Характероанализ. Техника и основные положения для обучающихся и практикующих аналитиков

При таком упразднении переноса аналитик наталкивается, особенно у пациентов противоположного пола, на большие трудности, на клейкость либидо, которая в некоторых случаях месяцами препятствует попыткам отделения. При исследовании причин этой прилипчивости предварительно выявились следующие факты:

1. Остатки не устраненного чувства вины, которые соответствуют еще не полностью осознанному садизму в отношении объекта из детства.

2. Тайная надежда, что аналитик все-таки удовлетворит любовные требования. Эту тайную надежду нужно всегда отслеживать, потому что пациенты почти никогда не выражают ее спонтанно.

3. Созданный самой аналитической ситуацией остаток не генитальной, а инфантильной привязанности к аналитику как репрезентанту защищающей матери. Здесь во многих случаях справедлива трактовка Ранка аналитической ситуации как воображаемой ситуации в утробе матери. Подобно тому как при анализе привязанности, обусловленной чувством вины, прорабатываются последние остатки садистских побуждений, при анализе прилипчивости, связанной с инфантильной фиксацией на матери, прорабатываются остатки либидинозной привязанности догенитального характера.

4. Наконец, особенно у девушек и у несчастных в браке женщин, на этих конечных стадиях анализа встречается сильнейший страх перед предстоящей сексуальной жизнью, который отчасти проявляется в виде примитивного страха коитуса, отчасти – в виде следования общественным нормам моногамной идеологии или требованию непорочности. Особенно последнее требует обстоятельного анализа; он выявляет либо сильную идентификацию с матерью, требующей моногамии или целомудрия, либо чувство женской неполноценности, которое основывается на недостаточно проработанной детской зависти к пенису, либо рационально полностью оправданный страх перед трудностями, которые доставляет сексуальная жизнь в обществе, столь уничижающем сексуальность. У мужчин часто встречается проблема, состоящая в том, что, соединив нежность и чувственность, они стали теперь неспособными к сношению с проститутками или с оплачиваемыми любовницами. Если они не решаются сразу вступить в брак, то адекватный выбор объекта, удовлетворяющий в равной мере нежность и чувственность, сделать непросто.

Эти и некоторые другие обстоятельства затрудняют отделение от аналитика. Очень часто бывает так, что пациент удовлетворяет чувственность с объектом, который он не любит, точнее сказать, любить не может, потому что его нежность связана с аналитиком. Хотя эта привязанность затрудняет нахождение настоящего объекта во время анализа, наилучшие результаты получаются тогда, когда пациент или пациентка еще до завершения анализа находит подходящий сексуальный объект. Большое преимущество этого заключается в том, что поведение в новых отношениях можно аналитически контролировать и легко устранять возможные остаточные невротические явления.

Если пациент во время анализа не находит объект слишком рано, т. е. до проработки позитивного переноса, и терапевт остерегается каким-либо образом влиять на пациента, например, настаивать на выборе объекта, то в преимуществе такого завершения лечения не может быть никаких сомнений. Теперь, однако, возникают трудности общественного характера, обсуждение которых вышло бы за рамки данной книги и уже было проведено в специальных работах [18] .

18

Ср. Reich: Geschlechtsreife-Enthaltsamkeit-Ehemoral (M"unster-Verlag, 1930) и Der sexuelle Kampf der Jugend (Verlag f. Sex-Politik, 1931). Второе издание первой из книг появилось в 1936 году под названием Die Sexualitat im Kulturkampf; в настоящее время она составляет часть книги Die sexuelle Revolution (Франкфурт, 1966).

5. Несколько замечаний о контрпереносе

Легко понять, что своеобразие лечащего аналитика является определяющим – в каждом случае по-разному – фактором в лечении. Как известно, перед аналитиком стоит задача настроить во время лечения собственные бессознательное как воспринимающий аппарат на бессознательное анализанда, далее обходиться с каждым пациентом так, как того требует его самобытность. С аналитическим знанием и умением, которое к тому же аналитик должен еще обрести, это связано лишь постольку, поскольку от его чувствительности к чужому бессознательному и его способности приспосабливаться к каждой аналитической ситуации зависит также прогресс его аналитического знания и практического умения.

