Характероанализ. Техника и основные положения для обучающихся и практикующих аналитиков

Именно стремление достичь интенсивного позитивного переноса явилось одним из мотивов, побудивших меня уделять такое большое внимание негативному переносу; раннее и полное осознание негативной, критической, дискредитирующей и т. д. установки к аналитику не усиливает негативный перенос, а устраняет его и кристаллизует позитивный. То, что могло бы создать впечатление, будто я работал «с негативным переносом», двоякого рода: во-первых, в результате аналитического разрушения нарциссического защитного механизма проявляются латентные негативные переносы, которые я сегодня по-прежнему скорее недооцениваю, чем переоцениваю, и нередко анализы месяцами проходят под знаком защиты. Но я не вкладываю в пациента ничего, чего бы уже не было бы в нем до этого, а просто острее проявляю то, что было скрыто в формах его поведения (вежливость, безразличие и т. д.) и означает не что иное, как тайную защиту от влияния анализа.

Вначале я называл негативным переносом все формы защиты Я. Это имело под собой определенное, хотя и косвенное основание. Защита Я рано или поздно начинает пользоваться имеющимися наготове побуждениями ненависти, оно разными способами защищается от анализа с помощью системы деструктивных влечений. Верно и то, что побуждения ненависти, т. е. настоящий негативный перенос, регулярно и относительно легко выманивают, когда при толковании сопротивления исходят из защиты Я. Было только неправильно защиту Я как таковую называть негативным переносом. Скорее она представляет собой нарциссическую защитную реакцию. Также и нарциссический перенос, строго говоря, не является негативным. В то время, очевидно, я находился под сильным впечатлением от того, что вся защита Я, если она последовательно анализируется, очень легко и быстро переходит в негативный перенос. Латентный негативный перенос изначально имеется только при переносе у пассивно-женственного характера и при блокировке аффектов; здесь речь идет об актуально действенной, но вытесненной ненависти.

Для иллюстрации техники переноса при внешнем позитивном переносе следует привести случай 27-летней женщины, которая обратилась ко мне из-за своего непостоянства в сексуальных отношениях. Она была дважды разведена, в обоих браках нарушила супружескую верность и для своего социального круга имела слишком много любовников. Она сама сумела назвать актуальную причину этой своей черты нимфоманки: неудовлетворенность вследствие вагинальной оргазмической импотенции. Для понимания описываемого сопротивления и его интерпретации следует упомянуть, что пациентка была очень мила и вполне осознавала свою женскую привлекательность. Она также не делала тайны из этого знания. Во время предварительной беседы мне бросилось в глаза некоторое смущение; она постоянно смотрела в пол, хотя говорила и отвечала плавно.

Первый сеанс и две трети второго прошли в относительно беспрепятственном описании неприятных обстоятельств, сопровождавших ее второй развод, и нарушений сексуальных ощущений при половом акте. В конце второго сеанса случилась заминка; пациентка замолчала и после некоторой паузы сообщила, что ей нечего больше сказать. Я знал, что перенос уже вступил в действие в виде сопротивления. Теперь имелись две возможности: либо советами и уговорами следовать основному правилу побудить пациентку к дальнейшим сообщениям, либо обратиться к самому сопротивлению. Первое означало бы обход сопротивления, второе было возможно только в том случае, если бы затруднение было понятно хотя бы отчасти. Поскольку в таких ситуациях всегда имеется защита со стороны Я, приступить к интерпретации сопротивления можно было с этого бока. Я объяснил ей смысл подобных запинок, что именно в таких случаях «что-то невысказанное» мешает продолжению анализа, что-то такое, чему она бессознательно сопротивляется. Я также ей сказал, что обычно повод к таким торможениям дают мысли о аналитике, и обратил ее внимание, что успех лечения зависит также и от того, сможет ли она быть в этих вещах до конца откровенной. Тогда с многочисленными затруднениями она сообщила, что еще вчера могла говорить свободно, но с тех пор у нее появились мысли, которые, собственно говоря, ничего общего с лечением не имеют; в конце концов выяснилось, что раньше она размышляла о том, что было бы хорошо, если бы у аналитика возникло к ней «определенное отношение»; и не презирал ли он ее за связи с мужчинами. На этом сеанс завершился. На следующий день заминка продолжилась. Я вновь обратил ее внимание на ее затруднение, а также на то, что она теперь опять от чего-то защищается. Тут выяснилось, что она полностью вытеснила все, что было на последнем сеансе. Я объяснил ей смысл этого забывания, на что она заметила, что вчера ночью не могла уснуть, потому что очень боялась, что у аналитика могут возникнуть к ней личные чувства. При определенных обстоятельствах это можно было бы истолковать как проекцию собственных любовных побуждений, но личность пациентки, ее очень выраженный женский нарцизм и ее прошлое, насколько оно уже было известно, не совсем в это вписывались. Неопределенное чувство подсказало мне, что она не доверяла моей медицинской надежности и опасалась, что я могу злоупотребить аналитической ситуацией в сексуальном смысле. Не было никаких сомнений в том, что с ее стороны уже имелись сексуальные желания, привнесенные в аналитическую ситуацию. Но, оказавшись перед выбором, проговорить сначала эти проявления Оно или те опасения Я, едва ли можно было колебаться принять решение в пользу последних. Поэтому я ей сказал то, о чем догадался из ее опасений. На это последовало обилие сообщений о ее негативном опыте общения с врачами; все они рано или поздно делали ей предложения или даже, не спрашивая ее, злоупотребляли врачебной ситуацией. И разве не естественно, что она испытывает такое недоверие к врачам, и в конце концов откуда ей знать, что я лучше. На какое-то время эти откровения подействовали освобождающе, она смогла снова спокойно вернуться к обсуждению актуальных конфликтов. Я узнал многое о ее любовных отношениях и ситуациях; на себя обратили внимание два факта: чаще всего она искала отношений с более молодыми мужчинами, но через короткое время любовники ей надоедали. Было ясно, что речь шла о нарциссических условиях: с одной стороны, она хотела властвовать над мужчинами, что легче всего ей удавалось с более молодыми, но затем она теряла интерес к мужчине, если он достаточно выразил ей свое восхищение. Можно было бы сообщить ей смысл ее поведения, это точно не навредило бы, поскольку речь не шла о чем-то глубоко вытесненном. Но, учитывая динамическое воздействие интерпретации, я удержался от этого; будучи уверенным, что ее особенность очень скоро разовьется в анализе до мощного сопротивления, я предпочел дождаться этого момента, чтобы аффекты из актуального переживания связать в переносе с осознанием. Сопротивление установилось очень скоро, но в неожиданной форме.

Она снова молчала, и на мою повторную интерпретацию, что сейчас она определенно что-то защищает, после долгих колебаний сказала, что в конце концов случилось то, чего она опасалась: теперь ее гнетет не мое отношение к ней, а ее отношение ко мне. Ей приходится постоянно думать об анализе, более того, вчера она даже онанировала, представляя в фантазии, что совершала половой акт с аналитиком. После того как я ей сказал, что такие фантазии в анализе не являются чем-то особенным, что все чувства, которые пациент испытывал к другим людям, он переносит на аналитика, (она это очень хорошо поняла), я обратился к нарциссическому заднему плану этого переноса. Несомненно, сама по себе фантазия отчасти являлась также выражением начинающегося прорыва объектно-либидинозного стремления. Но интерпретировать ей это как перенос по многим причинам было невозможно или неуместно. Инцестуозное желание пока еще было самым глубоким образом вытеснено; поэтому сводить к нему фантазию было нельзя, хотя в деталях фантазии уже проявились детские элементы. Однако личность и общая ситуация, в которую была включена фантазия-перенос, предоставляли достаточно материала, чтобы проработать другие стороны и мотивы фантазии. До и во время анализа у нее были состояния страха, которые отчасти соответствовали запруженному сексуальному возбуждению, отчасти – актуальному страху Я перед трудной ситуацией. Итак, при интерпретации сопротивления-переноса я снова исходил из ее Я; сначала я объяснил ей ее внутренние барьеры, мешавшие ей об этом говорить, затем, что она была слишком горда, чтобы сразу признаться мужчине в таких эмоциональных побуждениях. Она тотчас с этим согласилась и добавила, что в ней все противилось этому. На мой вопрос, бывало ли так, что она любила и желала спонтанно, она сказала, что такого с ней еще никогда не случалось, всегда только мужчины хотели ее, а она лишь отвечала на их любовь. Я объяснил ей нарциссический характер этого факта, и она это очень хорошо поняла. Далее ей был объяснен тот факт, что речь здесь не могла идти о настоящем любовном стремлении, ее просто раздражало, что мужчину нисколько не трогала ее привлекательность, – ситуация, которую она не выносила. Фантазия соответствовала желанию влюбить в себя аналитика; на это она в качестве подтверждения привела мысль, что покорение аналитика играло в фантазии главную роль и служило подлинным источником удовольствия. Теперь я мог обратить ее внимание на опасность, которая таилась в этой установке; она не сможет долго выносить отвержение и в конечном счете потеряет интерес к анализу. Об этой возможности она и сама уже думала.

На этот пункт я хотел бы обратить особое внимание. Если при подобных переносах своевременно не раскрыть нарциссический задний план, легко может случиться так, что неожиданно возникает реакция разочарования, и пациентка в негативном переносе прекращает анализ. На семинаре на протяжении нескольких лет докладывались такие случаи. Всегда происходило одно и то же: такие высказывания принимали слишком буквально, отношения истолковывались исключительно как любовные отношения, вместо того чтобы делать акцент на желании понравиться и готовности к разочарованию, и пациенты затем рано или поздно прекращали анализ.

От описанной интерпретации переноса затем легко нашелся путь к анализу ее нарцизма, презрения к мужчинам, которые ухаживали за ней, и общей неспособности любить, которая была основной причиной ее проблем в реальной жизни. Она очень хорошо понимала, что сначала ей нужно выяснить причины торможения своей способности любить, при этом упомянула помимо тщеславия также чрезмерное упрямство и, наконец, внутреннее безразличие к людям и вещам, свою только поверхностную и мнимую заинтересованность и вытекающее из всего этого чувство безысходности, которое ее мучило. Таким образом, от сопротивления-переноса мы непосредственно перешли к анализу ее характера, который отныне оказался в центре анализа. Ей пришлось признаться, что и во время анализа при всем своем желании с помощью анализа привести себя в порядок она оставалась, по существу, внутренне безучастной. Дальнейшее уже не представляет здесь интереса. Я хотел только показать, как соответствующее характеру пациента развертывание переноса непосредственно ведет к аналитическим вопросам нарциссической изоляции.

То, что в техническом отношении является неверным доводить до сознания рудименты и зачатки настоящего позитивного переноса, вместо того чтобы сначала разрабатывать нарциссические и негативные напластования, вытекает также из соображений, связанных с экономической точкой зрения в нашей терапии.

Ландауэр первым обратил мое внимание на то, что каждая интерпретация перенесенного эмоционального побуждения сначала его ослабляет и усиливает ему противоположное. Поскольку перед нами в анализе стоит цель выкристаллизовать генитальное объектное либидо, освободить его из вытеснения и выделить из смешений с нарциссическими, догенитальными и деструктивными побуждениями, само собой получается, что аналитик как можно дольше интерпретирует и объясняет исключительно или преимущественно проявления нарциссического и негативного переноса, но позволяет спокойно развиваться признакам начинающегося любовного стремления до тех пор, пока они однозначно, а не амбивалентно, не сконцентрируются в переносе. Обычно это случается лишь на очень продвинутых стадиях анализа или только перед его завершением. В особенности при неврозах навязчивости опыт показывает, что амбивалентность и сомнение не удается преодолеть, если путем последовательного подчеркивания стремлений (нарцизма, ненависти, чувства вины), противостоящих или противоречащих объектному либидо, не изолируют амбивалентные стремления; в таком случае из острой амбивалентности и сомнения едва ли получается что-нибудь верное, все интерпретации бессознательных содержаний ослабляются, если вообще не перестают действовать, из-за стены, которую образует панцирь сомнения. Кроме того, эта экономическая точка зрения очень хорошо сочетается с топической, ибо настоящее, первоначальное объектное либидо, особенно инцестуозное генитальное стремление, у невротика глубочайшим образом вытеснено; его нарцизм, ненависть и чувство вины, а также догенитальные притязания противостоят стремлениям, которые в топическом и структурном отношении расположены ближе к поверхности.

Если сформулировать с экономической точки зрения, то задача обращения с переносом состоит в том, чтобы добиться концентрации всего объектного либидо в чисто генитальном переносе. Для этого необходимо ослабить не только садистские и нарциссические энергии, связанные в панцире характера, но и догенитальные фиксации. При правильном обращении с переносом после отделения нарциссических и садистских стремлений от структуры характера освобожденное благодаря этому либидо концентрируется на догенитальных позициях; затем на какое-то время наступает позитивный перенос догенитального, т. е., скорее, инфантильного характера, который способствует прорыву догенитальных фантазий и инцестуозных желаний и тем самым служит устранению догенитальных фиксаций. Все либидо, которое аналитическим путем отделяется от его догенитальных мест фиксации, устремляется тогда к генитальной ступени, усиливая, как при истерии, или вновь пробуждая, как при неврозе навязчивости, при депрессии и т. д., генитальную эдипову ситуацию. Но вначале это обычно происходит под знаком страха, причем реактивируется также и инфантильная истерия страха. Это первый признак нового катексиса генитальной ступени. Но то, что проявляется в анализе на этой стадии, представляет собой не генитальное эдипово желание как таковое, а опять-таки прежде всего защиту от него со стороны Я, а именно страх кастрации. Типично, что при такой концентрации либидо не остается на генитальной ступени; как правило, имеется лишь попытка продвижения к новому катексису генитальных стремлений. Затем, натолкнувшись на барьер страха кастрации, либидо снова на время откатывается назад к своим патологическим (нарциссическим и догенитальным) местам фиксации. Обычно этот процесс повторяется несколько раз, снова и снова вслед за продвижением к генитальным инцестуозным желаниям происходит откат к барьеру страха кастрации. Это имеет следствием то, что благодаря реактивации страха кастрации снова устанавливается старый механизм связывания тревоги, т. е. либо возникают преходящие симптомы, либо (что, пожалуй, бывает чаще) вновь полностью активируется нарциссический защитный механизм. Разумеется, интерпретационная работа снова и снова направляется на защитные механизмы, раскрывает все более глубокий инфантильный материал и вызывает при каждом продвижении к генитальности некоторый страх, пока, наконец, либидо не фиксируется на генитальной позиции и постепенно вместо страха или догенитальных и нарциссических желаний не устанавливаются генитальные ощущения и перенесенные фантазии.

Когда мною были представлены эти факты, некоторые аналитики высказали мнение, что им не известно, когда актуальный невроз играет такую важную роль в анализе. Теперь мы можем на это ответить: сейчас, на этой стадии анализа, когда устранены наиболее существенные связи либидо, когда переработка невротического страха сошла на нет в симптомах и характере, когда снова отчетливо проявляется ядро невроза, застойный страх. Он соответствует застою отныне свободно плавающего либидо. На этой стадии, поскольку все снова превратилось в либидо, во всей своей силе устанавливается настоящий позитивный перенос, не только нежно, но и прежде всего чувственно; пациент начинает онанировать с фантазиями из переноса. В этих фантазиях можно устранить остатки торможений и инфантильных искажений связанной с инцестом генитальности, и тем самым закономерно наступает стадия, задача которой состоит в устранении переноса. Но прежде чем мы к этому перейдем, следует указать еще на некоторые детали, которые выявляет клиника при описанной концентрации либидо в переносе и на генитальной зоне.

2. Вторичный нарцизм, негативный перенос и понимание болезни

Ослабление и даже устранение защитных механизмов характера, которые необходимы, чтобы высвободить и сделать доступным как можно большее количество либидо, приводит к тому, что Я на какое-то время оказывается в ситуации полной беспомощности. Ее можно охарактеризовать как фазу крушения вторичного нарцизма. Правда, больной тогда цепляется за анализ с помощью высвободившегося тем временем объектного либидо, что обеспечивает ему определенную по-детски понимаемую защиту. Но при этом надо учитывать, что крушение реактивных образований и иллюзий, которые создавало Я для своего самоутверждения, пробуждает у пациента мощные негативные течения против анализа [16] ; кроме того, с устранением панциря влечения обретают первоначальную силу, власть которой над собой ощущает Я. Все вместе это приводит к тому, что порой иногда эти переходные фазы принимают критическую форму, появляется склонность к самоубийству, теряется способность к работе; более того, иной раз встречаются даже аутические регрессии, если речь идет о шизоидных характерах. В этом процессе самыми крепкими оказываются навязчиво-невротические характеры в силу своего анального упорства и стойкой агрессии. Кто управляет переносом, тот может очень хорошо управлять темпом процесса и его интенсивностью благодаря регулированию последовательности интерпретаций, в особенности ясной проработке негативных течений у пациента.

16

Мне кажется вероятным, что упреки, которые делали мне при обсуждении негативного переноса, также происходят оттого, что нарциссический защитный механизм больных обычно оставляют относительно незатронутым и поэтому бурного переноса ненависти не происходит.