Ханский ярлык

— Всех оружных убивать, безоружных пленить, — приказал он. — Воеводу лучше взять живым.

Но утром, как только двинулись к крепости тарасы, начались неожиданности для русских.

Со стен ударили по тарасам пороки, с первых же выстрелов стали разбивать эти хитроумные постройки, представлявшие прекрасные цели. Из-под рассыпающихся брёвен тарас выскакивали воины и, волоча своих раненых товарищей, бежали назад.

— A-а, чёрт! — ругался великий князь. — Кто мог подумать, что у них окажутся пороки? Найдите мне этого ижорца Петра.

Когда ижорца доставили к князю, он напустился на него:

— Что ж ты, болотная душа, не сказал мне, что у них есть пороки?

— Но, князь, ты ж не спрашивал. И потом, откуда мне было знать, что это такое. Я их впервые у тебя увидел. Да и не видел я их там, наверно, они их после привезли.

Зато сани с дровами вполне исполнили то, для чего были придуманы. Сразу же по сигналу трубы, когда двинулись тарасы, тронулись в сторону крепости и сани. Помимо воинов, укрывшихся за щитом и толкавших сани, за ними полукругом шли лучники. Они беспрерывно обстреливали надвратные бойницы, не позволяя осаждённым вести прицельную стрельбу по саням. А меж тем сани дымились, дрова на них разгорались, и если огонь ещё не достигал воинов, толкавших сооружение, то лишь потому, что зажжён был в середине, внутри сложенных дров.

Перед самыми воротами воины разогнали воз так, что при ударе саней о них поленница рассыпалась, сдвинув горящий сушняк вперёд. Костер стал быстро разгораться, огонь начал лизать полотно ворот, раскаляя железо, зажигая дерево.

— Пускай зажигалыциков, — приказал князь нижегородскому тысяцкому.

И вот один за одним поскакали к крепости на резвых конях воины, держа в руках просмолённые горящие витени.

— По кругу-у, по кругу-у! — кричал им тысяцкий, хотя все они давно знали это условие.

Скачка вкруг крепости по кругу не давала осаждённым возможности вести прицельную стрельбу по быстро мчащимся воинам. Разве что случайная стрела могла зацепить кого-то.

И каждый воин, улучив мгновение, когда оказывался близко к стене, швырял горящий витень на стену как можно сильнее. А бросив, тут же отворачивал в сторону коня, давая возможность очередному всаднику вступить в круг, и мчался за новым пеньковым витенем.

— Ещё! Ещё! — командовал Андрей Александрович. — Не давать им передышки!

И горящие факелы летели на стену, падали в крепость, грозя каждое мгновение пожаром. А круг всадников всё кружился, не убывая, не давая передышки осаждённым, которым, видимо, немало досадили эти горящие пеньковые витени, так как они вынуждены были все силы и внимание уделять тушению этих огней, летевших к ним. Именно поэтому костёр, горевший у ворот снаружи, быстро набрал силу и уже вскидывал огонь выше стен крепости.

Князь подозвал к себе ладожанина, оставшегося при нём:

— Быстро беги к своим, пусть добавят ещё огоньку к воротам.

Вскоре в костёр у ворот влетели вторые сани с сушняком, огонь запылал с новой силой.

На этом закончился первый день осады. Многие считали, что неудачно. Однако князь, напротив, был другого мнения:

— Крепость не яичко: разбил, облупил и ешь. Ворота мы ослабили, и теперь от первого же удара тарана они рассыпятся.

— Так что? Завтра тараним?

— Нет. Завтра весь день надо их обстреливать пороками и стараться разбить свейские пороки. Пока они целые — нам с тарасами не подойти к стенам.

В темноте по брёвнышку унесены были в тыл тарасы, а заодно и те камни, которые их развалили. Завтра они пригодятся для стрельбы по крепости.

С рассветом началось метание камней из пороков. К ним были приставлены самые искусные стрелки, князь пообещал по десять гривен за каждый разбитый свейский порок.

Беек умудрился найти для своего орудия скрытое место за молодой распустившейся сосенкой, пообещав своим подносчикам:

— Ну, братцы, двадцать гривен на земле не валяются.

— Почему двадцать, Беек? Десять ведь обещано.

— Это за одну, а я хочу две металки разбить. А даст Бог, и с тремя управимся.

— Типун тебе на язык — как бы свей нас не накрыли.

И началась обоюдная стрельба из пороков. Стреляли по крепости, и она отстреливалась. Камни, прилетавшие от свеев, тут же летели обратно, иногда делая по нескольку оборотов туда и сюда. Подносчики даже начали давать им прозвища:

— О-о, опять «рыжий поросёнок» вернулся.

— А вот к нам «щучка» вновь приплыла.

И эти многопудовые «поросята», «щучки», «бабки» и «бараны», прилетая, крушили всё, обо что ударялись, а если попадали в зазевавшегося, то тут же и приканчивали беднягу.

Осаждённые первыми поразили один из пороков славян, зашибив разлетевшимися щепками нескольких человек, обслуживающих машину. Однако, оправившись от испуга, подносчики разыскали валун, обезоруживший их, признали в нём знакомца:

— Ба-а, это же наша «рюха»!

И, кряхтя, потащили к соседнему пороку.

— Братцы, вдарьте этой, она удачливая, наш порок в щепки разнесла.

«Рюха» и впрямь угодила во вражеский порок. И наблюдатель, сидевший вверху на сосне, крикнул радостно:

— Есть одна! Андрей Александрович, одна металка накрылась!

— Точно? — спросил снизу князь. — Не ошибся?

— Какой там. И двух стрелков уложила.

— Кто попал, не видел?

— Кажись, Беск.

— Молодец, — потёр довольно ладони Андрей. — Сколько у них ещё осталось?

— Три, кажись. Я три вижу на заболотах.

— Ну, наших втрое более. Даст Бог, одолеем.

И действительно, ещё до наступления темноты все шведские пороки были разбиты, хотя и новгородцы потеряли столько же. Были убитые и раненые среди стрелков.

Великий князь сдержал слово. Установив, кто именно попадал в свейские машины, выдал им куны. Беек со своими товарищами отхватил двадцать гривен и по кружке хмельного мёда из княжеского бочонка. И в темноте захмелевшие герои орали удалую песню:

Мы по свеям бьём без промаха, Попадаем точно в глаз...