Прежде всего нужно исключить возможное недоразумение. Фрейд советовал аналитикам быть непредвзятыми, способными поражаться каждому новому повороту в анализе. Это, казалось бы, противоречит нашему требованию систематического анализа сопротивления и строгого выведения специальной техники из структуры характера пациента. Как можно – возникает вопрос – быть пассивным, настроенным воспринимать, готовым к неожиданностям и вместе с тем вести себя логично, последовательно и систематически направлять? Некоторые коллеги ошибочно даже пытаются решать новые характероаналитические задачи рассуждениями о структуре случая.

Указанное противоречие только кажущееся. Если у терапевта развита требуемая Фрейдом способность, то он обращается с сопротивлениями и переносом автоматически – проявляет реакцию на процессы, происходящие у анализанда, – без напряженных размышлений о структуре случая. Например, если пациент одновременно предъявляет различный в динамическом отношении материал, относящийся к разным слоям, аналитик спонтанно предпочтет одну часть другой, без долгих раздумий будет анализировать защиту Я от вытесненных содержаний и т. д. Напряженные раздумья о структуре и необходимых технических средствах – это всегда признак того, что данный случай представляет собой совершенно новый и необычный тип или что бессознательное аналитика в каком-то смысле отгородилось от предъявляемого материала. Необходимо, в точности как говорил Фрейд, быть готовым к любой неожиданности, но, кроме того, надо также уметь быстро включать это неожиданно новое в общую связь терапевтического процесса. Если анализ с самого начала развертывался на основе сопротивления-переноса в соответствии со структурой данного случая, если в самом начале избегают ошибки запутать пациента и ситуацию слишком глубокими и преждевременными толкованиями, то новый материал упорядочивается словно сам собой. Основная причина этого заключается в том, что части бессознательного, о которых здесь идет речь, проявляются не произвольно, а в зависимости от хода анализа. Предпосылкой для этого остается то, что изначальное сосуществование и нагромождение аналитического материала и сопротивлений преобразуются в последовательность; это опять лишь вопрос систематического анализа сопротивления.

Мы сохраняем ложное впечатление, будто характероаналитическая работа – это результат интеллектуального разложения случая во время лечения и технических обсуждений случаев, которые могут происходить только на интеллектуальном уровне. Этого нельзя переносить на саму аналитическую работу, которая представляет собой важный результат интуитивного понимания и действия. Если однажды преодолена типичная склонность начинающего сразу же «примерять» свое аналитическое знание к данному случаю, если аналитик позволяют себе свободно идти вперед, то это значит, что создана важнейшая основа для совершенствования аналитического мастерства.

Способность аналитика свободно продвигаться вперед в своей работе, не цепляться за интеллектуально приобретенное знание, а понимать случай как таковой, зависит – как вскоре будет понятно – от особенностей характера аналитика, точно так же, как такая же способность анализанда дать себе волю определяется степенью ослабления его характерной блокады.

Не раскрывая здесь всего комплекса вопросов, мы хотим обсудить на нескольких типичных примерах проблему контрпереноса. Обычно в процессе работы с пациентом можно понять, дефектна, и если да, то в чем, установка аналитика, т. е. не нарушена ли она его собственными проблемами. В иных случаях, когда аффективный негативный перенос не возникает, в этом повинна не столько блокада самих пациентов, сколько блокада аналитика. Кто сам не устранил вытеснение своих агрессивных наклонностей, тот окажется не способен в желательном объеме осуществить эту работу с пациентом и, возможно, у него даже разовьется аффективное нежелание правильно оценить значение анализа негативного переноса хотя бы интеллектуально. В таких случаях агрессивность пациента, которую требуется пробудить, означает провокацию для вытесненной агрессивности аналитика. Тогда он будет либо не замечать негативных импульсов у пациента, либо тем или иным способом препятствовать их проявлению, если только преувеличенным дружелюбием по отношению к пациенту не усилит вытеснение агрессии. Наши больные в скором времени начинают чувствовать подобные установки аналитика и основательно используют их в смысле своей невротической защиты от влечений. Блокировка аффектов или боязливое чрезмерно вежливое поведение аналитика – важнейшие признаки защиты от собственной агрессии.

