Ханкерман. История татарского царства

Хасан некоторое время посидел в клетке, потом осторожно выбрался наружу. Неспешно прошел через комнату, вспорхнул на балконные перила. Глянул вниз. Вокруг распростертого тела царицы под башней молча стояли люди.

Хасан посмотрел назад, в комнату, на свою клетку. Подумал. В общем-то, неплохая жизнь была в клетке, всегда тепло, вкусная еда, блестящие штучки. Потом взглянул на солнечный диск, поднимающийся над верхушками сосен. Лес! Не так сытно, в дождь мокро, зимой холодно, но это его лес! И заветное дупло в старом дубе.

Ворон расправил отвыкшие от полетов крылья, и перед тем, как взлететь, проорал собравшейся внизу толпе:

– Хар-р-рар-р-р!

Глава 10. Проклятое воинство

С падением Казани стратегическая необходимость в татарском ханстве на ближних подступах к Москве отпала, но Касимовское царство продолжало существовать, более того, московские и прочие окрестные князья не прекращали выплату «выхода». Его можно рассматривать как дань, но постепенно выход приобретал черты выплаты жалования элитным подразделениям. В скором времени из царской казны таким же образом будет выплачиваться довольствие порубежным казакам на Дон, в Сибирь, в Запорожскую Сечь «…свинцом, порохом, вином и денежной казною».

Важным оставался и политический аспект: Иван Грозный убеждал турецкого султана в письмах, что русские вовсе не враги мусульманской веры, а в Касимове на минарете светится полумесяц, и никто той вере не чинит препятствий. Но главное, касимовские татары очень скоро понадобились Ивану Грозному – в 1558 году, когда началась Ливонская война, в которой Шах-Али проявил неожиданную доблесть и отвагу.

Перед войной

Ливонскую войну откровенно ждали, особенно в «просвещенной Европе». На Русь тогда почти не обращали внимания: из-за отсутствия доступа к северным морям товарооборот с европейскими странами был мизерным, и считалось, что русские не скоро осмелятся заявить о своих интересах в Европе, что их удел – дикие азиатские степи. Завоевание Грозным Казани и Астрахани Европу насторожило, но всерьез не испугало, а вот когда Русь снова повернулась к балтийским берегам…

Порой кажется, что ничего в этом мире не изменилось. При монарших дворах и в европейской прессе началась агрессивная пропаганда: русский медведь тянет свои лапы к ливонским пределам, но католический орден с нашей помощью одолеет восточных иноверцев.

На деле Европе, то есть соседям Ливонии Литве, Польше, Швеции и Дании было наплевать на это странное государство. Прибалтийских рыцарей из-за их мерзких дел никто не любил, местное порабощенное население их откровенно ненавидело, а вот желающих забрать земли Ордена и отдельных баронов было в достатке. Но на словах, конечно, все католики мира готовы были помочь Ливонии в борьбе с дикой Русью и биться до последнего ливонца. Хотя наемников тоже хватало: из германских княжеств, из Испании, встречались даже генуэзцы.

Иван Грозный вряд ли задумывал большую войну, чтобы выйти к Балтике, как утверждают иные историки. Да, конечно, немцы вели себя подло, намеренно вредя русской торговле, и мешали попаданию на Русь новых технологий. Один из показательных примеров – задержание в Ревеле двухсот мастеров, нанятых по заказу Ивана Грозного. «Немецкая слобода» под Москвой как двигатель развития страны была задумана Грозным задолго до Петра. Нанятые по всей Европе пушкари, литейщики, химики, печатники, стеклодувы, строители, инженеры, ювелиры и прочие умельцы были задержаны ливонскими чиновниками и не пропущены на Русь. Мастеров продержали в Ревеле без объяснения причин, потом просто распустили по домам, а нанимавшего их мастера Шлитте, по одной версии, ложно обвинили в измене и казнили, а по другой, осудили по еще не просроченному долгу, но мастер сбежал из тюрьмы и до конца жизни скрывался от такого честнейшего правосудия.

Кроме того, немцы всячески ущемляли русских купцов. К примеру, русским запрещалось выдавать займы и кредиты, а русские меха и прочие товары обкладывались огромными пошлинами.

