Характероанализ. Техника и основные положения для обучающихся и практикующих аналитиков

Этот механизм выявляется только тогда, когда больного удается поднять на генитальную ступень, т. е. когда начинают пробуждаться или же впервые развиваться генитальные желания. В таком случае возникает новая трудность. Она заключается в том, что у больного теперь развивается сильное генитальное желание, которое вначале устраняет многие проявления его мазохистского поведения, но при первом же реальном опыте в генитальной области он вместо удовольствия переживает неудовольствие и из-за этого оказывается снова отброшенным в «мазохистское болото» анальной и садомазохистской догенитальности. Прошли годы, прежде чем удалось решить эту загадку и понять, что «неизлечимость мазохиста, который хочет держаться за свое страдание», следовало приписать лишь нашему недостаточному знанию его сексуального аппарата. Разумеется, было бы невозможно руководствоваться клиническими наблюдениями, оставаясь при мнении, что вытесненное чувство вины или потребность в наказании как выражение влечения к смерти фиксируют его на страдании.

Этими утверждениями не отрицается факт, что самонаказание может облегчить совесть. Для нас вопрос упирается лишь в значимость наших клинических формулировок. Ослабление чувства вины благодаря вынесенным наказаниям действует не в центре, а на периферии личности, может вообще не состояться и не остановить невротический процесс, оно происходит относительно редко и, кроме того, является симптомом, а не причиной невроза. Конфликт «сексуальное желание – страх наказания», напротив, является центральным в любом неврозе, без него невротического процесса не бывает, а сам он – не симптом, а причина невроза. Прежняя оценка потребности в наказании привела в психоанализе к ошибочной модификации аналитического учения о неврозах, нанесла вред теории терапии, преградила путь к проблематике профилактики неврозов и затушевала сексуальную и социальную этиологию неврозов.

Мазохистский характер основывается на весьма необычной судорожности не только в его психическом, но и прежде всего в генитальном аппарате, которая сразу же тормозит любое более сильное ощущение удовольствия и тем самым превращает его в неудовольствие. Таким способом постоянно питается и усиливается источник страдания как основа мазохистских характерных реакций. Очевидно, что даже при таком тщательном и основательном анализе смысла и происхождения мазохистского характера мы не сможем добиться терапевтического эффекта, если не доберемся до генеза этой судорожности. В противном случае нам не удастся восстановить оргазмическую потенцию больного, способность полностью расслабиться и раствориться в генитальном переживании, которая одна только может устранить внутренний источник неудовольствия и тревоги. Вернемся к нашему случаю.

Когда пациент предпринял первую попытку коитуса, у него была эрекция, но он не отважился совершать движения во влагалище. Вначале мы думали, что это было связано со смущением или незнанием, и только гораздо позже выяснили истинную причину. Он испытывал страх перед усиливающимся удовольствием – без сомнения, весьма странное поведение. Этот страх мы всегда встречаем при лечении оргазмических нарушений у фригидных женщин, но у мазохиста он имеет особое свойство. Чтобы это понять, мы должны снова обратиться к материалу анализа.

После того как пациент несколько раз совершил половой акт, благодаря чему значительно повысилось его генитальное самоощущение, выяснилось, что он при этом испытывал гораздо меньшее удовольствие, чем при мазохистском онанизме. Тем не менее он мог живо представлять себе ощущение генитального наслаждения, что стало мощным стимулом к лечению. Незначительное генитальное переживание пациента вызывало большие опасения, ибо мы не можем никаким другим способом устранить догенитальное удовольствие, кроме как через создание естественным образом более интенсивного генитального удовольствия. Отсутствие удовольствия при половом акте, конечно же, стимулом к развитию генитальности не являлось. При дальнейших попытках выявилось новое нарушение. Во время полового акта член становился мягким. Было ли это лишь страхом кастрации или чем-то еще? Дальнейший анализ его представлений о кастрации ни к каким изменениям в его состоянии не привел. В конце концов выяснилось, что судорожное сжатие мышц ягодиц перед семяизвержением при мастурбации имело большее значение, чем мы первоначально предполагали. Я приведу инфантильный материал, который показывает, что у мазохиста, несмотря на его внешне свободное и чрезмерно акцентированное анальное и уретральное удовлетворение, имеются проистекающие из самого раннего детства анальное и уретральное торможение и страх, которые позднее распространяются на генитальную функцию и создают непосредственную физиологическую основу для чрезмерной продукции неудовольствия.

В возрасте от трех до шести лет у него развился страх перед уборной, сопровождавшийся представлением о том, что какое-то животное может забраться ему в анальное отверстие. Да и само темное отверстие вызывало страх. После этого он начал сдерживать стул, что опять-таки вызывало страх наделать в штаны. Но если наделать в штаны, то за это побьет отец. Чтобы это узнать, было достаточно впечатляющей сцены на третьем году жизни. Когда отец бьет, существует также опасность кастрации, поэтому нужно избегать ударов по ягодицам, чтобы случайно не оказались задетыми гениталии. Тем не менее во время «культурных» воспитательных мероприятий отца, которые проводились весьма основательно, его всегда мучил страх, что, лежа на животе, он мог занозить свой член. Все это вызывало спазм мочевого пузыря и кишечника и создавало ситуацию, из которой ребенок не находил выхода. И это стало для матери поводом для того, чтобы вновь уделять особое внимание испражнению, что создало новое противоречие: мать проявляла большую заботу о функциях опорожнения, отец же за это бил. Таким образом, его эдипов комплекс имел прежде всего анальную основу. Затем развился еще один страх, что мочевой пузырь и кишечник могут лопнуть, что сдерживание в конечном счете окажется бесполезным и он снова может стать жертвой своего родителя, ибо тот не любил шутить в подобных вещах, хотя сам себя анально ничем не стеснял. Типичная картина безнадежной и безвыходной ситуации, которая, разумеется, коренилась не в биологических, а в чисто социальных данностях. Нельзя оставить без упоминания, что отцу особенно нравилось щипать своих детей за ягодицы и, помимо прочего, он ласково говорил, что «сдерет с них кожу», если дети что-нибудь натворят.