Противоположностью этому является обусловленная характером неспособность аналитика выносить сексуальные проявления пациента, т. е. его позитивный перенос, без излишне сильного внутреннего участия. Основываясь на своей деятельности в качестве аналитика, осуществляющего контрольный анализ, можно констатировать, что собственный страх перед чувственно-сексуальными проявлениями пациента не только зачастую затрудняет лечение, но и не допускает установления примата гениталий у пациента. Ведь обычно пациент проявляет свои генитальные любовные требования в переносе. Если сексуальная жизнь самого аналитика недостаточно упорядочена или хотя бы интеллектуально он не настроен позитивно в сексуальных вопросах, то от этого должны пострадать его результаты. Излишне подчеркивать, что при недостатке собственного сексуального опыта понимание актуальных проблем в сексуальной жизни больного будет существенно затруднено. Поэтому одно из важнейших требований учебного анализа должно состоять в том, чтобы молодые аналитики выполняли по меньшей мере то же требование, которое относится к больным: установление примата гениталий и налаживание удовлетворительной половой жизни. Сексуально озабоченному или неудовлетворенному аналитику не только труднее справляться со своими позитивными контрпереносами, если он не прибегает к вытеснению собственных импульсов; после многолетней работы он долгое время будет неадекватно реагировать на собственные сексуальные притязания, спровоцированные сексуальными проявлениями пациентов, и наверняка столкнется с невротическими проблемами. В этом отношении практика предъявляет нам строжайшие требования, скрывать или отрицать которые было бы бессмысленным делом. Независимо от того, будет ли аналитик, которому приходится бороться с такими трудностями у себя самого, сознательно соглашаться с этим или отрицать, каждый обычный пациент ощутит бессознательное отрицание и отвержение сексуальности аналитиком и вследствие этого не сможет устранить свои собственные сексуальные торможения. Но дело заходит еще дальше. Сам аналитик может жить так, как считает правильным: если бессознательно он отстаивает жесткие моральные принципы (что пациент всегда ощущает, например, сам того не зная, отвергает полигамные отношения или определенные любовные игры), то он мало чем поможет больным и будет склонен упрекать пациента за то или иное поведение как «инфантильное», которое совершенно не обязательно является таковым.

Аналитики, воспринимающие перенос своих пациентов по существу нарциссически, склонны к тому, чтобы каждую актуальную влюбленность пациента толковать как знак любовного отношения к аналитику. По той же причине часто случается, что критику пациента и его недоверие прорабатывают недостаточно хорошо.

Аналитики, которые недостаточно контролируют свой собственный садизм, легко впадают в знаменитое «аналитическое молчание» без наличия соответствующих оснований. Они рассматривают как противника не невроз пациента, а его самого, который «не хочет стать здоровым». Иная угроза прекратить анализ, иное ненужное установление срока возникают не столько из-за технической неподготовленности, сколько из-за недостаточного терпения, которое затем, естественно, сказывается на технике.

Наконец, всегда и в любом случае будет ошибкой, если общее аналитическое правило, согласно которому аналитик должен быть для пациента «чистым листом», на который тот наносит затем свой перенос, утрируют до такой степени, что становятся безжизненными, словно мумия. В таком случае многие пациенты не могут «разговориться», что впоследствии делает необходимыми искусственные, неаналитические мероприятия. Очевидно, что с агрессивным пациентом надо вести себя иначе, чем с мазохистом, с экзальтированным истериком – иначе, чем с депрессивным больным, что в зависимости от ситуации нужно менять свое поведение даже с одним и тем же пациентом, словом, нельзя самому вести себя невротически, даже если самому приходится быть объектом невроза.