Но все помыслы Грозного пока были о крымской опасности, а от ливонцев он требовал «не обижать храмы православные» и заплатить наконец закрепленную договорами «юрьевскую дань», которая копилась годами и составляла 45 тысяч талеров, или 18 тысяч рублей. Сумма для государства с мощным торговым флотом и удобными портами смешная, но ливонский магистр сам шел на конфликт, всерьез рассчитывая и на помощь католического мира, соседей – Польши и Литвы, но в первую очередь – немецких княжеств, ведь магистр… вдруг стал протестантом. А еще надеялся на мощь стен многочисленных баронских замков и на полностью милитаризированное государственное устройство, где каждый барон имел свое постоянное войско. Повод к войне дали сами немцы: ливонский магистр потребовал от русских полностью списать «юрьевский долг», а ливонские бароны начали нападать на порубежные русские города.

Время собирать войско!

Пир горой

Конец 1557 года. Перед походом на Ливонию Иван Грозный устроил большой пир. Английский посланник, приглашенный на торжество, отметил, что за первым столом сидел сам царь с детьми и с казанскими царями (Шигалей и крещеный Ядыгарь), за вторым митрополит московский со своей свитой, а за третьим – черкесские князья. В соседних залах на пиру «присутствовало две тысячи татар, назначенных служить в Ливонской войне».

Сохранилась роспись высших командиров русского войска 1557 года перед походом в Ливонию: «В большом полку Шиг-Алей, да бояре князь Михаил Васильевич Глинской да Данило Романович, да черкасские князи Сибок с братьею; а в передовом царевич Тахтамыш, да бояре Иван Васильевич Шереметев Большой, да Алексей Данилович Басманов, Черкесские князи Иван Маашик с братьею, да Данило Адашев, а с ним казанские люди и с Свияги, и из Чебоксар, и черемиса, и новокрещеные; а в правой руке царевич Кайбула… и Городецкие люди, сеит и князи и мурзы».

Важная деталь: Шигалей командует всем русским войском, а кто командует полком правой руки? Его зять Кайбулла (Абдулла) со всем Городецким войском, в том числе и Сеитовым полком.

Объединенная русско-татарская рать двинулась к границам Ордена. Ливонцы приготовились к активной обороне. Европа заняла место в партере, чтобы наблюдать, как варварские орды разобьются о неприступные стены рыцарских замков. Как немногочисленные, но «правильные» немецкие войска будут поучать неотесанных русских воинской науке. Как доблестные рыцари явят чудеса отваги и мудрость передовой военной тактики в борьбе с азиатскими дикарями.

Армия прорыва

17 января 1558 года начались боевые действия. И тут случилось странное, совершенно непонятное европейцам: русское войско легко и быстро прорвало немецкую оборону по многим направлениям. Всего русская рать первого ливонского похода насчитывала 32 тысячи человек: 15 тысяч пехоты – стрельцов да пикинеров с артиллерией, 10 тысяч великокняжеской и боярской конницы, 7 тысяч конных татар. Русская артиллерия с пушками на облегченных лафетах по всем статьям превосходила тяжелые, но малокалиберные бронзовые пушки ливонцев, стрельцы большого полка получили нагрудную кирасу и стальной шлем, защищавший от сабельных ударов. Но главное – конница, русские конные полки обеспечивали пробивную мощь первого удара, в бреши, образовавшиеся в обороне противника, врывались татары и быстрым маневром заходили ему в тыл, либо отправлялись в глубокие рейды. Крушили все: громили обозы и заставы, рвали коммуникации, на плечах бегущего противника занимали замки и города. При такой тактике Ливонская война началась для русского воинства очень удачно. В скором времени войско Шигалея взяло город Дерпт (Юрьев, ныне – Тарту). Позже стремительной атакой ворвавшись в рижский порт, касимовцы под командованием царевича Тохтмыша даже сожгли рыцарский флот.

И вздрогнула Европа

Вот тут Европа и завыла. Европейские хроники с ужасом сообщали о жестокости Шах-Али и его татар. Об этом даже выпускали отдельные тиражи газет.

Например, опубликовали ложь о расстреле «голых дев». Текст под этим печатным документом гласил: «Весьма мерзкие, ужасные, доселе неслыханные, истинные новые известия, какие зверства совершают московиты с пленными христианами из Лифляндии, мужчинами и женщинами, девственницами и детьми, и какой вред ежедневно причиняют им в их стране. Попутно показано, в чем заключается большая опасность и нужда лифляндцев. Всем христианам в предостережение и улучшение их греховной жизни писано из Лифляндии и напечатано». Георг Бреслейн, Нюрнберг, «Летучий листок», 1561