Харама

— За это ему все прощается, — сказал Макарио, — за то, что он такой, какой есть. Ну и, конечно, сам по себе он забавный и симпатичный, этого у него не отнимешь. Даже при том, что сегодня он оторвал мне пуговицу, — он шарил глазами по полу, — когда дергал за куртку. Да еще обозвал деревенщиной. — Тут он перестал искать пуговицу и поднял голову. — Так я и есть деревенщина, кем же мне еще быть?

Его уже не слушали. Говорил Лусио:

— Такое увечье я считаю самым большим несчастьем, которое могло бы со мной случиться. Не знаю, что может сравниться с этим. Я предпочел бы десять раз вновь пережить все мои беды, только бы не стать таким, как он. Я хочу сказать, лишь бы тело мое оставалось, какое оно есть. Пусть любой смертельный недуг, но чтоб я оставался собой, как говорится. Я даже простой зубной боли, какая бывает у каждого, панически боюсь, боюсь больше, чем всех хворей и напастей, которые рыщут по свету, отыскивая, на кого бы обрушиться.

— Да, конечно, — вступил в разговор Кармело. — Хуже зубной боли нет ничего. Самая страшная ночь — это когда разболится зуб. Не помогут ни таблетки, ни компрессы, ни коньяк, не отвлечет ни сигарета, ни журнал, ни радио, ни что другое. Остается только уткнуться в подушку и страдать, пока не настанет утро, а потом галопом скачешь к зубодеру. Правильнее сказать — к стоматологу, как написано на дощечке, прибитой к дверям. Так что щипцы — и вон, конец всем мученьям. Самое верное дело. Это единственное, что помогает от зубной боли, а всякие там успокоительные, полоскания — все ерунда, только щипцы и спасают.

Он посмотрел на лица собеседников и умолк. Потом взглянул на свои пальцы, выглядывавшие из рукава, и стал с любопытством наблюдать за пальцами, как за живыми существами, которые шевелились сами по себе, теребя медные пуговицы мундира. В саду шумели все громче. Амалио сказал:

— Там веселятся вовсю.

— Молодость, — откликнулся алькарриец. — Все мы так или иначе прошли через это.

Макарио сказал:

— Вот именно. Несознательный возраст. Безумствуют себе и знать ничего не хотят.

Наступила тишина. Наконец шофер сказал:

— Сеньор Маурисио, налейте-ка нам на дорожку. Пора уж и по домам.

Маурисио взял бутылку и принялся наполнять стаканы.

— Пейте… — И посмотрел на дверь.

Вошел Даниэль, спросил:

— Они там?

Все посмотрели на него.

— Скажите, они еще не ушли?

— Нет, нет, — ответил Маурисио. — Они еще там. Что-нибудь случилось?

— Да, несчастье.

Он быстро прошел через зал и скрылся в коридоре.

— Глядите-ка, кто пришел! — воскликнул Лукас, увидев Даниэля.

— Давно пора! — крикнул Фернандо. — Все пришли?

— Мы уж уходить собрались.

— Мигель! — сказал Дани. — Можно тебя на два слова?

Все забеспокоились.

— А что случилось?

— Мне надо поговорить с Мигелем.

Тот вышел из-за стола. Даниэль взял его под руку и вывел на середину сада.

— Что такое? — сказала Алисия. — Так таинственно.

— Хочет нас заинтриговать.

— Нет, я уверен, что-то случилось. Что-то серьезное. По нему видно!..

Все замолкли, глядели на тех двоих, о чем-то тихо говоривших под лампой. Даниэль стоял спиной. Вдруг они увидели, как лицо Мигеля исказилось ужасом и как он, схватив Даниэля за плечи, встряхнул его. «Алисия, сюда! Все идите сюда! — крикнул он. — Случилось ужасное несчастье!» Все бросились к ним, обступили. Мигель глядел в землю, все застыли в молчании, ожидая, что он скажет.

