Хан с лицом странника

— Куда ж я скотину свою дену? — уперши руки в бока, наскакивала на старика дородная баба, — тоже с собой на болото потащу?

— А это уж как тебе нравится, Лукерья, — ответил старик. — Хочешь себя спасай, а хочешь скотину стереги, татар дожидайся. Они тебе большое спасибо скажут, — и старик, хлестнув лошаденку, направился к темнеющему вдалеке лесу.

— Мы уж тогда лучше на лодках за Оку подадимся, — задумчиво заговорили меж собой старики, — а скотину в лес угоним, может и жива останется, — и народ, прислушавшись, стал потихоньку расходиться от городских ворот, все еще изредка оглядываясь и бросая на Басманова недобрые с укоризной взгляды.

Вскоре дорога опустела и над городом повисла непривычная тишина, прерываемая только ударами кузнечного молота, да сонливый петух запоздало извещал о наступающем дне.

После обеда, когда Басманов с сыном, направлялись к смотровой башне, раздался крик дозорного:

— Конники скачут! Конники!

— Может, из наших кто? — спросил Федор с надеждой.

— Сейчас глянем, — и Алексей Данилович, грузно ступая по шатким ступеням, поднялся на верхний помост, откуда открывался вид на несколько верст вокруг.

И точно, к городку неторопливой рысью подъезжали около полусотни всадников. Но по их цветастым одеждам и коротконогим приплясывающим коням, по высоким седлам можно было догадаться — то были крымцы, их разведочный отряд, шедший впереди основных сил.

— Да, на наших они не очень похожи, — обронил Федор.

— Сейчас начнут нас дразнить, в поле выманивать, на схватку с ними, значит. Это они всегда так делают, знают, что один-другой удалец обязательно из крепости выскочит на сшибку.

— И что тогда? — спросил Федор.

— Заманят в поле подальше, аркан накинут и поминай, как звали.

Татары остановились, не доезжая до крепостных стен на расстоянии ружейного выстрела, и начали гортанно что-то выкрикивать, махать руками. Потом от них отделился один всадник и, пригнувшись к гриве коня, лихо проскакал перед самыми воротами, перекинул тело вниз, доставая рукой до земли, и появился с другой стороны лошадиной спины, вновь забрался в седло и, выпустив повод, несколько раз взмахнул в воздухе руками. Всадники, приветствуя его, радостно закричали, подняли коней на дыбы, заставив их сделать несколько прыжков на задних ногах. Все тот же молодой наездник, прикрывшись щитом и выставив длинное копье, подъехал чуть ближе к воротам и прокричал на ломаном русском языке:

— Эй, русская морда, айда туда-сюда сила мерить, — он выразительно взмахнул копьем, показывая, как он поразит русского наездника.

— Может, разрешишь, отец, сразиться? — Басманов увидел, как у Федора загорелись глаза, исполненные желания сразиться с татарином, — я его мигом достану, сшибу с седла. Ты ж сам меня хвалил, что хорошо держусь.

— Забудь! — осадил сына Басманов. — Думаешь, мало таких, как ты, дурней, в полон угодило, еще успеешь схватиться с ними.

Раздосадованный Федор изо всей силы ударил кулаком по нагретому солнцем бревну крепостной стены и, подскочив к пушкарю, вырвал у него фитиль и сунул к запалу. Отец не успел остановить его, как бухнул выстрел. Ядро просвистело и упало, взрывая песок перед ногами конников. Те шарахнулись в разные стороны и злобно закричали что-то на своем языке.

— О чем они? — спросил Федор отца, — скажи, ты же понимаешь.

— Грозятся умнику, который стрельнул по ним, яйца оборвать, — не задумываясь, ответил Алексей Данилович, и добавил от себя, — и правильно сделают, потому что испортил все по-глупому — и заряд, и дело. Думаешь, мне не хочется подстрелить одного, другого? А зря-то чего бахать?

Федор удрученно опустил голову, понимая, что отец прав, и он невыдержанностью своей ничего не доказал, а всадники откатились на безопасное расстояние, где их уже не достать.

Татары же, убедившись, что город знает об их приближении и ворота закрыты, поскакали упредить об этом своих, оставив пятерых наблюдать за городом.

Прошел час, а то и больше, прежде чем темная масса движущегося войска показалась на горизонте, затапливая все, как талая вода выходит из-под снега на луг, покрывая низину, и неукротимо двигаясь, заполняет каждую ямку, ложбинку пока, наконец, вся земля не окажется под водой. Не доезжая до города, татары остановились, разобрались на сотни, отогнали коней в степь, и спешно принялись рубить лес, носить хворост, устанавливать шатры, медные казаны на треногах, резать пригнанную с собой скотину. Все это происходило так, словно были они у себя дома, на своей собственной земле и их совершенно не тревожила близость русского города.

— Ну и нахалы, — удивился Федор Басманов, с любопытством наблюдавший за всеми приготовлениями татарских воинов, — словно не воевать пришли, а жить тут собрались. Здрасьте, вам!

— Они с пустым брюхом воевать не будут. Это тебе не наш мужик, что день работает и только вечером к столу садится. И завтра они, пока не нажрутся, на приступ не пойдут. Я их повадки хорошо знаю.

Ночь прошла спокойно и могло показаться, что утром татары снимутся и, отдохнув, пойдут дальше, не заметив ни саму крепость, ни защитников ее. Федору вспомнились рассказы стариков, что будто бы много веков назад действительно случалось татарам пройти мимо крепостей, которые благодаря молитве, становились невидимыми для них. Может, и с Рязанью произошло то же самое? Однако мечтаниям его суждено было развеяться тотчас, как татары, совершив утренний намаз, быстро поели, выскребая вчерашнюю еду из котлов, и в утренней тишине прозвучали слова команды. Весь лагерь зашевелился, разделился на сотни и изготовился к бою с оружием в руках. Вперед выехали несколько человек во главе с Дивей-Мурзой и, не доезжая ворот, остановились. Один из всадников громко прокричал:

— Наш господин, славный и непобедимый хан этой земли Девлет-Гирей, послал нас сказать, что если вы сдадите город миром, он готов принять вас в своем шатре. Но если хоть один волос упадет с головы любого из его воинов, всех вас ждет смерть, — он чуть помолчал и добавил, — наш доблестный хан ждет ответа.

Алексей Данилович Басманов в полном боевом облачении стоял на башне, ловя каждое слово. Он ждал этого момента и знал, что пощады не будет ни ему, ни тем, кто находится в городке. Но хотел хоть немного оттянуть время, надеясь на подход полков князя Воротынского. Поэтому он громко крикнул в ответ:

— Почему же достопочтенный хан сам не едет к нам в гости? Мы готовы обсудить его условия.

— Хан ждет воеводу у себя, — коротко крикнул все тот же всадник.

— Передайте хану, что негоже хозяевам к гостям на угощение ходить, пусть он к нам сперва пожалует, а уж потом мы к нему.

Всадники, не ожидавшие такого поворота, о чем-то пошептались меж собой и один из них поскакал к лагерю, а остальные остались на месте, изучающе разглядывая башни города и лица защитников, то и дело высовывающиеся над стенами. Басманов подозвал к себе Михея Кукшу и шепнул:

— Вели-ка позвать Менея Муху, он у нас лучший стрелок, пусть сюда поднимется, — Кукша кинулся исполнять поручение и вскоре на помост взобрался Меней, тяжело отдуваясь, волоча за собой пищаль заморской работы.

— Можешь до них достать? — спросил Басманов, показывая на столпившихся внизу всадников. — Отчего ж нельзя? Достанем. Попасть в лошадь или в татарина?

— Подожди, — остановил его Басманов, видя как тот прикладывает пищаль, целясь в кого-то, — сейчас сам Девлет-Гирей должен подъехать, если не испугается. Вот по нему и стрельни. Да не промахнись, а то… сам знаешь.