Гуманный выстрел в голову

Панкратов нахмурился.

— Я родину не продаю, Лю. Ты меня спас — и я тебе помогу. Не хочу в долгу быть…

— Как я тебя спас? — удивился китаец. — Ты так ловко нашему сторожу шею свернул. Словно нога твоя и не болела…

— Болела, болела, — усмехнулся Вадим. — И сейчас болт. И еще долго болеть будет — много побегал. Но наша дружина не из хлюпиков формируется. У каждого — спецподготовка. Пойдем, к мотоциклу тебя провожу. Езжай, и помни — сибирцы вам не враги! Сухари там в рюкзаке, вода…

— Воистину сказал учитель: «Человечность редко сочетается с искусными речами и умильным выражением лица», — нараспев объявил Лю Чжэнь.

А Панкратов вдруг засмущался, спрятал за спиной обожженную жидким азотом, и потому плохо гнущуюся руку, потупил глаза. Широкий неровный шрам на его лице покраснел, и он строго спросил:

— Чем ты питался-то? Белок убивал?

— Черви, лягушки, — ответил китаец. — Лес прокормит! Здесь у вас сытно… Хорошая земля!

Мотоцикл отдавать было жалко. Но китаец без него пропал бы… Поэтому Панкратов сунул ему ключи, похлопал по плечу, подтолкнул в спину.

— Тяжелая у тебя работа, — заметил Лю Чжэнь. — Опасная. Нервная. А ты не ожесточился душой. Людям помогаешь. Словно следуешь всем заветам великого Конфуция…

— А я Конфуция и не читал никогда, — засмущался Вадим. — Надо бы. Дураком себя чувствуешь, особенно как вашего брата-контрабандиста ловишь. На редкость грамотные попадаются…

— Тяжело сейчас в Китае, — вздохнул Лю Чжэнь.

— Э, да что там тяжело! — выдохнул Вадим. — И в Китае никто не голодает, и у нас. Раньше досыта есть — счастье было, а теперь ты на аспирантуру деньги копишь… Ну да всяк к своему стремится. Ты говоришь — тяжело… Что у нас — черви да японцы досаждают! Так это же мелочи.

— Не сказал бы я, — осторожно заметил Лю Чжэнь.

— Мелочи! — решительно ответил Вадим. — Вот инженерам японским тяжело, что во времени странствуют. Мозги свернуть можно, если такое представить… Контрабандистам, вроде тебя, когда каждый обидеть может, и у которых денег как не было, так и нет. Солдатам из регулярной армии — видел бы ты их броню! Парням в штабах, командирам, что с японцами в хитрости соревнуются… А у нас, казаков, работа на свежем воздухе! Приключения — только тогда, когда сам их ищешь! Сам себе господин, сам себе хозяин. Деньги платят почти что ни за что, премиальных много. Да и вообще — если ранят раз в год, или мотоцикл на себе сто верст тащить придется, или в пожар попадешь — так сам виноват! У других проблем куда больше. Мы — дружина! Мы — лучшие. У нас легкая жизнь!

Дмитрий Рогозин УМКА

Лишь по прошествии лет я решился наконец рассказать тебе о той цепочке таинственных событий, происшедших с нами одной дождливой питерской осенью.

Ты спрашиваешь откуда я узнал всё? Да я в последнее время много чего узнал.

Небо над Питером плакало безутешно и не могло остановиться. Из окон большого загородного дома просматривался дворик и кусочек парка, раскрашенного в оттенки серого. Андрей Елькин, следователь прокуратуры, поморщился от вида этой грустной картины и вышел на улицу.

Грузный старый человек лежал в грязи. Дорогое чёрное пальто, намокшее от дождя, ботинки Lloyd, серый шёлковый шарф. Андрей поёжился на октябрьском ветру и, бросив недокуренную сигарету, направился по тропинке в парк.

Свидетели утверждали, что Покровского, крупного бизнесмена и политика, расстрелял собственный племянник.

Сам незадачливый убийца валялся метрах в пятидесяти, настигнутый выстрелом охранника. Одетый в кожаную куртку, он лежал, раскинув руки и уткнувшись лицом в ковёр из листьев. Чуть-чуть не добежал до забавного деревянного мостика через ручей. Елькину эта картина почему-то напомнила старый клип ДДТ «Осень».

Покровский был известен своим невероятным взлётом, которого он добился за весьма короткий срок. Племянник был ему вместо сына, а в организации исполнял роль личного секретаря босса. Что за причина подтолкнула юношу, заставила убить своего благодетеля? Оставалось недоумевать.

На прогалине уныло громоздилась и напоминала об ушедшем тепле и солнце летняя сцена. Перед ней рядами стояли скамейки, выкрашенные голубой краской.

Неожиданно, краем глаза Андрей увидел в траве под помостом неясное движение. Он сошёл с тропинки и медленно приблизился к сцене. Из травы на следователя грустно смотрели два больших чёрных глаза.

А какие у них у всех под молодёжной стрижкой копошатся Мысли! Президент-Елькин! Император-Елькин! Елькин-Пророк! Всех накормим, достигнем звёзд!

Промокший следователь торопливо вошёл в дом. Ребята уже заканчивали допрос свидетелей. По лестнице он направился в кабинет Покровского.

— Андрюх, ты куда? — Елькин лишь отмахнулся.

Войдя в кабинет, он закрылся и вывалил из-за пазухи на диван маленького рыжего котёнка. Хотя… присмотревшись обратил внимание не только на слишком большие для кошки чёрные глаза. У существа не было кошачьих усов, а хвост был длинный, как у тушканчика.

— Да кто ты такой? — задумчиво произнес Андрей.

И тут произошло нечто и вовсе не укладывающееся ни в какие рамки.

Зверёк улыбнулся.

— Я Блюмминг! — звонко выговаривая согласные, воскликнул он весело. — Я готов отвечать на два твоих вопроса два раза в день. — Потом он воровато оглянулся по сторонам и резко вспрыгнул на стол. — Ты — мой хозяин. — От неожиданности Андрей вскочил со стула и отпрянул к стене. — Только учти, один вопрос ты уже задал.

— Как ты можешь отвечать на мои вопросы? — Изо рта вырвался нервный смешок.

— А я всё знаю. Все ответы на твои вопросы. — Зверек бил хвостом по сторонам, шелестя на столе бумагами.

«Не радостно, как псы, а нервно, как кошки, всё же», — промелькнуло в голове у Елькина.

— И вопросы я твои знаю. — Тут Блюмминг закатил глаза и свернулся рыжим калачиком. — Следующий — через двенадцать часов, — послышалось изнутри.

— Эй, ты. — Андрей толкнул пушистый комочек. Никакой реакции. На ощупь он был точно, как маленький котёнок. — Посиди-ка пока здесь. — Елькин положил зверушку в ящик стола, где лежала кипа бумаг и закрыл на ключ. Глупо посмотрел на портрет президента на стене и истерично засмеялся. На ум пришёл дурацкий анекдот: «…Ё-моё! Говорящая свинья!» На часах было восемь вечера.

Ломоносов, Эйнштейн. Где вы взяли свои мысли?

Десять вечера.

Дождь никак не переставал. Пиво и рыба в дружеской компании обещали скрасить окончание дня, раз уж любимой девушки нет. Единственной альтернативой было бы просто отправиться на боковую. Но не сегодня. Сейчас просто необходимо поделиться этим бредом с другим человеком.

— Не поверю, пока сам не увижу, — Дима очищал сушеную рыбу. — Точнее не услышу.