Ханский ярлык

— Как? Обыкновенно, на своих двоих.

— А может, на четырёх? — ржали на весь лес его спутники.

— Може, на четырёх, — склабился хвастун. — Не помню.

— А може, на пяти? — ещё более ухохатываясь, вопили дозорные.

Их хохот далеко разносился по лесу, действительно распугивая зверье и птиц. Но не людей.

На дорожном повороте из гущи ольхового куста неожиданно выскочили оружные люди и ухватили под уздцы двух коней:

— Приехали, братцы.

Третий дозорный, видя такое дело, повернул коня и, хлестнув его плёткой, помчался назад. Он мчался во весь опор, полагая, что за ним гонятся, боясь даже оглянуться. Однако за ним никто не гнался. Примчавшись к полку, он заорал:

— Бяда-а-а!

— Что случилось? — нахмурился великий князь, видя испуганное лицо дозорного.

— Збродни. На нас напали збродни.

— Эка невидаль, збродни. — Князь Андрей обернулся, позвал: — Давыд, собери свою сотню — и вперёд. Кого захватишь живьём — повесь при дороге.

— Слушаюсь, князь. — Давыд завернул коня и поехал собирать своих воинов, растянувшихся на лесной дороге.

А там, у ольхового куста, где были схвачены двое дозорных и спешены с коней, князь Данила Александрович объяснял одному из них:

— Скажешь Андрею Александровичу, что-де два полка, московский и тверской, заступают ему путь. И если он будет идти дальше, мы ударим с двух сторон, а то и в хвост ему. Поэтому пусть либо сам едет ко мне для переговоров, либо шлёт кого из бояр. Садись на коня и езжай.

— А Егор?

— Какой Егор?

— Ну товарищ мой. Его отпустите?

— Его пока в залог оставим. Приедет князь или боярин, с ним и отпустим твоего Егора. Ехай. Да поживей. А то, поди, тот наплёл там с три короба.

Тот действительно «наплёл». Едва отдышавшись, сообщил, что его товарищей «пронзили копьями», а ему, мол, удалось «увернуться». Но тут, к его удивлению и стыду, прискакал один из «пронзённых» и сообщил князю:

— Дорогу перекрыли московский и тверской полки. Князь Данила Александрович сказал, чтоб ты, князь, приехал для переговоров или прислал кого из бояр.

Андрей хлестнул по сапогу плетью, процедил:

— Скотина... — И, неожиданно обернувшись, погрозил ей первому дозорному: — Збродни, говоришь? Пронзили, говоришь?

Видимо, из желания отвлечь гнев князя от своего товарища, «пронзённый» сообщил:

— Ещё князь Данила Александрович сказал, что они уже зашли с хвоста нам и готовы ударить.

— Как? Уже с тыла?

— Ну да, так сказал Данила Александрович.

Андрей прошёлся туда-сюда, нахлёстывая голенище сапога. Потом приказал:

— Позовите ко мне боярина Акинфа.

И пошло по цепочке: «Акинфа! Боярина Акинфа к великому князю!»

Боярина долго не было, и, когда он приехал, князь Андрей выговорил ему:

— Где тебя носит?

— Я был в обозе, Андрей Александрович, проверял возчиков.

— Что их проверять?

— Так пьют, князь, а в пути разве можно? Этак и поклажу растеряют.

— Эй-эй! Куда? — заметил Андрей Давыда, направлявшегося с воинами по дороге. — Назад. Никакие там не збродни.

Завернув Давыдову сотню, Андрей сказал Акинфу:

— Езжай в сторону Юрьева. Там нам путь заступили московские и тверские болваны. Спроси князя Данилу, какого рожна ему надо? Кто его сюда звал? И пообещай, если не уйдёт с пути, худо ему будет. Езжай, Акинф.

Данила Александрович, выслушав посланца великого князя, спросил:

— А ты как думаешь, Акинф, зачем мы здесь?

— Ну, думаю, не хотите пустить великого князя на Переяславль.

— Верно думаешь, Акинф. Князь Иван, уезжая в Орду, просил меня и князя Михаила присмотреть за его уделом. Вот потому мы здесь. И потом, у твоего князя, как нам стало известно, в задумке и Москву и Тверь тряхнуть. А? Не так ли?

Боярин пожал плечами, мол, не наше сие дело. Подошёл князь Михаил Ярославич.

— Ну что?

— Да вот прислал Андрей Акинфа, грозит мне худом, если с пути не уйду.

— Ну, грозиться друг другу мы все горазды. Токо Орде боимся язык показать. Ты сам рассуди, Акинф, кого мы тешим этим? А?

— Дьявола, — неожиданно негромко сказал боярин.

— Вот именно. Ты-то понимаешь, почему не скажешь ему об этом?

— Как будто он послушает.

— Он, окромя Тохты, никого не слушает, — заметил князь Данила. — Это его разлюбезный советчик.

Посовещавшись, князья отправили с Акинфом своего представителя Александра Марковича, наказав ему склонять Андрея к миру, ни в коем случае не унижаясь, но и грозясь в меру.

— Главное, чтоб он не вздумал опять звать орду, — наказывал Михаил Ярославич. — От него всё ждать можно.

— Орду вряд ли он ныне позовёт, — сказал Акинф. — Дюденя во Владимире все церкви пограбил, иконы ободрал.

Епископ и митрополит крепко пеняли за это Андрею Александровичу. Так что ныне он вряд ли решится.

Увидев подъезжавших, великий князь воскликнул с ехидством:

— Что? У Данилы кишка заслабила самому ко мне явиться?

На что Александр Маркович отвечал спокойно:

— Не след князьям самим в пересылы бегать, на это слуги есть.

Александр Маркович слез с коня, передал повод кому-то из отроков, поклонился великому князю.

— Велено мне, Андрей Александрович, спросить тебя, зачем ты снова ссору затеваешь?

— Я? Ссору? — усмехнулся Андрей. — Это они на рожон лезут. Я иду в свой родной удел — Переяславль.

— Но ныне это удел Ивана Дмитриевича, которого сейчас нет там. Если б ты ехал один со слугами, но ты ведёшь целую рать. Зачем?

Разговор обретал нежелательную для великого князя направленность, а посему он велел Акинфу:

— А ну, отгони ротозеев, развесили уши.

— А ну, кыш, — пошёл Акинф, отгоняя не только простых воинов, но и даже милостников князя. — Вам сие слышать не обязательно.

И, отогнав всех, даже сам не стал подходить, щадя самолюбие великого князя, которому сейчас московско-тверской посланец будет выговаривать от имени своих князей вещи не совсем приятные.