Хамелеон 2

— Поясни, — на удивление быстро справившись с изумлением, перешел на деловой тон дальневосточный гость.

— Тухачевский и стоящие за ним троцкисты готовят военный переворот, поскольку понимают, что войти во власть законными методами уже не способны. Просто прими это, как данность, и не спрашивай про доказательства. Сам понимаешь, никто их тебе не предоставит. Не по Сеньке шапка. Слишком уж высок уровень разворачивающихся интриг, — перешел от просто разговора непосредственно к вербовке старого приятеля Александр. — Именно поэтому он сейчас активно завлекает в свои сторонники максимально возможное количество красных командиров и одновременно саботирует перевооружение армии новейшими системами вооружения, хотя по занимаемой должности, наоборот, обязан всячески способствовать этому. Просто он прекрасно осознает, что не сможет перетащить на свою сторону большую часть войск, вот и старается не допустить их максимально возможного усиления. По этой же причине Тухачевский стремится разрушить карьеры тех, кто отказался пойти под его руку. А кого и вовсе устраняет.

— Так это он тебя? — вновь вылупил глаза на своего собеседника Михаил. Получив тогда письмо от жены друга с информацией о тяжелом ранении последнего каким-то там бандитом, он очень долго переживал. И, что было особенно неприятно лично для него, вообще ничем не мог помочь, ни Александру, ни его семье. Мало того, что сам едва сводил концы с концами, так еще и вырваться, чтобы навестить того в госпитале, никак не вышло — в связи с захватом японцами Маньчжурии они там все стояли в боевой готовности, так что о предоставлении отпуска в то время не могло быть и речи.

— Есть такое веское подозрение, — слегка скривившись, кивнул в ответ Геркан. — И насчет смерти Калиновского тоже. И Триандофилова с Деревцовым в 32-ом году. А о скольких подобных эпизодах нам и вовсе неизвестно? Кто знает?

— Так это же получается… Надо же что-то делать! — аж зависнув на несколько мгновений от обрушившейся на мозг информации, схватился за голову Киселев. Являясь обычным честным служакой, он и подумать не мог, что когда-нибудь ему предстоит влезть в такое… В такое в общем!

— Вот мы с тобой и будем делать, не привлекая к своим незначительным персонам лишнего внимания. Благо Тухачевский сам закрыл мне дорогу в конструкторы боевых машин, отчего по окончании ВАММ я пойду тянуть лямку командира танкового батальона. Как и ты. Как и многие прочие краскомы, которых прежде задвигали куда подальше более сговорчивые товарищи, что уже совсем скоро могут перестать быть товарищами. В том числе по этой причине ты поступишь в академию сразу после моего выпуска из неё. Ведь ничто не должно нас с тобой связывать кроме давней совместной службы. Мы даже отправимся служить в разные танковые дивизии. Я в 1-ю, а ты во 2-ю, что в этом году начнут формировать в Ленинградском военном округе, — после смерти Калиновского процесс создания танковых и механизированных дивизий застопорился почти на целый год, отчего повсеместно до сих пор превалировали полки и бригады, которые ныне потихоньку переводили на дивизионные уровни. В особенности этот затык коснулся Резерва Главного Командования, в формирования которого только и поступали все производимые Т-24 и Т-35. Больно уж мало средних и тяжелых танков до сих пор выдавали заводы. — Главное, Миша, учись. Хорошо учись! Чтобы мне не было за тебя стыдно, сам понимаешь перед кем! А вот когда придет время, мы и скажем своё веское слово! Хотя лично я более чем уверен, что, ни мне, ни тебе, стрелять не придется вовсе. Всё решится там, наверху, силами ОГПУ. Точнее теперь уже силами ГУГБ[2] НКВД, — еще летом 1934 года был создан Народный комиссариат внутренних дел СССР, составной частью которого и стал бывший ОГПУ. Зная же информацию о будущих чистках в высших эшелонах власти, Геркан мог позволить себе говорить столь спокойно, пусть даже после его вмешательства ситуация могла пойти по совершенно иному пути. Но вот человеком Тухачевского его теперь уж точно нельзя было назвать, что способствовало подъему духа комроты. Да и то, что негласно запретил ему заместитель Ворошилова, столь же негласно позволил продолжать делать Сталин. Так сказать, в инициативном порядке. Просто все новые разработки Александра до поры до времени должны были проходить через НАТИ, где у краскома сохранялись очень хорошие знакомства.

[1] Двух- и четырехместные — это в АИ. В реальности там указывались только двух- и трехместные танки.

[2] ГУГБ — Главное управление государственной безопасности

Глава 4 Проблемы «Датского королевства». Часть 1

Теперь Александр прекрасно понимал, отчего в его памяти о будущем всплывала разгромная статья об РККА, выданная бывшим царским генералом Головиным на страницах американского журнала «Инфантерия». Года не пройдет, как она окажется опубликована и подвергнется жесткой критике, как со стороны советского полпредства в США, так и со стороны военного атташе США в СССР. А меж тем эмигрировавший из страны генерал был прав — в текущем своем состоянии РККА действительно являлось именно колоссом на глиняных ногах.

Да, уже сейчас Красная Армия могла поражать всех и каждого, как своей быстро нарастающей численностью личного состава, так и насыщением частей всевозможной техникой. Проводимые ею грандиозные учения и маневры откровенно поражали всех приглашенных зарубежных гостей своей масштабностью. Только все эти поражающие воображение цифры и «показушные выступления» действительно являлись лишь красивой обложкой, за которой скрывалась неприглядная правда. И только попав после 5 лет инженерно-конструкторской работы и учебы в действующую часть, Геркан внутренне схватился за голову. Ибо демонстрировать на людях свои истинные чувства виделось ему слишком опасным, ведь подобное поведение вполне могло быть интерпретированы, как поклеп вообще на всю армейскую верхушку страны, включая Ворошилова. А институт «анонимных доброжелателей» в стране как раз цвёл и пах вовсю, заставляя любого разумного и осторожного человека очень четко следить за своими словами и действиями. Потому до поры до времени негодовать приходилось исключительно про себя.

Дело же обстояло в том, что, будучи назначенным командиром 2-го танкового батальона 1-го тяжелого танкового полка 1-й танковой дивизии им. Калиновского[1], он, естественно, принялся принимать дела с проверки всего батальонного имущества. И очень быстро выяснил, что из вверенных ему 49 танков типа Т-24 на ходу находятся всего 33 машины. Остальные же требуют среднего, если не капитального, ремонта, поскольку уже были канибализированы, то есть, растащены на запчасти, для поддержания в строю своих товарок. Но ладно бы это. К чему-то подобному он, в принципе, был готов, прекрасно зная, с каким жутким дефицитом запасных частей приходится сталкиваться вообще всей армии, половина автопарка которой представляла собой фактически недвижимость. Куда больше его убила информация, полученная от командира полка, что на 1935 год им всем выделен лимит аж на 10 моточасов эксплуатации данных танков. И это включая время, затраченное на передвижение своим ходом к ближайшему танковому полигону! Десять часов реальной практики! В год! Всего! В тяжелой танковой дивизии РГК! Фактически — в воинском формировании, должном являться самой элитной танковой частью страны!

И о какой выучке танковых экипажей можно было вести речь, при таком подходе к обучению и поддержанию навыков? Да ни о какой! Тут даже не особо спасала возможность потратить еще целых 30 моточасов в год на каждый из учебно-боевых танков полка. Учебный-то батальон в полку имелся лишь один на три полноценных боевых. Отчего на каждый экипаж выходило всё те же 10 часов в год дополнительных практических занятий. Хотя, как на экипаж? На отдельных членов экипажа, поскольку в Т-24 имелось по четыре танкиста, а в старенькие и дышащие на ладан учебные Т-18 помещалось за раз всего двое. Так что при равномерном распределении времени между всеми танкистами, в год выходило всего ещё 5 дополнительных часов практики на человека. И то, если эти самые учебные танки получалось хоть как-то реанимировать. Поступали ведь они в учебные батальоны отнюдь не с завода, а уже изрядно послужившими и откровенно заезженными из прочих, проходящих перевооружение на более новые машины, частей. К примеру, в их 1-ом полку на ходу были лишь 23 этих легких танка из всё тех же 49-ти положенных по штату и еще 9 штук имеющихся сверх штата — выданных в качестве источника запчастей.

Все же остальное время экипажам предлагалось обучаться воевать пешим по танковому. Это когда краскомы и красноармейцы выстраивались на своих двоих в квадрат, якобы отображая своё положение внутри Т-24, после чего десятки таких человеческих квадратиков начинали бегать по раскисшим весенним полям и дорогам, имитируя своё передвижение внутри танка по этим самым полям и дорогам.

