Х 3

— Кодекс — срань.

— Срань — это люди, а не кодекс, — кажется, этот разговор у нас уже был. — Служить и защищать. Быть образцом для других граждан. Верить в город и правительство. Если бы все люди жили по кодексу, восьмого сектора бы не было.

— Быть образцом, — усмехнулся я. — Да, посмотри. Из меня отличный образец получился. Но из тебя гораздо лучше, пискля. Признаю, ты лучший инквизитор, которого видел восьмой сектор. Пришла и сразу сдохла. Отличный пример для всех восьмерок. Мэр должен тобой гордиться.

— Болван, — вздохнула Элис и замолчала.

Дальше мы шли в тишине. Я и несколько десятков людей в выцветшем тряпье. Иногда я засыпал прямо на ходу, но стоило проснуться — все оставалось прежним. Пустоши, пустоши, пустоши. Иногда темные, иногда освещенные размытым маревом солнца. Но сути это не меняло.

После разговора со странной мертвой инквизиторшей накатили воспоминания. Почему-то сразу захотелось приблизиться к одной из сгорбленных фигур в сером и свернуть ей шею. Но я поборол это желание. Бессмысленная трата сил.

Потому просто продолжал идти. Мысли неохотно возвращались к сраному кодексу инквизиторов, составленному дегенератами для дегенератов. Я хорошо его изучил в свое время, когда проходил курс обучения в стенах департамента. Тексты настолько оторваны от реальности, что скорее напоминали идеалистичную пропаганду. Не удивлюсь, если писал его какой-то фанатик в розовых очках, который окружающий мир видел только на картинках.

Внезапно что-то изменилось. Я даже не сразу сообразил, что окружающий меня зной, казавшийся чем-то вечным и непоколебимым, неожиданно разбавился сладковатым ароматом. Этот запах навевал какие-то приятные воспоминания, одновременно заставлявшие собраться и приготовиться к неожиданному нападению.

И оно не заставило себя ждать. Я почувствовал касание холодного металла к горлу, хотя все это время продолжал брести вперед.

— Ты перестал всматриваться в тени, восьмерка, — раздался тихий шепот у меня над ухом. — Большая ошибка. А в восьмом секторе у всех ошибок равная цена. Смерть.

— Ну напугала, так напугала, — усмехнулся я. — За какую ошибку тогда расплатилась ты?

— За то, что связалась с тобой, — фыркнула Йулл и наконец убрала клинок от моего горла.

Я так и не остановился, продолжая брести. Рядом зашагала высокая зеленоволосая девушка. Прямо на глазах он втянула лезвие клинка в запястья, но модифицированные киберимплантами ноги продолжали упруго пружинить.

Я не любил, когда она активировала их. Из-за этих модификаций девушка становилась выше и приходилось смотреть на нее снизу вверх. Крайне непривычное и оттого раздражающее чувство.

— Надо было думать, когда подрядилась стать цепным псом Неоякудза.

— В договоре с узкоглазыми не было пункта о том, что мне придется сражаться со сраным Черным Дьяволом.

— Клинок Неоякудза способен только беспомощных восьмерок потрошить?

— Жаль я не вскрыла тебе глотку, когда была такая возможность.

— И кто бы тогда отомстил за твою смерть? К тому же, не вскрыла бы, не тешь себя иллюзиями.

— А что еще мне остается, восьмерка? Твоими стараниями, между прочим. И твоего дружка.

— Ты сама виновата в своей смерти, Йулл. Каждый сам по себе, каждый сам за себя. Всегда. Просто ты оказалась слабей.

— А когда ты сам будешь подыхать, то скажешь о себе так же, лицемер говняный?

— Да, — честно ответил я.

— Не чувствуешь, что в этой обосранной самой Слепой Сукой системе координат что-то неправильно? Дерьмом несет от такого порядка вещей.

— Может и так, — я хотел безразлично пожать плечами, но передумал. Незачем расходовать энергию на такой бесполезный жест.

— Вот бы все изменить, да? Не для нас, так для других. Вот бы нашелся человек, способный взять на себя все тяготы мира и всех спасти. Что бы другим не пришлось всю жизнь бегать наперегонки со смертью в поисках силы. Например, какие-нибудь маленькие химереныши смогли бы тогда жить счастливо.

Кажется, я на мгновение сбился с шага. Или мне показалось. А Йулл продолжала насмешливо идти, пружиня своими киберногами.

— Не старайся казаться хуже, чем ты есть, восьмерка. Однажды ты уже показал хрен целому миру. Отказался от всего, защитив слабого. И слабый выжил, несмотря на правила этого дерьмового мира. А ты стал изгоем и преступником.

— Я воспользовался своим правом сильного и сделал то, что захотел.

— И сейчас собираешься это повторить. Снова бежишь спасать девчонку, которая тебе никто. Почему? Потому что она напоминает тебе фальшивую дочь из фальшивых воспоминаний?

— Тебе какое дело, мертвый ассасин мертвой организации?

— Мне обидно, что ты спас ее, а не меня. А ты мог. Ты мог спасти меня, ее и вообще всех, если бы захотел. По праву сильного. Только проблема в том, что ты не хочешь. В этом твоя проблема, восьмерка.

Я не стал ничего отвечать на этот высокопарный бред. Не ожидал подобного от обычно немногословной Йулл. Встроенными в запястья клинками она работает куда охотней, чем языком. Не сказал бы, что лучше, впрочем… От воспоминаний какое-то тепло разлилось по телу. Ничего эмоционального, чисто физиологическое. Как и наши с ней отношения.

— Премерзкая особа, — проворчала писклявая Асоха, продолжая протирать барную стойку. — И что ты в ней нашел? То ли дело такая неотразимая, очаровательная и обаятельная…

— Заткнись, Пискля, — привычно и беззлобно проворчал я, продолжая идти вдоль барной стойки.

— Грубиян, — притворно возмутилась Асоха. — Никакого воспитания. Не бар, а проходной двор для маргиналов. Где те времена, когда в Шинигами заходила интеллигентная публика?..

— Не было таких времен, — усмехнулся я.

— Да что ты знаешь? Ты же вечно пьян…

— Стоп, писклявая, — прервал я. — Ты что, тоже подохнуть успела, восьмерка безмозглая?

— Может да, а может и нет, — лукаво подмигнула она. — Тебе-то откуда знать? Ты ведь даже не озаботился поинтересоваться о моем благополучии.

— Если ты тоже тут, то… Какого хрена? Почему ты, а не Малышка Молли?

— Что, тоже хочешь попялиться на ее сиськи? — усмехнулась барменша. — Да, там есть на что посмотреть. Были бы у меня такие дойки, ты бы не стал связываться с этой зеленой кровопийцей.