Таким образом, ребенок сначала испытывал анальный страх перед отцом, который связывался с анальной фиксацией на матери и избиением самого себя (отражение страха наказания со стороны отца). Из-за того, что при опорожнении ребенок получал разрядку и удовлетворение, он испытывал чувство вины и из страха перед отцовским наказанием начинал бить самого себя. Очевидно, что по значению для патологии данного случая этот простой процесс выходит далеко за рамки идентификации с наказывающим отцом и мазохистских установок по отношению к развивающемуся анальному Сверх-Я. Такие патологические идентификации сами уже являются невротическими образованиями, по существу последствиями, а не причинами ядра невроза [53] . Разумеется, мы выявили все сложные связи между Я и Сверх-Я, но не остановились на них, а стали решать более важную задачу: четко разделить, какие проявления мазохизма соответствовали реальному поведению отца и какие – внутренним эрогенным стремлениям пациента. В этом, как и в других сходных случаях, я не мог прийти к иному выводу, кроме как к следующему: наши методы воспитания заслуживают гораздо большего внимания, чем обычно им уделяют, и мы очень плохо распределяем наше внимание, если 98 % его мы уделяем ювелирной аналитической работе и едва ли 2 % – тяжелому вреду, который наносят детям их родители. Именно поэтому нам до сих пор не удавалось надлежащим образом использовать психоаналитические данные для критики патриархального и семейного воспитания.

53

Невроз возникает в результате конфликта между Я-удовольствием и наказывающим внешним миром и поддерживается конфликтом между Я и Сверх-Я. Сверх-Я продолжает действовать на основе постоянно обновляемых ощущений, что сексуальное удовольствие является чем-то наказуемым. К отдаленному воздействию из детства решающим образом добавляется влияние общественного мнения.

Эта детская конфликтная ситуация, которую в основном можно было свести к противоречивому отношению обоих родителей к анальности ребенка, обусловила не только женскую готовность отдаться отцу-мужчине, но и чувство пустоты и импотенцию. Когда позднее пациент оказывался рядом со взрослым мужчиной, он ощущал себя импотентным; от страха он сразу лишал катексиса свои гениталии и становился анально-пассивным, что выражалось в восхищении этим мужчиной.

Мы можем прийти теперь к следующим выводам: общепринятое воспитание чистоплотности (слишком раннее и слишком строгое) фиксирует преобладание анального удовольствия; связанное с этим представление о побоях исполнено неудовольствием и катектировано в первую очередь страхом. Таким образом, неудовольствие, связанное с побоями, не становится удовольствием, а страх перед побоями препятствует проявлению удовольствия. Затем в процессе развития это переносится также на гениталии.

Когда пациент достиг полной половой зрелости, он по-прежнему часто спал с матерью в супружеской кровати. В шестнадцать лет у него развилась фобия, что мать может от него забеременеть. Телесная близость и тепло матери активно стимулировали его онанизм. Семяизвержение означало – и это не могло быть иначе из-за всего его прежнего развития – мочиться на мать. Когда мать родила ребенка, то это был corpus delicti [54] его уретрального инцеста, и поэтому надо было опасаться строгого наказания. Тогда он начал удерживать семя и одновременно живо мазохистски фантазировать. Так его заболевание приняло свою конечную форму. Его успеваемость в школе снизилась; после кратковременной попытки реституции с помощью «самоанализа», который не удался, началось психическое опустошение, сопровождавшееся растянутой анально-мазохистской мастурбацией, которой он занимался каждую ночь.

54

Состав преступления (лат.). – Примеч. пер.

Окончательное крушение началось с тяжелого актуального невроза, который достиг кульминации в постоянном возбуждении, бессоннице и похожих на мигрень головных болях. В это время заторможенный юноша страдал от мощного прорыва генитального либидо. Он был влюблен в одну девушку, но не решался с ней сблизиться; он опасался, что «выпустит на нее газы», и сгорал от стыда от одной только мысли об этом. Он шел на некотором расстоянии за каждой девушкой, при этом живо воображал, как они «прижимаются животами друг к другу» и что в результате этого, несомненно, родится ребенок, который может выдать их отношения. Наряду с этим важную роль играл страх оказаться отверженным по причине анальных тенденций. Мы здесь видим типичную судьбу пубертата: торможение примата генитальности частично вследствие общественных ограничений, частично вследствие невротических фиксаций, вызванных более ранними нарушениями сексуальной структуры, обусловленными воспитанием.

Вначале наряду с генитальным напряжением существовало также анальное в форме постоянно сдерживаемых позывов к дефекации и в виде пучения. Генитальной разрядки пациент не допускал. Только в семнадцать лет вследствие ночных пассивных фантазий о побоях у него случилась первая поллюция. После этого актуальный невроз несколько отступил, но первое семяизвержение он переживал как травму. Во время эякуляции пациент вскочил из страха запачкать постель, схватил ночной горшок и был в отчаянии от того, что какое-то количество семенной жидкости попало на кровать.