Гусман де Альфараче. Часть вторая
Шрифт:
Да, немало приходится терпеть от служанок любого возраста; неизвестно, что хуже — старухи или молодые. Если столько муки приходится принимать от одной, что же должен выстрадать несчастный, которому приходится держать сразу двух? Счастливец, кто может жить без служанок или обойтись самым малым их числом. Известно, что чем больше слуг, тем меньше проку. Впрочем, спешу заверить, что все вышесказанное никак не относится к моей почтенной кухарке, сеньоре Эрнандес, которая слышит мои речи. И я и все знают, что женщина она почтенная и не будет на меня сердиться, особенно если я поднесу ей стаканчик.
Итак, я определился в пансион, чтобы не связываться с кухарками. А недостачу в пище пополнял из собственных припасов, которые хранил у себя в комнате; благодаря: этому я мог продержаться до конца курса, добавляя к рациону по мере необходимости. Хозяин любезно разрешал нам время от времени зажарить на кухне хороший кусок жирной свинины, если его приглашали принять участие в трапезе, и так угощался за счет своих питомцев не менее четырех раз в неделю.
Прослушав
После этого я приступил к изучению богословия. Предмет сей пришелся мне по сердцу; я и вообще занимался науками с удовольствием, нравилась мне и развеселая школярская жизнь, так похожая на все, к чему я привык с детства.
Кто на свете пользуется столь же полной свободой? Кому еще живется так спокойно и беззаботно? Есть ли увеселения; в которых было бы отказано студенту? Видит ли он хоть в чем-нибудь отказ?
Если ты человек серьезный, то без труда найдешь товарища; если весельчак и гуляка — тоже не останешься один как перст. Каждый выбирает, что ему по вкусу. Прилежный может потолковать с коллегой о науках, пойти послушать лекцию, поспрягать глаголы, покорпеть над сочинением. А если захочет рассеяться, за чем дело стало? Школяр — все равно что женщина из Монтаньи, у которой прялка всегда при себе: куда бы ни направился студент, хотя бы просто побродить в тени зеленых прибрежных рощ, он и тут не перестанет суммировать, аргументировать, дискутировать с самим собой, не замечая одиночества. Правду говорят, что занятый делом человек не бывает один.
А если раз-другой в году задумаешь встряхнуться, немного ослабить тетиву и покутить в компании приятелей, — что может сравниться со студенческой гульбой? Есть ли на свете лучший праздник и потеха, как стащить пирог, укатить дыню, опрокинуть лоток с миндальным печеньем? Кто и где умеет проделывать все это столь же ловко и красиво? Если вам вздумается пропеть на улице серенаду, испещрить надписями стену чужого дома, устроить достойную встречу новичку, освистать профессора или затеять ни с того ни с сего уличную потасовку, — есть ли на свете другие удальцы, которые могли бы поспорить со школярами из Алькала? Где еще найдете вы светлые головы, сведущие и в искусствах, и в медицине, и в богословии? Где еще услышите вы диспуты, которые могли бы сравниться с теми, что устраиваются в коллегиях по теологии и трем великим языкам? [151] Есть ли еще где факультеты, выпускающие каждый год таких прекрасных и высокоученых студентов? Где еще собрано столько жаждущих знания умов, кои, живя в дружбе и братстве, постоянно соперничали бы между собой, словно непримиримые враги, в ученых занятиях и упражнениях? Где найдешь ты такую кучу верных друзей? Где еще царит такая учтивость в манерах, стройный лад в музыке, мастерство в фехтовании, танцах, беге, прыжках и кегельной игре, — а ведь от всего этого ум делается острее, а тело гибче. Где еще собрано воедино столько благ, включая мягкий климат и плодородную почву? И над этим великолепием высится знаменитый соборный храм, достойный именоваться Фениксом всей испанской земли — столь много соединилось в нем знаменитых имен.
151
…и трем великим языкам? — В эпоху Возрождения тремя великими языками признавали латинский, древнегреческий и древнееврейский.
О мать Алькала! Как тебя воспеть? Сумею ли замкнуть свои уста, чтобы не оскорбить тебя недостойной речью, и где найду нужные слова, коли молчать я не в силах! Редко встретишь там студента, настолько нерадивого или предавшегося пороку, чтобы, позабыв главную цель, он пренебрег бы своими обязанностями — это у нас считалось позором. О сладкое студенческое житье! Приятно вспомнить, как мы, бывало, «наряжали епископа» [152] , глумились над новичками, окружали их кольцом и обстреливали плевками, били палкой, вымогали вступительный взнос, отбирая последнюю книгу и снимая с плеч сутану! А сколько было треволнений с выбором старосты, как мы подтасовывали голоса, сколько хлопотали, чтобы заручиться лишним сторонником, как боролись за честь своего землячества!
152
…«наряжали епископа»… — См. комментарий 167 к первой части.
А потом, когда запаздывал обоз с продовольствием из родных мест, все скопом несли свою одежду в заклад: одни шли в булочную, другие в бакалейную лавочку; растрепанный Скот попадал к пирожнику, Аристотель без переплета — к кабатчику; кольчугу отправляли под тюфяк, шпагу под кровать [153] , щит — на кухню, к печным заслонкам и крышкам от кастрюль. Да что говорить! Была ли в городе хоть одна кондитерская, где бы мы не оставили чего-нибудь в залог, когда нам переставали верить в долг?
153
…шпагу под кровать… — Университетские власти запрещали студентам носить оружие.
Таким-то манером среди разнообразных увеселений прошел я курс богословия, и в конце последнего года, когда я уже готовился стать бакалавром, понесли меня грехи в воскресный вечер на ромерию [154] в Санта-Мария-дель-Валь. Бывают в жизни такие гулянья, что лучше бы ты сидел дома со сломанной ногой. С этого дня начались мои несчастья, тут поднялась та буря, которая разбила мою жизнь, развеяла состояние и погубила честь.
Отправился я туда с единственной целью посетить святую обитель божью. Но, войдя в церковь, я увидел в толпе несколько молодых и весьма миловидных женщин. По привычке, думая же совсем о другом, подошел я к чаше со святой водой, опустил в нее пальцы и окропил лоб; но глаза мои, словно прикованные к этим женщинам, ни разу не обратились ни к алтарю, ни к чаше со святыми дарами. Я преклонил колено, выставив другую ногу вперед, точно арбалетчик в засаде, осенил себя вместо крестного знамения какой-то торопливой закорючкой и сразу же направился туда, где находились мои красотки. Но они уже встали и, выйдя из церкви, пошли вдоль по тополевой аллее к берегу реки, выбрали там удобную лужайку и уселись, словно на ковре, на зеленой травке.
154
Ромерия — паломничество к святым местам, а также народное гулянье, там устраиваемое.
Я шел за ними следом, видел, где они расположились, и издали наблюдал, как, немного отдохнув, они начали доставать из рукавов взятые с собой закуски; тут я к ним и подошел. Общество состояло из вдовы-трактирщицы с двумя дочками, прекрасными, как Кастор и Поллукс [155] , и их подружек, молодых девушек, исполненных прелести и грации. Но та, что носила имя Грация — старшая дочь трактирщицы, — настолько превосходила остальных красотой, что всех затмевала; они были звезды этого небосклона, а моя Грация сияла среди них подобно солнцу.
155
Кастор и Поллукс — в древнегреческой мифологии близнецы, дети Леды; почитались как боги рассвета и сумерек и изображались в виде двух прекрасных юношей.
В Алькала меня все знали: я жил там уже семь лет, одевался всегда хорошо, считался одним из лучших студентов университета и слыл богачом. Девушки были большие насмешницы и хохотушки. Они приступили к закуске; я напросился к ним в компанию и, весело посмеиваясь, снял шляпу. Но лучше бы я не обнажал свой лоб, ибо его вскоре снабдили двумя такими ветвистыми украшениями, что и шляпа не могла их скрыть.
Впрочем, оставим пока сей предмет; прежде чем продолжать повествование, я хотел бы уведомить вас, что расходы на обучение, а именно: на книги, экзамены и университетское одеяние, привели к тому, что я потратил ровно столько, сколько имел. Деньги у меня еще были, но мало, слишком мало для посвящения в сан, а я не мог получить степень бакалавра богословских наук до того, как стану священником, что было никак невозможно для человека, не имевшего капеллании [156] . У меня не оставалось другого выхода, как обратиться за помощью к тестю; он поддерживал со мной дружбу, которой до сих пор ни разу не изменил.
156
…не имевшего капеллании. — Чтобы получить звание священника, необходимо было обеспечить себе капелланию — денежное содержание, за которое священник был обязан служить в известной капелле или у известного алтаря. Лица, не имевшие наследственной капеллании, могли учредить ее на собственные средства, что служило поводом для различных злоупотреблений, вроде описанного в этом эпизоде.
Он подбодрил меня и дал не только добрый совет, но и средства к его исполнению; если человек может помочь и советом и делом, то было бы недостойно ограничиться одним советом и не оказать помощи. Тесть обещал передать мне в пользование приданое моей покойной жены, чтобы на эти деньги я основал капелланию в память о ней, а сам подписал бы контррасписку, которая содержала бы указание на истинную принадлежность денег, а также обязательство вернуть их по первому требованию. Вот вам и еще один пример злоупотребления контррасписками: через них нарушаются установления святых соборов, и все это совершенно открыто; никто не боится гнева церкви и наказания за столь явную симонию.
Боже правый! Не пора ли пресечь сие вопиющее зло! Но не будем рвать нить нашего повествования. Я горячо поблагодарил тестя и поцеловал ему руку, восхищенный тем, как охотно он шагает со мной плечом к плечу, сопровождая по дороге в ад. А что, разве это не правда?
Я уже слышу ваш ответ: нечего, мол, тебе соваться не в свое дело и судить вкривь и вкось о разных предметах. Просто я не мог удержаться, а лучше бы удержался.
— Эх, брат Гусман, твое ли это дело? Или тут есть для тебя какая-нибудь польза иль корысть?