Гусиное перо (Пьесы)

Гуднул приближающийся паровоз.

Л е н а. Лязгнули двери автомобилей, и из всех машин поползли санитары. Вытаскивали носилки, распрямляли их и поднимали на платформу. И хотя делали они это неторопливо, платформа вмиг была заставлена множеством разнокалиберных носилок. А паровоз оказался маневровый. Он просвистел, не останавливаясь, и скрылся в направлении Москвы. Санитары подняли воротники шинелей и расползлись по машинам.

Ж е н щ и н а в п л а т к е. Носилки-то вымокнут, как людей-то класть?

С в и с т е в ш а я. А им один хрен. Что человек, что мешок с картошкой.

Л е н а. И вдруг все замолчали. К платформе очень тихо подходил состав. Со всех площадок настороженно выглядывали санитарки в шинелях.

На авансцену вышел упитанный в о е н в р а ч.

В о е н в р а ч. А ну, пройдите, гражданки. Пройдите. Сколько раз говорить надо!

Ж е н щ и н а в п л а т к е. Да наши там.

В о е н в р а ч. Наши, ваши, все они наши.

На авансцену вышла толстогубая высокая ж е н щ и н а - м а й о р, черные с проседью волосы кое-как заткнуты под ушанку. Обеими руками она прижимала к себе раздутую сверх предела толстую канцелярскую папку, набитую медицинскими картами. Военврач стоял, ожидая ее приближения.

Ж е н щ и н а - в р а ч. Разрешите доложить, товарищ майор. Санпоезд 2468. 520 раненых. Челюстно-лицевые. Четверых не довезли. Майор медицинской службы Романовская.

В о е н в р а ч. Здравствуйте, товарищ Романовская. Как доехали?

Р о м а н о в с к а я. Вот это я понимаю — вопрос. Доехали.

Выбежала молоденькая м е д с е с т р а.

М е д с е с т р а. Марта Абрамовна, Марта Абрамовна! Это зачем же так делают! Первые два вагона легкие, а их на перрон принимают, а у нас шестой, седьмой, восьмой — трудные, а нас на насыпь. Что ж, на вытянутых руках, что ль, таскать?..

Женщина в шубке дрогнула и решительно пошла туда — к седьмому, восьмому. Романовская, сунув военврачу папку, направилась туда же, медсестра побежала за ней.

Л е н а. А выгрузка шла полным ходом…

Г о л о с. Стой!.. Заноси!.. Еще чуть!.. Еще чуть!..

Л е н а. Из-под шинелей, накинутых как одеяла, выглядывали туго забинтованные головы, и бинт у многих даже не вздымался на месте носа. У кого глаза не были закрыты повязкой, те глядели в небо, а те, у кого и глаза были забинтованы, напоминали огромные тряпичные деревенские куклы. В ногах у большинства лежали вещмешки, у кого-то чемодан, а у некоторых ничего не было. Женщины метались по платформе, разыскивая своих, одолевали вопросами взмокших санитарок, читали фамилии на вещмешках…

На авансцене появилась ж е н щ и н а — та, что свистела. Вместе с медсестрой они внесли носилки. Поставили, и сестра тут же убежала. А свистевшая опустилась на колени и прижалась к одеялу.

С в и с т е в ш а я. Вот и приехал, вот и приехал, вот и приехал…

По авансцене пробежала с т а р у ш к а, нелепо тыркаясь в разные стороны и причитая.

С т а р у ш к а. Вот ведь страсти какие… Вот ведь страсти какие…

Л е н а. Я шла от носилок к носилкам, читала подряд фамилии на вещевых мешках.

Г о л о с. Лена!

Л е н а. Он бежал от последнего вагона. Через руку — плащ-палатка, на одном плече — вещмешок. Я бросилась к нему навстречу.

Г о л о с. Елка!..

Из тьмы арьерсцены появился ч е л о в е к в шинели и с вещмешком. Лена бросилась к нему. На арьерсцене темно, и лица человека в шинели мы не видим.

Г о л о с. Елка! Елочка ты моя!..

Мимо них проносили раненых.

С а н и т а р. Позволь, позволь!..

Человек в шинели шарахнулся в сторону и увлек за собой Лену.

О н. Двое суток не мог выехать, хоть умри. А тут на счастье санпоезд из Москвы. Еле упросил. Я им за это всю дорогу вслух газеты читал.

Санитары пронесли носилки. Ч е л о в е к н а н о с и л к а х был забинтован целиком. За носилками, обхватив, как ребенка, вещмешок, семенила ж е н щ и н а в ш у б к е. Лена замерла, не в силах оторвать глаз от раненого.

Л е н а. Ты надолго?

О н. В Москву на сутки. К тебе.

Л е н а. А потом?

О н. Вот. Предписание. Явиться в распоряжение начальника военчасти полевая почта 1449.

Откуда-то издалека доносилась музыка. Духовой оркестр играл «Утро красит нежным светом…».

Л е н а. А где эта полевая почта?

О н. В Куйбышеве.

Л е н а. Почему же полевая?

О н. Так называется. Это институт Ивана Осиповича. Он теперь такими делами заворачивает!

Л е н а. Так это Иван Осипович тебя вызвал?

О н. Представь себе, нашел и вызвал. В этом… Во всем… Разыскал и затребовал к себе. Я ничего не знал, вдруг в штаб дивизии. Немедленно, сейчас же, в двадцать четыре часа… Я так обрадовался. И что тебя увижу, и что вообще… А сейчас — душа вот так вот. Нервы ни к черту.

Он держал Лену за руку, и они шли, лавируя между носилками.

Это же аспирантура, Ленка! Аспирантура! То, о чем я и мечтать не смел. А тут они сами требуют, сами разыскали. Это какой-то удивительный случай… Я не знаю случая, чтоб кого-нибудь так вызвали… Я в штабе узнавал.

Насвистывавшая вместе с санитаром подняли и понесли носилки. Лена бросилась к ней и схватила за рукоятку.

С в и с т е в ш а я (хрипло). Уйди. Уйди.

Он сделал несколько шагов к Лене, вышел из темноты, и мы узнали его. Это был А л е к с е е в.

А л е к с е е в. Но это же очень важное дело… Государственно важное… Вторжение физики в биологию… Ты пойми… Сейчас, когда сельское хозяйство разрушено, когда животноводство…