— Скажи ты…

Мели принялась кричать, хватая за руки то того, то другого, требуя, чтобы они все им сказали наконец, все сказали, что бы там ни случилось. Даниэль опустил голову: «Лусита утонула в реке». Все содрогнулись. Бросились к Даниэлю: «Но как? Как? Скажи, ради бога, как это могло случиться?..» Вцепились в него, тянули его за рубашку: «Даниэль!..» Мели сжала руками голову: «Я знала, знала, что это Лусита! Я знала, что это Лусита!..»

— Недавно. У плотины. Они купались.

— Надо идти вниз, — сказал Мигель.

— Кто-то из девушек, что приехали с вами? — спросил стоявший позади парень из Аточи.

— А ну тебя… — отмахнулся от него Фернандо. — Идем, Даниэль, идем сейчас же туда…

Они кинулись к двери. Мели хотела пойти с ними.

— Не ходи, — остановил ее Сакариас. — Лучше не ходи. Это произведет на тебя ужасное впечатление.

— Что?.. — сказала она, глядя ему в глаза. — Мне не ходить,? Да что ты говоришь, Сакариас? Как это я ее не увижу!.. Ведь всего каких-то… — И она зарыдала. — Совсем недавно, боже мой, совсем недавно она была с нами!.. Как это мне не ходить!.. Как не пойти!..

Ребята из Легаспи принялись собирать вещи.

— Мы не пойдем, — сказал Лукас. — Зачем?

— Да, нам лучше уехать. Мы еще успеем на поезд. Забирай патефон, и пошли.

Марияйо подошла к Сакариасу.

— Иди с ней, Сакариас, — сказала она. — Обо мне не беспокойся, побудь с ней, идите. Я поеду с Самуэлем и этими ребятами. В самом деле…

Он посмотрел на нее:

— Спасибо тебе, Марияйо.

— Не за что. Как же иначе? — сказала она и отошла.

Сакариас и Мели направились к реке вслед за Мигелем, Алисией, Фернандо и Даниэлем. Остальные стали собираться на станцию вместе с парнями и девушками из Легаспи, сложили вещи и медленно пошли по коридору. Поскольку первые четверо прошли мимо стойки не задерживаясь, Маурисио спросил у тех, что спешили на поезд:

— Что случилось, ребята?

— Утонула в реке девушка, — ответил парень из Аточи.

— Черт побери, вот беда-то! — воскликнул алькарриец, качая головой.

— Которая из девушек?

— Не могу сказать, я ее не знал. Она приехала с ними. Наверное, они ее знают, — указал он на Самуэля и Марию Луису.

— Не та, что приехала на мотоцикле?

— Что? На мотоцикле? Нет, ту зовут Паулина, — ответил Самуэль. — А эта — пониже, у нее каштановые волосы…

— В голубом платье?

— Ой, не знаю, в чем она была, я сегодня ее не видел. Звали ее Луси…

— В голубом была Кармен, — вмешалась Мария Луиса. — Нет, не она.

— Эта девушка была, ну, как вам сказать, тоненькая, с лицом таким немного… нет, не знаю, какие приметы вам назвать…

— Скажите, сколько мы вам должны? — спросил Федерико.

Маурисио обернулся к нему:

— Что вы брали?

Пастух не переставая качал головой:

— Боже мой! Ни один праздник не проходит спокойно! Всегда должно случиться что-нибудь, чтоб испортить и нагнать тоску. Ну откуда можно было ждать…

Сакариас и Мели догнали Даниэля и других уже за виноградниками. Шли молча и быстро, почти бежали. Мигель повернул было к лестнице с земляными ступенями, по которой они поднимались днем, но Даниэль остановил его:

— Не сюда, Мигель, с другой стороны.

Они пошли к закусочным и деревянному мостику, проскрипели под ногами доски, и они очутились на мысу. Показались темные силуэты, прежде всего заметили жандармов. Мели увидела лица, когда их осветила луна. Навстречу им направилась Паулина.