Харон ("Путь войны")

– И тебе не хворать, Захарыч, - в тон ему отозвался хирург, широко улыбаясь.

Они тепло обнялись, как будто со времени последней встречи прошли годы. Медичка за стойкой боязливо рассматривала странную и немного гротескную пару - офицера с подвижными протезами вместо рук, и бритого налысо хирурга с пышной косматой бородой.

Все-таки заменили?
– Поволоцкий кивком указал на рукава товарища. Зимников поднял правую руку на уровень глаз и с видимым удовольствием покрутил страшноватой металлической кистью.

– Ага. Военный эрзац, но все же лучше чем ничего. Хоть пуговицы можно нормально застегивать. А стрелять мне вряд ли понадобится, - Зимников еще раз оглядел Поволоцкого с ног до головы, отметил землистый цвет лица и глубоко запавшие глаза.

– А ты вот выглядишь не очень.

– Много забот, - кратко ответил хирург.
– Я пока что за бюрократа работаю. Еще как минимум неделя такой жизни. Кто бы мне сказал раньше, что наш брат медработник такой капризный и склочный... Вот уж точно, все великое видится со стороны. Кстати! Хоменко помнишь?

– Обижаешь, - искренне удивился Зимников.
– Чтобы я своих не помнил. Пулеметчик.

– Так он живой, не убила ни вражья пуля, ни наша медицина, хотя пытались изо всех сил, что одна, что другая...
– Поволоцкий скривился, словно вспоминая что-то очень неприятное.
– Вчера виделись, он пошел на поправку. Рвется на фронт.

– А я скоро отбываю...
– сообщил Зимников, хлопнув по лацкану форменной шинели.

– На повышение?

Да, - скромно улыбнулся офицер.
– Я теперь подполковник, завтра еду на запад...

Петр Захарович замялся, на его лице отразилась мучительная борьба между требованиями устава и простым человеческим желанием похвалиться соратнику.

– Не спрашиваю!
– Поволоцкий все понял правильно.
– После победы расскажешь. А может быть и раньше, я ведь тоже...

Протяжный сигнал разнесся под высокими сводами, прервав медика. Зимников чуть присел и закрутил головой - звук очень напоминал сирену противовоздушной тревоги, и тело отреагировало само собой, помимо воли хозяина.

– Вот я тоже поначалу едва ли не под лавку прыгал, - прокомментировал Поволоцкий.
– Долго привыкал. Это сигнал к перерыву, обед. А затем снова... прения.

– Тьфу на вас, - выразительно сообщил Зимников.
– Одно слово, коновалы.

Широченные двустворчатые двери мореного дуба отворились с натужным скрипом. Медики потянулись из аудитории, главным образом группами по два-три человека, оживленно споря и обсуждая какие-то свои медицинские вопросы.

Зимников широко открытыми глазами проследил за бородатым, совершенно седым стариком в архиепископском облачении, шествующим за молодым помощником. Осанке пожилого врача мог бы позавидовать монарх, но самое главное - старик, похоже, был совершенно слеп. Он использовал помощника как поводыря, положив ему на плечо руку с костистыми и даже на вид очень сильными пальцами. Вокруг странной пары словно раскинулся шатер молчания, при приближении пожилого медика и его проводника все прекращали разговор и почтительно склоняли головы, словно слепец мог их увидеть.

– Это кто?
– шепотом спросил подполковник.

– Это - Валентин Войно-Ясенецкий, архиепископ. И патриарх гнойной хирургии, - так же тихо ответил Поволоцкий.
– Каждый, кто за последние тридцать лет не умер от гангрены и нагноений, обязан жизнью лично ему или его ученикам. Он прибыл из Симферополя, чтобы благословить съезд. Заодно послушать, что молодежь выдумала.

– Чудны дела твои, господи, - пробормотал Зимников, охваченный удивлением.
– Врач, да еще и церковник...

– Великий врач, - поправил Поволоцкий.
– И настоящий пастырь.

– Да-а-а...
– протянул подполковник.
– Я думал, ничему уже не удивлюсь. Как у вас вообще дела то?

– Замечательно!
– со счастливой улыбкой отозвался Александр.
– Обсуждаем насущные проблемы, думаем, как их решать. Девяносто процентов ошибочной диагностики некоторых видов травм. Ввели контроль на погрузке раненых при отправке в тыл, пока снимаем половину, в основном - плохой гипс. И так далее, в том же духе.

– Девяносто процентов... половина...
– повторил Зимников.
– А чего ты такой радужный? Это же плохо!

– Ты не понял, - терпеливо пояснил хирург.
– Полгода назад обсуждать диагностику было бы вообще бесполезно. Наша система начинает работать, и поднимаются вопросы, о которых раньше или вообще не думали, или до которых просто не доходили руки. Диагностика, шок, сепсисы при ожогах... Когда-нибудь тот, первый съезд, когда приняли решение о создании единой доктрины военной хирургии, и этот, нынешний, где ее изучают врачи-практики - все это войдет в историю как величайший момент военной медицины. Хорошо поставленное лечение может вернуть в строй три четверти раненых на поле боя. Потому в этом зале мы дали стране не одну новую армию.

– Здорово, - искренне восхитился Зимников.
– Вот никогда бы не подумал...

Сказав это, подполковник посмотрел на часы, смотревшиеся странно на металлическом "запястье".

– Извини, дружище... Мне уже пора, - с легкой печалью произнес он.
– Увидимся после победы.

– Наверное, раньше, гораздо раньше, - сообщил Поволоцкий, доставая из кармана сложенную вдвое бумагу с четкими сине-красными печатями. Он протянул ее собеседнику, Зимников принял тонкий листок очень осторожно, растопырив стальные хваталки.

– С координацией пока еще нелады, тонкая моторика плохо дается, - пояснил офицер.
– И что это у нас... Прошу освободить меня по состоянию здоровья от должности консультанта по медицинским вопросам Мобилизационного Комитета при Научном Совете... Неужели хуже стало? А! Приложение - акт комиссии о годности к хирургической работе в армейском районе. Одобрено и подписано лично Его Величеством.

Аккуратно сложив прошение, Зимников вернул документ

– Выходит, и ты в действующую?

– И я в действующую, - эхом повторил Поволоцкий.
– Через неделю.

– Значит... до встречи?

– Увидимся, господин подполковник, - хирург подмигнул.
– А если не сладится... После победы, в пятницу, в шесть вечера, у Московского Аэродесантного офицерского училища. И Таланова не забудь, не поверю, что он сам по себе будет, без тебя.

– И правильно. А больше ничего не скажу. Сам увидишь, или после войны расскажем.

– Значит... до встречи. Так или иначе.

– До встречи. После победы.