Хазарская охота

А когда пришло время нового похода, увязалась Амана за дружиной, сначала верхом, потом в повозке. И хоть не возил за собою Святослав ни походных котлов, ни палаток, но самые отчаянные жены ходили за войском, и каждая из повольниц владела мечом, секирой и луком не хуже иного дружинника. Однажды в речных поймах, в низовьях Рас-реки напали на женщин всадники, одетые в волчьи шкуры с оскаленными волчьими черепами на головах. С ходу отбили повольницы атаку и обратили в бегство летучих всадников. Стреляя на скаку, укрылись «волки» в речных плавнях, но после внезапно выскочили из леса и, воя по-волчьи, напали на обозы. Стоя в повозке, правила Амана разгоряченными лошадьми, и когда догнали и окружили ее повозку, то бесстрашно взяла в руки меч и немало врагов изрубила, пока подоспели дружинники.

За три года родила Амана Радиму трех сыновей погодков, и дети рождались в кровавых сорочках, с плотно сжатыми багровыми кулачками. На плывущей ладье и в заснеженной степи рожала Амана, и лишь последний третий ребенок родился в каменном тереме, что построил княжий сотник Радим Кречет в Киеве на Красной Горке.

Шесть лет прошло, как ушел он воевать с князем, но не затихла память о Пребране. Горе в вине не утопить и по степи не размыкать, только в бою, в пылу сечи, забывался Радим. В битвах бился он по правую руку от Святослава, и когда в близком кругу пели песни и раскачивались, как лес под ветром, стоял рядом с князем, и сливалась песня, как кровь, перетекая из тела в тело.

Олисей не участвовал в братских трапезах, но был всегда рядом. Служили в войске Святослава три сотни христиан под началом младшего брата Святослава Улеба, и слыли они храбрыми воинами. Был Олисей первым среди достойных и много раз получал круговую чару из рук князя, но уста его оставались сухими. И хмурил собольи брови князь, видя, как брезгует его доблестный витязь княжеской чарой.

На золотые динары, полученные за службу, покупал Олисей на рынках рабов-христиан и отпускал их восвояси, давая денег на возвращение к родным очагам. Щедрую лепту вкладывал он и в монастыри. На Киевских горах молился за него отшельник Варяжской пещеры, и поминали Олисея-Стратилата в греческих церквах.

Зимою пришел в Киев Чурило, чтобы всякое слово Светлого Князя и движение его бровей заносить в доски судьбы, сделанные из тонко оструганной липы.

Много песней и сказаний знал Чурило, и Святослав любил слушать были о воителях древних. Едва трогая пальцами струны гуслей, пел Чурило:

Родом был Хельги с дальнего севера из полуночных стран Мурманаских, вечно укрытых льдом и туманом. Из рода Эйрика Рыжего, славного витязя вышел он.

Много деяний он совершил: посуху плавал и корабли степью безводной довел до Царьграда. Раз, оборотясь невидимкой, поведал ромеям крепость меча своего и бояться заставил всякого русича-мужа.

Тогда появился змей ненасытный, губитель стад, разоритель селений. От него же погиб и конь Вещего Хельги.

Узнав о змее, поехал Хельги в лес, выследил змея в норе и закрыл выход ногою. Поднялся из норы змей, ужалил Хельги в пяту и упал замертво. Взял Вещий Хельги змея на плечи и отнес в Киев.

– Вот, поглядите, – сказал он дружине, – не змей убивает, а страх…

– Я слыхал другую сказку, – усмехнулся Святослав, – пели баяны, что погиб мой дядя от того змея.

– Змей – суть Велес-волшебник, принявший облик змея, а Вещий Хельги – Перун-Огневержец. – пояснил Чурило. – Давняя битва Перуна и Велеса – это спор веры народной и княжьего Бога Войны. Ныне Киев платит хазарам дань людьми, и тяжкое бремя лежит на плечах пахарей-смердов. Если ты, Светлый Княже, разрешишь этот спор любовью к своей малой чади и защитой наших земель от набегов, то примирятся Перун и Велес. Тем ты воздвигнешь Русское Царство Великое!

Выслушав старца, решил Святослав мечом пресечь хазарские набеги, и вернуть на Русь бесчисленный полон, угнанный в Хазарию за многие годы. И стал готовить поход.

Глава 10 День археолога

Я –

ворон, кружу над разбитой гробницей,

Где челюсть ослиная с розою рядом.

Н. Клюев

На следующий день в размеренной и довольно бесцветной жизни краеведческого музея и впрямь намечалось редкое событие: доклад доцента Колодяжного.

По коридору сновали сотрудники, группировались, совещались и перемещались с необычайной для кабинетных археологов быстротой. В курилке под лестницей шло оперативное совещание, проходил смотр сил и их расстановка перед боем.

– К-к-как же, проходили… Иван Грозный тоже велел считать себя потомком императора Августа! Да это курам на смех! – поперхнулась сигаретным дымом Сусанна. – Ну сколько можно слушать этот шовинистический бред?

– Русские – самый старый этнос на планете и ведет свое происхождение от русалок, амазонок и китоврасов, – подыграл ей секретарь Лобус.

– Кто откроет глаза всей этой почтеннейшей публике на то, что Русь есть государство, основанное морскими бандитами, и зародилось оно вполне пиратски: на окраине Хазарии, иудейской сверхдержавы, – пошла в атаку Суса. – Даже Киев, «мать городов русских», был основан хазарскими купцами и считался первой хазарской колонией на крайнем севере. Ох, как не люба им правда! А уж о том, что долгие века обширная территория вокруг Киева и на северо-западе управлялась каганами, а после русские князья подобострастно носили этот титул, они предпочитают вовсе не вспоминать!

Надо заметить, что Сусанну Семеновну в музее не любили, и чтобы добавить перцу, даже библейскую легенду о Сусанне и старцах пересказывали с точностью до наоборот. В одной из книг Библии есть рассказ о развратных геронтах, возжелавших любви юной красавицы Сусанны. Получив решительный отпор, они оговорили праведницу, и Сусанну едва не побили камнями. Лет тридцать назад некие библейские старцы помогли молоденькой аспирантке Сусанне взобраться на ее научный трон, но Сусанне не нужны были ни помощники ни свидетели, ни тем более бывшие покровители, и библейские старцы посыпались со своих научных вершин, как камни. Суса правила с размахом, как царица Савская, и все были довольны, даже в Москве. Как ей это удавалось, никто не знал, ибо схема связей Сусы напоминала паучью сеть, и все секреты с периферии неизбежно попадали в ее тайный аналитический центр и никогда наоборот. Все эти годы она решительно гнула хазарскую линию. Изредка приезжали из Москвы и Питера ее оппоненты, ярые славянофилы, но их быстро ставили на место, и после короткой аудиенции у Сусанны Самуиловны из боевых коней и ярых защитников славянской концепции они превращались в «меринов», то есть в умеренных скептиков. Как Сусе это удавалось, никто не знал…

Глеб пришел в музей минута в минуту и, показав записку Колодяжного, прошел в зал заседаний. Сквозь открытые двери было видно, как в аудитории группками размещались сочувствующие и оппозиция.

Колодяжный вошел решительно. К груди была приколота орденская планка, точно его кровь, пролитая в Берлине, была его последним доводом. Он явно готовился к битве, быть может, даже последней.

Лобус на этот раз разместился не под бочком у шефини, а в последнем ряду напротив докладчика и теперь держал под прицелом всю аудиторию.

– Для начала я хочу напомнить уважаемому собранию о событиях двадцатилетней давности, – затаив коварные нотки, начал Колодяжный. – Именно тогда была организована первая и последняя экспедиция на перевал Хозар, и ваш непокорный слуга был ее участником.

Боковым зрением Глеб заметил, как напрягся Лобус. Он свел густые брови к переносью и впился в докладчика тяжелым взглядом. Всего один раз встретившись с ним глазами, Колодяжный внезапно потерял уверенность. Он даже стал меньше ростом. Поминутно вытирая платком потный лоб, он попытался продолжить доклад: