Хамелеон 2
Шрифт:
[2] Николай Алексеевич Ефимов — с 1932 по 1937 годы занимал должность начальника Артиллерийского управления и Управления снабжения РККА.
[3] ДРП — динамо-реактивная пушка
[4] «Лучший друг пионеров» — так Сталина назвали на параде физкультурников, проходившем 30 июня 1935 года.
[5] БА-3 — советский броневик на шасси ГАЗ-АА, вооруженный 45-мм пушкой и двумя пулеметами ДТ.
Глава 8
3-х-дюймовочка
— Здравствуйте, Василий Гаврилович, — поприветствовал Геркан прибывшего в Москву на подготовку смотра перспективных и опытных орудий Грабина. — Как добрались? — Он не стал встречать того прямо с поезда, дабы не светиться раньше времени перед прочими, также пожаловавшими в столицу, коллегами своего собеседника. А подъехал уже после звонка своего нового знакомого к гостинице, в которую и заселилась делегация с завода №92.
— Здравствуйте, Александр Морициевич, — пожал протянутую ему руку создатель будущих артиллерийских шедевров. — Вполне неплохо. Спасибо.
— Не буду отнимать у вас много времени. Да и у самого дел более чем хватает. Поэтому задам лишь два вопроса. Средства
— Да, благодарю, товарищ Павлуновский[1] связался со мной в начале прошлого месяца и сообщил о выделении дополнительных фондов на изготовление еще одного орудия, что в полной мере соответствовало бы той конструкции, кою я некогда в его присутствии обсуждал с его заместителем — товарищем Артамоновым. И на которой в нашей первой беседе настаивали вы. — Поскольку проектируемые Грабиным орудия не являлись универсальными, как того требовало техническое задание военного заказчика, деньги на их проектирование и постройку в металле Василию Гавриловичу пришлось добывать в наркомате тяжелой промышленности, а не обороны. Так что грядущего смотра ряд информированных персон ждали не только с целью выбрать новое дивизионное орудие для РККА, но также дабы оценить — чья возьмет. Партия Орджоникидзе или партия Ворошилова? А ведь безоговорочными союзниками они более не являлись. Последний продолжал во всём всячески поддерживать Сталина, тогда как первый допустил серьезную промашку в прошедшем, 1934-ом, году. Очень серьезную промашку — покусился на главенство Иосифа Виссарионовича в Политбюро ЦК. Но проиграл и вынужден был отступить, да временно забиться под веник. И теперь ему очень сильно требовалась громкая победа, дабы точно удержаться на своём месте в Совете Народных Комиссаров и в партии. А чем выигрыш его «лошади» в орудийной гонке не была таковой? Дело-то было общегосударственного масштаба! — Хотя имеются у меня на её счет очень большие опасения. Когда товарищ Тухачевский приезжал к нам на завод для предварительной оценки выставляемых на конкурс пушек, то смотрел на неё, вот честно, словно солдат на вошь. Разве что в открытую не морщился при этом.
— Что же, то что всё получилось изготовить в срок — это превосходно. Примите мою благодарность, — кивнул головой своему собеседнику Геркан. — Ну а что до реакции товарища Тухачевского… Время рассудит, кто из нас прав. Благо окончательное решение принимать не ему одному. А его взгляды далеко не у всех находят понимание. Так что я за эту пушечку еще поборюсь. Ну и вы, сделайте милость, не сильно ругайте её, случись что.
— Даже в мыслях такого не было. Я ведь и сам куда больше склоняюсь именно к подобной концепции дивизионной трехдюймовки, — высказал чистейшую правду Грабин. — Но повязан по рукам и ногам условиями конкурса, которые и так едва реализовал в своих орудиях. До сих пор имеются опасения, что в самый последний момент их могут вовсе не допустить к осмотру.
— А вот на этот счет не переживайте. Если даже вдруг подобная неприятность случится, уж поверьте, я найду, кому шепнуть на ухо пару слов о творящемся со стороны отдельных лиц беспределе по отношению к вашим изделиям. Вы главное имена с фамилиями этих самых лиц мне после назовите. Но я уверен, что до такого не дойдет. Ведь даже самые упертые дураки должны осознавать, кто именно приедет оценивать результаты трудов, и вашего коллектива, и ваших соперников. Подлоги же в таком деле — смерти подобны. Потому, коли начнут вставлять палки в колеса, не бойтесь припугнуть тем, что дойдете до самого-самого верха, чтобы пожаловаться на произвол. — В действительности почти так и произошло. Грабину пришлось припугнуть чем-то подобным самого Тухачевского, чтобы продемонстрировать все привезенные с собой пушки. Так что Геркан знал, о чем говорил. — Вы, главное, при виде первых лиц государства не тушуйтесь и спокойно доложите им всё по делу…
Ранним и на удивление промозглым утром 14 июня 1935 года Василий Гаврилович прибыл на Софринский полигон, что находился под Москвой, чтобы окончательно убедиться в допуске двух его, не отвечающих техническому заданию артиллерийского управления, орудий к смотру[2]. Именно здесь и именно сегодня должно было решиться будущее отечественной дивизионной артиллерии на ближайшие годы. Видимо, слишком сильно затянувшееся перевооружение армии на новые артиллерийские системы и творящиеся в высших эшелонах РККА интриги окончательно надоели главам партии и правительства, отчего и был устроен столь грандиозный показ. Всё же к этому дню на полигоне собрали почти все образцы ствольной артиллерии от 76-мм и выше, что были созданы уже при СССР. Даже девятнадцатитонную 203-мм громадину Б-4 на гусеничном ходу притащили, чтобы похвастать своими достижениями перед Сталиным, Молотовым, Орджоникидзе, Межлауком и Ворошиловым. Так сказать, продемонстрировав всё наяву.
Увидев же обе пушки на предназначенных им местах, Грабин облегченно выдохнул. Очень уж эмоциональной вышла у него днем ранее беседа с высшими руководителями Артиллерийского управления и под конец даже с Тухачевским на их счет. Заместитель наркома обороны никак не желал допускать ни одну из них до смотра, указывая на то, что они вообще не соответствуют нуждам Красной Армии и конкретно его воззрениям. И только после почти получаса пререканий махнул рукой, мол — делай, что хочешь. Но напоследок предупредил, что не допустит эти экземпляры до показательных стрельб. В общем, были у конструктора опасения, что ночью обе пушки втихую вовсе утащат куда-нибудь
подальше и скажут, что их тут никогда не стояло. Однако же обошлось. И это радовало. Также как и недавнее уверение Геркана, что именно его орудиям будет оказано особое внимание со стороны «Самого»! Отчего подготовиться к их представлению требовалось, как следует, а не как попало. Ведь одно дело — являться хорошим конструктором и совсем иное — быть опытным оратором. Последнее ко многим приходило лишь с немалым опытом «толкотни локтями» в высших эшелонах власти, чего у самого Василия Гавриловича пока наблюдался явный дефицит.Высокие гости пожаловали минут за пять до официального начала мероприятия. Первым, словно указывая путь, двигался народный комиссар обороны. Следом за ним шествовали секретарь ЦК ВКП(б) — Сталин, председатель Совета Народных Комиссаров — Молотов, председатель Госплана — Межлаук, народный комиссар тяжелой промышленности — Орджоникидзе и десятки сопровождающих их лиц, как военных, так и штатских.
Начало же экскурсии было положено осмотром стоящей первой в ряду 76-мм универсальной пушкой[3] Л-3 разработки Маханова. Поскольку сами конструкторы и директора соответствующих заводов были обязаны находиться лишь рядом со своими изделиями, о чём именно заливался соловьем перед высокой комиссией его одновременно, и учитель, и конкурент, Василий Гаврилович не слышал. Слишком уж далеко находился. Так, долетали до его ушей отдельные фразы. Да и только. Но экспрессией, сдобренной изрядной щепоткой юмора, с той стороны прямо било. Из окружившей орудие толпы то и дело раздавался дружный взрыв хохота, отчего сам Грабин откровенно нервничал. А уж когда Ворошилов весьма громогласно выразил недовольство Маханову за излишнее затягивание тем своего повествования, начальник артиллерийского КБ завода №92 и вовсе растерялся от непонимания, как же ему самому выступать — столь же подробно, как первый докладчик, или максимально сжато. В результате, решил опустить почти все технические подробности касающиеся производства, выдав только ТТХ своей пушки, упомянув её полностью отечественную родословную, и указав главные отличия от всех прочих, ныне представленных на суд систем, включая его же Ф-20. Но прогадал! Народ на его откровенно сухую речь о Ф-22 лишь недоуменно пожал плечами, кое-кто покивал головой, кое-кто скривился, да и отправились дальше — к той самой Ф-20, описывать которую кинулся уже директор 92-го завода, якобы, спасая ситуацию после «неудачи в говорильне» главного конструктора. Только и директор не справился с возложенной на себя же задачей, приковав к себе внимание гостей на куда меньший срок по причине не владения материалом в должной мере. В результате вся толпа очень быстро перекочевала к изделиям завода №8 имени Калинина, оставив Грабина в совершенно разбитых чувствах. Всё же он ожидал несколько иной реакции. Тем более, что ему это обещали в обмен на создание противотанковой пушки, на которую и вовсе почти никто не посмотрел, молча пройдя мимо, словно её тут и не стояло.
И вдруг случилось! Неожиданно отделившийся от всей толпы Сталин вновь подошел к грабинской Ф-22 и принялся изучать указанные на пояснительной табличке характеристики. Затем последовали уточняющие вопросы мигом сориентировавшемуся и подскочившему к главе государства конструктору: по дальности стрельбы, по применяемым снарядам, по бронепробиваемости, по подвижности, весу, времени развертывания на позиции, численности расчета и тому подобном.
— А это, я так понимаю, ваша плата товарищу Геркану за его обещание о всяческом содействии? — совершенно неожиданно и к большому изумлению Грабина указал Иосиф Виссарионович рукой в сторону обделенной вниманием Ф-23[4]. При этом очень так хитро улыбнулся. — Можете не искать Александра Морициевича взглядом. Его сейчас рядом нет. Уж больно хорошо у него получается лить слова в уши. Прямо талант! А нам с товарищами требуется сперва увидеть всё своими глазами, руками пощупать и только после выслушивать мнения понимающих во всём этом краскомов. Вы лично как, считаете товарища Геркана понимающим в вашем орудийном деле специалистом?
— Могу сказать, товарищ Сталин, что конструктором артиллерийских систем в настоящее время он никак считаться не может. Да он и сам это прекрасно понимает и осознает, насколько я понял. Зато, как производственник и как артиллерист-практик, пусть даже в сугубо околотанковой сфере, — он находится на высочайшем уровне. Мы с ним лично общались всего два раза — в начале года и вот совсем недавно. Но даже этих считанных часов бесед мне вполне хватило, чтобы разглядеть огромный опыт сталкивания Александра Морициевича со множеством трудностей, и в работе с заводами и в эксплуатации пушек. — Не стал отнекиваться Грабин от знакомства с означенной собеседником персоной. — И да, вы правы. Это моя переделка «желтенькой», — похлопал он по выкрашенной в желтый цвет Ф-22 выполненной на цельной станине. — Точнее, её копии на лафете со складными станинами, — тут же указал конструктор на еще одно своё стоящее по соседству орудие. — В ней было реализовано исключительно то, что требуется дивизионной и тяжелой противотанковой пушке.
— И как вам самому получившийся результат? — сделав рукой жест в сторону Ф-23, Сталин сам направился к ней, чтобы рассмотреть поближе. — Нравится?
— Я бы сказал, что она вышла очень неоднозначной, — с трудом смог подобрать корректное слово конструктор. — Ведь вместе с новейшими инновациями в плане техники исполнения орудия, товарищ Геркан совершенно отверг применение усиленного унитарного выстрела примененного мною в Ф-22, настояв на использовании патрона от старой дивизионной 76-мм пушки. И если бы не последний факт, я бы совершенно точно сказал, что лично мне данное орудие очень нравится! И не только потому что это еще одно моё детище. Просто именно она не является, ни универсальной, ни полууниверсальной[5] — то есть не соответствует продвигаемой товарищем Тухачевским идеологии в деле артиллерии, с которой я не очень-то и согласен. Наверное, даже скажу, что именно в ней товарищ Геркан подвиг меня реализовать то, каким вижу подобное орудие я сам. Однако именно это орудие максимально не соответствует заданию артиллерийского управления. Можно даже сказать, что является антиподом поставленной перед нами, конструкторами, задачи.