терроризировали деревню, где жил их альгуль. Тут-то я и понял, что разговор затянется, а перебивать не смел. Что-то подсказывало мне, что я и так отделался малым. Я сидел кивал и сдерживался, чтобы не зевнуть, и только когда Мохнатый перешел к настоящему, вернул внимание.
— … осточертело, хоть желчью от перееданий блюй! — Мохнатый поднёс два пальца к открытому рту. — Скольких убил, уже и не сосчитать. И своих, и чужих, и тех, и других, и с белыми царапался, пусть бы гули драли их в задницы… Гулем мне не быть, — Мохнатый перекрестился. — не могу больше и всё! Старый стал. Как подумаю, что нужно опять кого-то искать, охотиться, убивать, а потом тащить куда-то, разделывать… нет, не могу больше. Договорился тут с одними, они для меня всё и делают, а я так… Чтоб навык с ножиком не терять, на свиных тушках развлекаюсь. Мда…, — Мохнатый замолчал и покачал головой. — Пора бы мне, наверное, в землюшку-то уже закапываться.
Мохнатый причмокнул, опустил голову и надолго задумался. Потом почесал затылок и уставился на меня:
— Тебя когда обратили?
— Пару недель назад.
— И ещё держишься?
Я пожал плечами.
— Мда-а-а… Отвороты, привороты, в рот компоты, пробовал?
— Да.
— Суицидился уже?
— Было дело, — я склонил голову.
— Ясно, — Мохнатый понимающе на меня посмотрел. — Ещё недельку терпимо, а потом — всё…
— Что всё?!
— Дар возьмет над тобой верх. Тебе уже и сейчас кажется, что всё — край, дальше некуда, но это фигня. Потом скрутит так, что ты будешь не в состоянии мыслить. Хоть цепями себя приковывай, сам их перегрызёшь. А потом сожрешь соседку. Такова цена…
Меня пробил холодный пот.
— И ничего не сделать?
— А что сделать?
— Ну-у-у… излечиться? Лекарство, там или…
— Излечиться?! — кожа на голове Мохнатого собралась одной огромной складкой от лба до макушки. — Какие ещё лекарства? Сказок что ли начитался? Или ты переломаться хочешь?
— Переломаться?
— Голодовку пройти хочешь?
— Я не понимаю.
— Да знал я тут одного… тоже избавиться от дара хотел…
И Мохнатый рассказал историю гуля, которого звали Грач. Он придумал какой-то способ, основанный на голодании. На голодании, от которого тело ломает свои собственные кости, и, сходя с ума, ты орёшь так, что выплевываешь свои внутренние органы (и это была не фигура речи). Мохнатый знал об этом не много, но слышал про результат: