Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

С тех пор мэтры испытывали друг к другу, мягко говоря, сильную личную неприязнь. Заочная пикировка перешла на страницы медицинских изданий и специальных бюллетеней, получив всемирную известность. Целое поколение врачей выросло под сенью затяжной баталии. Поэтому Юдина перекашивало от одной мысли о совместной работе с Александром Вишневским. Но и обойтись без "людоедского доктора" при составлении единой лечебной доктрины было невозможно. Если Юдин являлся лучшим из ныне живущих хирургов и делал резекцию желудка за двадцать минут вместо положенного часа, то "знахарь" обладал бесценным опытом лечения в импровизированных условиях, с минимумом лекарств и инструментов.

Если эти двое не станут работать вместе, то их единоборство сломает любую задумку, сколь

бы хороша она не была. А если станут - объединенная мощь двух титанов погасит любые трения. Поэтому Юдин немыслимым усилием задушил неприязнь к сопернику и всю ночь обзванивал знакомых, стараясь отыскать следы Вишневского. Это оказалось нетривиальной задачей - с началом войны "знахарь", никому ничего особо не говоря, взял чемоданчик и отправился на фронт, где и исчез. К утру его следы нашлись в Королевстве Польском, в дивизионном госпитале. Поволоцкий, переночевавший в кабинете Юдина, затемно покинул Москву на автопоезде.

Февральский снег таял, превращаясь в грязную жижу противно-серого цвета. Ее пятна были везде, и Александр вновь обрадовался тому, что надел форменные высокие сапоги, иначе он давно утонул бы в колдобинах и ямах. Уютные европейские дороги не предназначались для массовых армейских перевозок и тысяч единиц военной техники. Без должного ухода дорожное полотно быстро приходило в негодность, а вкладываться в амортизацию и реставрацию было некогда, да и нечем.

Автопоезд, полный рекрутов, высадил Поволоцкого на перекрестке, в полукилометре от лазарета, разместившегося в бывшей школе. Само слово "школа" вызвало у медика неприятные воспоминания - именно в таком заведении начались злоключения остатков батальона, в ходе которых аэродесантники попали в приют имени Рюгена. И хотя большая часть аэробата полегла днем раньше, почему то именно школа вызывала у хирурга самые неприятные ассоциации. Может быть потому, что в бою за мост ему было некогда отвлекаться и думать о посторонних вещах... Кто сейчас кажет...

Недалеко от ворот разместилась мобильная зенитная установка, из новых - двойная платформа, с пусковой для ракеты и счетверенным артавтоматом. Толстые кабели тянулись от машины вдаль, к близлежащим строениям, выдавая наличие еще и РЛС. Приятное и успокаивающее зрелище, в особенности для того, кому довелось на собственной шкуре испытать воздушное превосходство противников. У самых ворот на коротком флагштоке сиротливо болтался флаг с красным крестом. Над ним чья-то заботливая рука растянула маскировочную сеть, таким образом, чтобы знак ни в коем случае не был виден с воздуха.

Пока один молодой поляк держал медика на прицеле, неодобрительно косясь на неуставную шапку-ушанку, натянутую до бровей, второй проверял командировочное предписание и личные документы. К воротам, громко сигналя клаксоном и чавкая в грязи широкими шинами, подкатил паромобиль. Роскошный лимузин, не так давно угольно-черный и лоснящийся, а теперь невероятно грязный и исцарапанный. На борту, сквозь серо-коричневую корку еще читалось "Wesela, spotkania, uroczyste przedsiwzicia" . Корма была срезана, на грубых приваренных петлях - широкие двери. Впереди на так же грубо, но надежно приваренной раме крепилась лебедка, по бортам - пила, лопата и топор на кронштейнах. Вместо половины стекол - тонкая фанера.

Часовой, который до того не отводил от Поволоцкого винтовку, закинул ее за спину на ремне и бросился открывать. Второй вернул документы и молча махнул, дескать, проходи. Медик прошел вслед за реквизированным лимузином, переделанным под сантранспорт, уже в спину ему донеслось "Направо, за углом, вроде там sala operacyjna" .

За углом операционной не обнаружилось, зато нашелся указатель со стрелкой, показывающий на небольшое, но высокое здание-пристройку с окнами во всю стену, теперь забитыми все той же фанерой. Похоже, спортзал. Под стрелой чья-то праздная рука пририсовала сердце с торчащей из него вилкой. Поволоцкий ухмыльнулся вездесущему солдатскому юмору и потопал дальше, в указанном направлении.

