Характероанализ. Техника и основные положения для обучающихся и практикующих аналитиков

Важным признаком реакции эмоциональной чумы является то, что действие и обоснование действия никогда не совпадают. Настоящий мотив скрыт, а мнимый мотив выдвигается. При естественной, здоровой характерной реакции мотив, действие и цель составляют органичное целое; здесь ничего не скрыто. Реакция понятна, непосредственна. Например, здоровый человек не имеет никакого другого обоснования для своих сексуальных действий, кроме естественной любовной потребности и цели – ее удовлетворения. Аскетический больной чумой, напротив, обосновывает свою сексуальную слабость вторично этическими требованиями. Это обоснование не имеет ничего общего с образом жизни. Образ жизни отрицающего жизнь аскета возник еще до того, как был обоснован. Здоровый человек никому не собирается навязывать свой способ жизни; но он окажет посильную помощь, терапевтическую или иную, если его об этом попросят. Здоровый человек никогда не станет заявлять, что все люди «должны быть здоровыми». Во-первых, такое требование было бы нерационально, ибо здоровьем нельзя повелевать; во-вторых, у здорового человека отнюдь нет стремления навязывать другим свою жизненную позицию, так как его мотивы образа жизни касаются только его собственной жизни и ничьей другой. Больной эмоциональной чумой отличается от здорового тем, что он предъявляет свои жизненные требования не только к себе, но и прежде всего к своему окружению. Где здоровый человек советует и помогает, где он просто делится с другими собственным опытом независимо от того, послужит ли он примером для них или нет, там больной чумой навязывает другим свой образ жизни силой. Больные чумой не терпят мнений, способных разрушить их панцирь или раскрыть их иррациональные мотивы. Здоровый человек с удовольствием обсуждает мотивы своих поступков, больной чумой приходит от этого в ярость. Если противоположные жизненные воззрения других людей мешают жизни и работе здорового человека, то он рационально борется исключительно за сохранение своего образа жизни. Больной чумой борется с образом жизни других людей, даже если это его вообще не касается. Причина его борьбы – провокация, которую представляет собой само по себе существование иного образа жизни.

Энергия, которыми питаются эмоциональные реакции чумы, обычно проистекает из ненасытной жажды удовольствия, не важно, идет ли речь о садистских военных действиях или о клевете на друзей. Эмоциональную чуму со всеми другими биопатиями объединяет застой сексуальной энергии. О различиях я скажу чуть позже. Главная биопатическая особенность эмоциональной чумы выражается в том, что ее, как и любую другую биопатию, можно вылечить, восстановив естественную способность к любви.

Склонность к эмоциональной чуме повсеместна. Не бывает людей, полностью свободных от чумы, и людей, полностью пораженных ею. Склонность к иррациональным реакциям чумы может таиться в глубине каждого человека, даже самого здорового и жизнерадостного, как склонность к раку, шизофрении или алкоголизму.

Разграничить эмоциональную чуму и генитальную структуру характера проще, чем разграничить эмоциональную чуму и простые неврозы характера. Хотя, строго говоря, эмоциональная чума – это невроз или биопатия характера, она вместе с тем представляет собой нечто большее, и именно это отличает ее от биопатии и невроза характера: эмоциональной чумой мы можем назвать такое поведение человека, которое вследствие биопатической структуры характера типичным образом проявляется в межчеловеческих, т. е. социальных, отношениях и организуется в соответствующие институты. Сфера действия эмоциональной чумы столь же велика, как и сфера действия биопатии характера. Т. е. повсюду, где имеется биопатия характера, существует по меньшей мере возможность хронического воздействия или острой эпидемической вспышки эмоциональной чумы. Если мы перечислим типичные области, в которых чума либо постоянно свирепствует, либо выражается в острых приступах, то сразу увидим, что речь идет о важнейших сферах жизни. Это мистицизм в его деструктивной форме; пассивное и активное стремление к авторитарности; морализм; биопатии автономной системы жизни; партийное политиканство; семейная чума, которую я назвал «familitis»; садистские методы воспитания, мазохистская терпимость к этим методам воспитания или криминальный протест против них; сплетни и клевета; авторитарный бюрократизм; империалистическая военная идеология; все, что подпадает под американское понятие «рэкет»; криминальная антисоциальность; порнография; ростовщичество, расовая ненависть.

Мы видим, что область эмоциональной чумы во многом совпадает с обширной областью социального зла, которое еще не было побеждено ни одним социальным освободительным движением. С некоторой неточностью область эмоциональной чумы можно было бы приравнять к «политической реакции» и, пожалуй, даже к основному принципу политики. Чтобы суметь сделать это корректным образом, необходимо перенести основной принцип всей политики, а именно стремление к власти и обман, на различные сферы жизни, где в обычном значении слова о политике не говорится. Под это расширенное понятие политической эмоциональной чумы подпадает, например, мать, которая пользуется политическими методами, чтобы отдалить своего ребенка от супруга; точно так же честолюбивый ученый, который интригами, а не деловыми качествами добивается высокого социального положения, отнюдь не соответствующего его достижениям.

Мы уже упоминали биологический сексуальный застой в качестве общего биофизиологического ядра всех форм эмоциональной чумы. Насколько нам известно из опыта, генитальный характер неспособен пользоваться методами эмоциональной чумы. В социальной жизни, в которой доминируют институты эмоциональной чумы, этот характер оказывается в крайне невыгодном положении. Есть и второй общий знаменатель всех форм эмоциональной чумы: недостаток способности к естественному сексуальному удовлетворению регулярно приводит к развитию вторичных импульсов, в особенности садистских. Это клинически вполне обоснованный и достоверный факт. Поэтому мы не будем удивлены, что биопсихическая энергия, которая питает реакции эмоциональной чумы, всякий раз представляет собой разновидность энергий вторичных влечений. В выраженных случаях всегда имеет место садизм – особенность, присущая исключительно человеку.

Теперь понятно, почему правдивость и прямота – столь редкие качества человеческого характера; более того, почему эти столь восхваляемые формы поведения, если им удается где-то возобладать, вызывают изумление и восхищение. С точки зрения «культурных» идеалов следовало бы ожидать, что правдивость и прямота окажутся повседневными и совершенно естественными формами поведения. Но это далеко не так; они вызывают удивление, а правдивые и прямодушные люди считаются чудаками, обремененными какой-то хандрой; более того, правдивость и откровенность очень часто связаны с угрозой для социальной жизни. Все это можно понять, не руководствуясь господствующей культурной идеологией, а только обладая знанием об организованной эмоциональной чуме. Только оно позволяет также понять, почему движущие силы всех свободолюбивых устремлений: правдивость и объективность – веками снова и снова подвергались самым тяжелым испытаниям. Поэтому не следует думать, что какое-либо освободительное движение имеет шанс достичь своих целей, если оно решительно и открыто не противопоставляет правдивость организованной эмоциональной чуме.

То, что эмоциональная чума до сих пор была не распознана, являлось ее самой надежной защитой. Поэтому можно предположить, что точное исследование ее сущности и ее движущих сил сломает эту защиту. Переносчики эмоциональной чумы логично воспринимают это как смертельную угрозу их существованию, что неизбежно и проявляется в их реакциях, которые мы рассмотрим в дальнейшем. По ожидаемым реакциям мы должны будем и сможем отделить тех, кто искренне хочет бороться с распространением эмоциональной чумы, от тех, кто хочет сохранить ее институты. Не раз было продемонстрировано, что иррациональная сущность эмоциональной чумы, вопреки ее намерению, постоянно проявляется, как только добираются до ее причины. Это нетрудно понять, потому что эмоциональная чума не способна реагировать иначе, кроме как иррационально. Она обречена на поражение, если ей будут решительно противопоставлены рациональное мышление и природное чувство жизни. Однако нет надобности атаковать ее или с ней воевать. Она автоматически и непременно приходит в ярость, когда дают объективное и правдивое описание естественных функций живого существа. Нет ничего, что она ненавидела бы больше, чем именно это.

Различия между генитальным характером, невротическим характером и реакциями эмоциональной чумы

а) В мышлении

Мышление у генитального характера ориентируется на объективные факты и процессы; оно отделяет существенное от несущественного или менее существенного; оно пытается осмыслить и исключить иррациональные, эмоциональные нарушения; по своей сути оно функционально, т. е. адаптивно, не механистично и не мистично; суждение является результатом мыслительного процесса; рациональное мышление доступно объективным аргументам, ибо без объективных контраргументов существует вероятность того, что оно будет функционировать плохо.

Мышление невротического характера тоже пытается ориентироваться на объективные процессы и факты; но поскольку на заднем плане рационального мышления и в переплетении с ним действует хронический сексуальный застой, оно в той или иной степени одновременно ориентируется на принцип избегания неудовольствия; это значит, что процессы и события, осмысление которых вызывает неудовольствие или же противоречит, как, например, у компульсивного характера, мыслительной системе, разным способом избегаются или осмысляются иррационально, так что рациональная цель становится недостижимой. Пример: все люди приветствуют стремление к миру и свободе; но так как мыслительные структуры характера большей частью являются характерно-невротическими, а потому одновременно существует страх свободы и страх ответственности (= страх удовольствия), то о мире и свободе говорится в целом формально и не конструктивно; самые простые и самые необходимые факты жизни, действительно представляющие собой естественные элементы мира и свободы, будто намеренно – на взгляд знатока людей – избегаются; важные связи и отношения не замечаются; так, например, известный факт, что политиканство разрушительно и что человечество в психиатрическом смысле больно, никак не увязывается с сознательным требованием приемлемого демократического устройства. Два или несколько хорошо известных и общепризнанных факта находятся рядом друг с другом без какой-либо связи: связь этих фактов тут же потребовала бы перемен в практической повседневной жизни, на которые невротический характер готов согласиться идеологически, но которых он боится практически; панцирь его характера воспрещает изменить жизненный путь, на который однажды вступили; т. е. индивид соглашается, например, с критикой иррационализма в науке и обществе, но на практике и объективно не перестраивает ни себя, ни свое окружение в соответствии со своей критикой; поэтому он не станет создавать социального центра необходимых реформ. Более того, часто бывает даже так, что тот же самый характер, который говорит «да» по идеологическим соображениям, на практике становится ярым противником того, кто стремится к действительным переменам. Здесь границы между невротическим характером и больным эмоциональной чумой становятся расплывчатыми.

Больной эмоциональной чумой не довольствуется пассивной позицией; он отличается от невротического характера в той или иной степени разрушающей жизнь социальной активностью; его мышление полностью затуманено иррациональными понятиями и, по существу, определяется лишь иррациональными эмоциями. Хотя его мышление находится в полном согласии с поведением, как и у генитального характера (в отличие от невротического, у которого мышление и поведение не совпадают), тем не менее мыслительный вывод больного чумой всегда предшествует мыслительному процессу. Мышление не служит тому, чтобы, как в рациональном мире, прийти к верному решению, напротив, оно стремится подтвердить и рационализировать имеющийся наготове иррациональный вывод; его обычно называют «предубеждением», но при этом упускают из виду, что предубеждение имеет значительные по своим масштабам пагубные социальные последствия; оно распространено повсеместно и характеризует чуть ли не все, что называют «традицией»; оно не толерантно, т. е. не терпит рационального мышления, которое могло бы лишить его почвы; поэтому мышление больного чумой недоступно аргументам; оно имеет свои собственные приемы в своем собственном мире, так сказать, собственную «последовательность», которая производит впечатление «логики»; поэтому оно кажется рациональным, не будучи рациональным в действительности.

Например, строгий авторитарный воспитатель вполне логично и справедливо ссылается на трудновоспитуемость детей; в этих узких рамках вывод кажется корректным; но если рационально мыслящий человек говорит, что трудновоспитуемость, на которую ссылается иррациональное мышление, сама является социальным последствием иррационального мышления в воспитании, то эти слова наталкиваются на блокаду мышления; именно в этом и проявляется иррациональный характер мышления больного эмоциональной чумой.