Харьков – проклятое место Красной Армии

Тут была возможность все это продемонстрировать. Вот, мол, катастрофа разразилась по вине такого или таких-то. Правительство и Сталин ни перед чем не останавливаются и строго наказывают людей, виновных в этой катастрофе».

Однако вышло иначе. «…Пробыл я некоторое время в Москве, – продолжает Н.С. Хрущев, – и Сталин сказал, что я могу уезжать опять на фронт. Я обрадовался, но не совсем, потому что я знал случаи, когда Сталин ободрял, люди выходили из его кабинета и направлялись не туда, куда следовало, а туда, куда Сталин указывал тем, кто этими делами занимался…

Я вышел. Ничего. Переночевал. Наутро улетел и вернулся на фронт. Положение было очень тяжелое…» [175]

Вскоре последовало директивное письмо И.В. Сталина Военному совету Юго-Западного фронта. И.Х. Баграмян был снят с поста начальника штаба фронта, обвиненный в том, что не справляется со своими обязанностями и «не удовлетворяет Ставку даже и как простой информатор». «Более того, – писал Сталин, – т. Баграмян оказался неспособным извлечь урок из той катастрофы, которая разразилась на Юго-Западном фронте. В течение каких-либо трех недель Юго-Западный фронт благодаря своему легкомыслию не только проиграл наполовину выигранную Харьковскую операцию, но успел еще отдать противнику 18–20 дивизий».

Проинформировав о том, что Баграмян назначается заместителем командующего 61-й армией и ему дается шанс оправдать себя на деле, Верховный подчеркнул: «Понятно, что дело здесь не только в тов. Баграмяне. Речь идет также об ошибках всех членов Военного совета и, прежде всего, тов. Тимошенко и тов. Хрущева. Если бы мы сообщили стране во всей полноте о той катастрофе – с потерей 18–20 дивизий, которую пережил фронт и продолжает еще переживать, то я боюсь, что с вами поступили бы очень круто. Поэтому вы должны учесть допущенные вами ошибки и принять все меры к тому, чтобы впредь они не имели места» [176] .

О собственной вине и ошибках Верховный Главнокомандующий, разумеется, ничего не сказал.

Может создаться впечатление, что харьковская катастрофа никак не сказалась на военной судьбе С.К. Тимошенко. Но это неверно. В беседе с Константином Симоновым Г.К. Жуков так охарактеризовал этого военачальника: «Тимошенко в некоторых сочинениях оценивают совершенно неправильно, изображают его чуть ли не как человека безвольного и заискивающего перед Сталиным. Это неправда. Тимошенко – старый и опытный военный, человек настойчивый, волевой и образованный и в тактическом, и в оперативном отношении. Во всяком случае, наркомом он был куда лучшим, чем Ворошилов, и за тот короткий период, пока им был, кое-что успел повернуть в армии к лучшему. Случилось так, что после харьковской катастрофы ему больше не поручалось командовать фронтами, хотя в роли командующего фронтом он мог быть много сильней некоторых других командующих, таких, например, как Еременко. Но Сталин был на него сердит – и после Харькова, и вообще, – и это сказалось на его судьбе на протяжении всей войны. Он был человеком твердым, и как раз он никогда не занимался заискиванием перед Сталиным. Если бы он этим занимался, вполне возможно, что он получил бы фронт» [177] .

Эту же, по сути дела, мысль высказал Г.К. Жуков и в беседе с генералом для особых поручений при маршале С.К. Тимошенко Л.Ф. Минюком. «27 августа 1942 года, прощаясь с Семеном Константиновичем, – пишет тот, – получил от него последнее поручение – вручить письмо генералу армии Г.К. Жукову в Москве. Тут же он и сообщил мне новость – о назначении Георгия Константиновича первым заместителем Верховного Главнокомандующего… Узнав место пребывания Жукова, я отправился на улицу Кирова, где в то время размещался Генеральный штаб…

Из-за большого письменного стола… поднялся Георгий Константинович и, улыбаясь, пошел мне навстречу. Поздоровавшись, спросил:

– Ну, рассказывай, с чем пожаловал ко мне?

Я протянул ему конверт… Держа в руках письмо, он задумался, а потом, как бы спохватившись, сказал:

– Семен Константинович поздравляет с назначением… Ему, конечно, обидно, что так получилось. Эту должность должен был бы занять он, но его здорово подвела Барвенково-Харьковская операция. Слишком самонадеянно он настаивал на ее проведении, а в результате такой огромный просчет! Правда, не он один в этом повинен, но дров наломали много» [178] .

Действительно, дров наломали много. Вскоре враг нанес новый удар – на воронежском направлении. Перехватив стратегическую инициативу, с таким трудом завоеванную Красной Армией в контрнаступлении под Москвой, германское командование нацелилось на Сталинград и Кавказ. Войска юго-западного направления вынуждены были начать отход. 12 июля на базе его полевого управления создается Сталинградский фронт. Начиналась Сталинградская битва…

Глава 6 Операция «Звезда»

Вновь харьковское направление стало фигурировать в оперативных сводках Генерального штаба Красной Армии в начале февраля 1943 г., когда войска Воронежского фронта приступили к проведению Харьковской наступательной операции, получившей наименование «Звезда».

Мощные удары советских войск, нанесенные в январе на острогожском и касторненском направлениях, привели, по существу, к разгрому немецкой группы армий «Б». Ее понесшие большие потери соединения были дезорганизованы и отброшены на рубеж рек Тим и Оскол. В результате в обороне противника образовалась огромная брешь. Все это способствовало дальнейшему наступлению Красной Армии на курском и харьковском направлениях. В то время Ставка Верховного Главнокомандования предполагала использовать резкое ослабление вражеской группировки на рубеже Касторное, Старобельск для стремительного овладения Курском, Белгородом, Харьковом и Донбассом. По ее мнению, наступление Воронежского фронта на Курск, Харьков и Юго-Западного в Донбассе, в сочетании с операциями войск Южного и Северо-Кавказского фронтов на Нижнем Дону и в предгорьях Кавказа, неизбежно должно было привести к разгрому противника на южном крыле советско-германского фронта. На основании такой оценки обстановки было принято решение продолжить наступление без оперативной паузы в боевых действиях, поскольку, как считали в Ставке и Генеральном штабе, «любая потеря времени с нашей стороны дает противнику возможность прочнее осесть на занимаемых рубежах» [179] .

Реальную угрозу, нависшую над южным флангом своего Восточного фронта, осознавало и немецкое командование. Так, 28 января 1943 г. Отдел иностранных армий стран Востока генерального штаба сухопутных войск Германии констатировал: «События последних недель характеризуются тем, что русским удалось после уничтожения румынских, итальянской и венгерской армий, а также после уничтожения 6-й германской армии отбросить южный фронт германских войск почти до исходных позиций перед летним наступлением, а также пробить между Доном и Воронежем брешь шириной около 300 километров… На основании сказанного операции противника на южном фланге оказывают решающее влияние на весь фронт» [180] . А фельдмаршал Э. Манштейн в своей книге «Утерянные победы» признает, что в январе «…решалась судьба уже не одной армии, а всего южного крыла, а в конечном счете и всего Восточного фронта». Теперь наступило время, пишет он, когда германская армия «не могла уже больше рассчитывать на завоевание окончательной победы». Следовавшие один за другим удары Красной Армии создали такую обстановку на Восточном фронте, в которой «…германское командование, – продолжает Манштейн, – должно было отыскивать все новые и новые выходы из положения, а германские войска должны были переносить все новые неслыханные тяготы».

21 января 1943 г. представитель Ставки маршал А.М. Василевский и командующий войсками Воронежского фронта генерал-полковник Ф.И. Голиков представили на рассмотрение Верховного Главнокомандующего план операции по освобождению районов Белгорода и Харькова. В соответствии с ним главный удар планировалось нанести 3-й танковой армией в направлении Валуйки, Ольховатка, Печенеги, Чугуев, Мерефа с задачей обойти Харьков с юго-запада и на пятый-шестой день операции овладеть городом. Обеспечение ударной группировки с правого фланга возлагалось на 18-й стрелковый корпус, а с левого – на 6-й гвардейский кавалерийский корпус.

Действовавшие на правом крыле фронта 60, 38 и 40-я армии должны были нанести удар в направлении Белгород, Харьков с расчетом выхода на северо-восточную окраину Харькова на девятый-десятый день операции. Общая глубина продвижения войск фронта определялась в 200–250 км. На первом этапе операции предусматривалось уничтожение противника по линии железной дороги Старый Оскол – Валуйки и выход к Северскому Донцу. На втором этапе предстояло овладеть Харьковом и на 15–20-й день операции выйти на рубеж Медвенское, Богодухов, Валки, в готовности в дальнейшем вести наступление в направлении Полтавы [181] . Продвижение на такую значительную глубину требовало постоянного наращивания усилий войск в ходе операции. Этого можно было достичь только при глубоко эшелонированном оперативном построении фронта и армий. На самом же деле при условии, когда все силы фронта были вытянуты в одну линию, в нем даже не создавались резервы. Тем самым командующий войсками фронта ставил себя в такое положение, при котором он фактически не мог влиять на ход операции. Все надежды связывались с успешным и решительным продвижением войск.