Нет, какой-то определенный опыт это, естественно, давало. Люди притирались друг к другу, нижестоящие командиры начинали понимать какой именно команды следует ждать от своих непосредственных командиров в той или иной ситуации. И вообще, физкультура на свежем воздухе являлась делом полезным. Если бы ещё этим всерьез занимались. Но откровенная человеческая лень и, только не смеяться, сбережение ресурса обуви личного состава, диктовали иные реалии армейской жизни. А еще его «обрадовали» циркулирующими в дивизии слухами о том, что все танки типа Т-24 вскоре постигнет судьба тех же Т-18, к которым уже невозможно было достать новых запчастей заводского производства. Увы, но двигатели типа М-6Т, что ставили в Т-24, уже полтора года как совершенно перестали производить по причине полного сворачивания производства их авиационных предшественников. Как результат — большинство машин могли «похвастать» наличием в моторном отсеке движка переделанного в танковый из списанного авиационного М-6[2]. Со всеми вытекающими отсюда проблемами, в том числе связанными с остаточным ресурсом агрегата. Пусть их все и капиталили при «перековке» в эрзац-танковый, новыми они уж точно не являлись и оттого постоянно демонстрировали свой строптивый норов. Да и запасных моторов на замену вышедшим из строя не имелось совершенно, что могло только удручать.

Увы, но примерно схожая картина складывалась и в полках вооруженных Т-26. Пусть ситуация с запчастями и двигателями у них была на несколько порядков проще, что ленинградский, что харьковский, производители продолжали свою практически преступную практику выпуска бракованных КПП и бортовых редукторов. В Сталинграде же вовсе до сих пор не смогли наладить серийный выпуск танков, выдав за последние 2 года едва полтора десятка машин, так и не принятых РККА в силу наличия огромного количества дефектов. Зная же не понаслышке, с какими откровенными дефектами и недоработками отгружал танки ленинградский завод №174, Геркан даже думать не хотел, какое же ржавое ведро с болтами выходило из-под рук сталинградских танкостроителей. Зато, на удивление, с легким Т-27 всё было отлично. Эта временная машина вышла дюже удачной, самим фактом своего существования подтвердив поговорку, что нет ничего более постоянного, чем временное. Они, и ломались куда реже, и с ремонтом особых проблем не возникало, и производимого для них пушечного танкового вооружения вполне хватало на все выходящие из заводских ворот экземпляры. Потому их, наверное, вопреки всем прежним планам, и продолжали клепать не менее чем по сотне штук ежемесячно, дабы хоть чем-то закрывать имеющиеся пробелы. Более того, точно такое же вооружение начали устанавливать и на Т-26, обозвав такие танки «истребителями». Что свидетельствовало лишь об одном — если с выделкой 45-мм пушек, наконец, разрешились все былые проблемы, то с 76-мм орудиями, даже полковыми, дела обстоят всё так же печально.

Тут следовало отметить, что мысли Александра имели ну очень правильное направление течения. С изготовлением орудий от 76-мм и более в стране наблюдалась настоящая катастрофа. И чем о большем калибре шла речь, тем всё обстояло хуже и хуже. К примеру, производство новых дивизионных 122-мм и 152-мм гаубиц в 1935 году обещало быть выполнено лишь на 10% от намеченного. С корпусными пушками и орудиями большей мощности ситуация обстояла еще хуже — 6% и 4% соответственно. Снарядов же крупных калибров промышленность не собиралась дать вовсе ни одной штуки, поскольку их изготовление являлось совершенно нерентабельным для заводов, отчего соответствующие запросы наркомата обороны совершенно игнорировались директорами предприятий. Впрочем, как и производство 45-мм и 76-мм унитаров, которых хоть и собирались выдать аж в объеме 25% от намеченного военными плана, вряд ли могли быть пропущены армейскими приемщиками в полном объеме. Ведь та же самая беда, что некогда творилась с производством брони на Ижорском заводе, уже который год кряду с головой захлестывала производителей артиллерийских боеприпасов. Технологических карт производства у них не было, хоть какая-то проверка осуществлялась хорошо если хотя бы мастерами цеха на бегу, заливали в снаряды взрывчатку вообще на глаз, отчего их вес даже в одной партии постоянно гулял туда-сюда, тем самым напрямую влияя на точность ведения стрельбы. Да и с химическим составом, как самой взрывчатки, так и пороховых зарядов не редко «химичили», отчего ежегодно выходили из строя до сотни орудий после того как в стволе или каморе разрывался очередной «дефектный сюрприз от промышленников». Дело дошло до того, что по окончании проверки всех партий выпущенных в 1930–1934 годах снарядов лишь 54% оных были признаны пригодными к использованию. Причем, на удивление, из всех ответственных за сие непотребство персон пока был осужден лишь один Владимир Михайлович Беринг — главный конструктор завода №8, что и дал стране те самые 76-мм зенитные и 45-мм противотанковые пушки, с которыми как раз имелось менее всего проблем. В общем, всё это «пахло» очень подозрительно и дурно!