Ханна

Девочки едва ли не четверть часа возились с куклой.

— Погляди-ка! — воскликнула Дейз, поставив её возле миниатюрного ведёрка для угля. — Здорово получилось, а?

— Да, отлично. Спасибо, — сказала Ханна и потянулась за следующей коробкой.

— Не трогай! — выпалила Дейз, когда Ханна приподняла крышку коробки с надписью: «Комната Лайлы». Ханна застыла. — Никому не разрешается трогать вещи из комнаты Лайлы в кукольном доме. Она сама всё вытирает и расставляет. Там даже есть фарфоровая кошечка, совсем как Яшма.

— Ясно, — сказала Ханна. — А комнаты других девочек?

К двум часам они закончили. Ханна переоделась обратно в форму судомойки, и её послали чистить каминные решётки и разводить огонь в комнатах на первом этаже.

Так она оказалась в комнате, куда прежде ни разу не заглядывала. Едва шагнув через порог, Ханна застыла. Она догадалась, что это музыкальная комната — Дейз обставляла её в кукольном домике. Там был большой рояль, а напротив него, у двух высоких французских окон, выходящих на сад, стояла арфа. Ханна поставила на пол ведёрко с углём и растопкой. Цветные струны, изящные очертания деревянного корпуса, блеск полированного дерева влекли её. До этого она видела арфу только на картинках. В комнате, кроме неё, не было ни души, арфа одиноко блистала в лучах утреннего солнца. На ней, разумеется, никто не играл, однако Ханна ощутила, как подрагивают струны. Но как же это? К инструменту никто не прикасался, и всё же девочка чувствовала, нет, почти что слышала колебание лёгкого звука — словно мелодия ждала, когда в неё вдохнут жизнь.

Внезапно Ханна поняла, что в комнате есть кто-то ещё. Она резко развернулась и оказалась лицом к лицу с высоким юношей с густыми чёрными волосами и изумрудными глазами. Девочка вскрикнула.

— Прости, я не хотел тебя напугать.

— Мистер Хоули? — Но нет, он был слишком молод для хозяина.

— Едва ли! — рассмеялся юноша. — Я Стэнниш Уилер.

— Тот самый портретист? — чуть слышно спросила Ханна. Ей вдруг почему-то стало не по себе, и она отвела взгляд. Эти изумрудно-зелёные глаза были беспокойными, словно течение бурной реки.

— Да, тот самый портретист. — Юноша наклонил голову в сторону и прищурился, как будто изучая Ханну. Он шагнул к ней, и у него на виске забилась жилка, а лицо побледнело. Ханна встревожилась. Что такого он в ней увидел? Ей показалось, что художник сейчас упадёт в обморок.

— Сэр, вам… вам дурно? — Девочка протянула руку, словно собиралась поддержать его, но Уилер тут же отступил на шаг, и Ханна залилась краской. «Дурочка! Дурочка! Какая же я дурочка! Высокий, сильный, здоровый мужчина. С какой стати ему падать в обморок?»

Он слегка покачал головой, вроде бы придя в себя.

— Всё хорошо, всё в полном порядке. Просто…

Художник замолчал, однако не сводил глаз с Ханны, словно что-то искал в её облике. Пунцовый румянец сошёл с её лица, но сердце девочки отчаянно колотилось, и у неё пересохло во рту. «Пожалуйста, уходите! — молча взмолилась она. — Что угодно, только уходите!»

Ханна подняла свою метёлку для пыли и принялась обмахивать ею совершенно чистый камин.

— Хозяева ещё не приехали. Они будут только ближе к вечеру.

— Да, я знаю. Я хотел осмотреть эту комнату, возможно, я буду писать девочек здесь.

Не поворачиваясь к художнику и продолжая вытирать несуществующую пыль, Ханна сказала:

— По-моему, я слышала от мистера Марстона, что мисс Хоули будут позировать в салоне, на фоне ваз.

— О да, я знаю. Бесценные вазы! — произнёс он несколько пренебрежительным тоном. Ханна не переставала чувствовать на себе его взгляд. — А ты… что ты думаешь об этих вазах?

Девочка внутренне похолодела. Она медленно развернулась.

— Вы не считаете, что они красивы? — спросила Ханна.

— О да, вазы очень красивы, — ответил художник. — Но мне кажется сомнительным предприятием сама попытка заключить нечто столь свободное, как море, в тонком слое краски на поверхности глиняной вазы.

Не задумываясь над тем, что говорит, Ханна ответила:

— Да, это всё равно, что засунуть корабль с парусами внутрь бутылки. Я однажды видела такое в витрине.

Художник опять наклонил голову и с ещё большим интересом посмотрел на девочку.

— Именно так. Есть вещи, которые нельзя ни в чём уместить.

«Но ведь именно этим он и занимается, — подумала Ханна. — Он ведь рисует портреты — запечатлевает жизнь на холсте, или по крайней мере пытается».

— Тем не менее, — продолжал Стэнниш Уилер со странной натянутой улыбкой. — Я готов держать пари, что ты считаешь вазы удивительно красивыми и что особенно тебя привлекает хвост, который пробивается через волну.

У Ханны застыла кровь в жилах. Художник протянул к ней руку, но девочка отвернулась.

— Прости, если я чем-то тебя оскорбил. Пожалуйста, прости, — сказал он.

Ханна сдерживалась, чтобы не потянуться к мешочку, спрятанному под платьем. У неё вошло в привычку прикасаться к нему, когда она волнуется. Но девочка чувствовала, что нельзя этого делать при художнике — тогда он узнает о ней слишком много. Он и без того как будто догадался, что Ханна недавно пробиралась ночью к двум вазам, которые стоят на страже неведомого мира.

Одно из важнейших предписаний в «Учебнике миссис Клермонт для домашней прислуги» гласило, что слуги ни при каких обстоятельствах не должны вступать в разговор с гостями дома, кроме тех случаев, когда это необходимо для исполнения их работы. Ханна закрыла рот. Мистеру Уилеру нет нужды знать, что она думает о вазах. Делиться с ним своими мыслями не входит в её обязанности.

— А, вот вы где, мистер Уилер! — сказал мистер Марстон, входя в комнату. — Ну что ж, вы посмотрели, что хотели. Но сомневаюсь, что Хоули согласятся поменять фон. Вы же понимаете, вазы и прочее.

Художник оторвал взгляд от Ханны.

— Да, я понимаю, Марстон. Но объясните мне вот что. Если Хоули в самом деле неоднократно перевозили вазы через Атлантический океан…

— Шестнадцать раз, если быть точным, — вставил мистер Марстон.

— Хорошо, и ещё берут их с собой в летний дом в Мэне, то почему нельзя переставить вазы из одной комнаты в другую?

— Этого я вам сказать не могу, мистер Уилер.

Повисла тишина. Слышно было только, как Ханна укладывает растопку в камин.

— Понимаю, — пробормотал мистер Уилер. И девочка услышала удаляющиеся шаги дворецкого и гостя.

«Он видит меня насквозь, как через стекло, через воду, — подумала Ханна, оставшись одна в музыкальной комнате. Сердце у неё бешено колотилось. — Он видит меня насквозь. Но как же это?»

8 РЕКА

Самообладание покинуло Стэнниша Уитмана Уилера, едва он спустился к подножию холма Бикон-хилл. Художник остановился, тяжело оперся на фонарный столб и прикрыл глаза.