Рядом с входом трое рядовых угрюмо, но

споро разгружали грузовик, аккуратно складывая на низких ступенях вытянутые ящики со сглаженными углами и косыми ребрами жесткости. Контейнеры оказались хорошо знакомы батальонному хирургу - в таких хранили оснащение для мобильной операционной на базе гироплана. Летательного аппарата поблизости не наблюдалось, но гадать о его судьбе не пришлось. Ближайший контейнер был сильно смят, на соседнем виднелась россыпь характерных пробоин и бурые потеки - наверняка консервированная кровь.

Поволоцкий привык работать в суровых импровизированных условиях - землянка, палатка, зачастую простой навес или даже открытое небо. Вершиной удобств и комфорта для него оставался специальный павильон, такие разворачивались на базе полка или сводной бригады. В подобном он несколько дней оперировал во Франции, уже после Барнумбурга, пока передвижной лазарет не попал под бомбежку. Поэтому настоящий военный госпиталь был ему почти внове.

Здание действительно оказалось спортзалом, переоборудованным под операционную. Под высоким потолком эхом отдавался привычный шум - кого-то несли с операции, кого-то наоборот - под нож. Со стороны сортировки доносились страшные вопли - некто, мешая русский и польский, требовал оставить ногу, потому что все само заживет и ничего резать не надо. Гнилостный, тяжелый запах гангрены давил на нос, но вполне терпимо, это был добрый знак - значит, здесь с потоком раненых более-менее справляются. Еще пахло кровью, карболкой и неизбежными спутниками полостных операций. Обычная госпитальная атмосфера.

Поволоцкий снял пальто и повесил на кривую вешалку у главного входа. Привычно нашел ящик с бахилами в углу, рядом с запасными керосиновыми лампами-молниями, натянул мешковатые чехлы прямо на сапоги и перешел в собственно операционную. Прорезиненная ткань, которой был застлан пол, тихо поскрипывала под ногами

При первом же взгляде на операционные столы, руки сами поднялись в характерном жесте, а в голове мелькнула мысль "где мой халат и умывальник?". Александру понадобилось некоторое усилие, чтобы подавить рефлекторную реакцию, а затем еще справиться с приступом неистовой злобы в адрес врагов, лишивших его самого ценного - возможности работать. Лишь спустя полминуты, а то и больше, он вновь обрел способность здраво рассуждать.

Операционная была вполне обычной - столы, раненые, хирурги в халатах Халаты как всегда - некогда белые, а теперь принявшие специфический желтовато-бурый оттенок, который дает многократное повторение цикла "кровь - стирка - стерилизация". Стойки для капельниц, столики на колесах для инструментов, непременные тазики для ополаскивания рук. Лица хирургов скрывались за масками, но по механическим, чуть рваным движениям оперирующих Поволоцкий понял, что каждый работает уже далеко не первый час. Все знакомое, очень привычное, почти родное. Только вот столы в зале расставлены нетрадиционно. Их должно быть четыре, каждый в своем условном секторе, здесь же оказалось пять, один как дирижерский, стоял во главе пятиугольника.

Внезапно тот хирург, что стоял за "дирижерским" столов, не поднимая головы, глухо проговорил через маску:

– Сергеев, вы опять спешите. Раствор надо вводить медленно и очень аккуратно.

Поволоцкий понял, что достиг цели. Он сделал шаг по направлению к столу. Вишневский бросил на него поверх маски-повязки косой взгляд, в котором Александр прочитал немой вопрос - "Ко мне?". Поволоцкий кивнул, Вишневский, не произнеся ни слова, вновь склонился над разверстою брюшиной пациента, погружая куда-то вглубь сплетения кишок длинную иглу, венчающую двадцатиграммовый шприц. Батальонный хирург отметил, что раненый находится в сознании, словно сморенный усталой дремой. Так и должно выглядеть "местное обезболивание" - самая знаменитая и самая спорная методика "людоедских докторов". Позвякивали инструменты, изредка врачи обменивались короткими замечаниями и отдавали отрывистые указания фельдшерам. Вишневский продолжал операцию, медсестра регулярно вытирала чистой салфеткой крупные капли пота с его лба.

Поделиться с друзьями: