Хельмут Ньютон. Автобиография (пер. К. Савельев)
Шрифт:
Я обратился к девушке. Неожиданное предложение позабавило ее, и она согласилась. Я в общем-то был благодарен этому офицеру за полет фантазии. Мы выделили час для дополнительной работы, но, когда все было готово для съемок, внезапно приехал генерал, пожелавший посмотреть, как идет дело. Офицер снова подозвал меня и тихо сказал, что ничего не выйдет. Какая жалость! Мог бы получиться потрясающий снимок.
Ширак, 1981 В 1981 году рекламное агентство, проводившее первую предвыборную кампанию будущего президента Жака Ширака, предложило мне сделать его портрет для агитационных плакатов. В то время Ширак был мэром Парижа. Он очень любезно разговаривал со мной. Я попросил его сменить голубую рубашку на белую, в которой он, по моему мнению, должен был выглядеть элегантнее, но он возражал. Я продолжал настаивать, и в конце концов он уступил моим требованиям. На его столе была настольная лампа, которая мне тоже не понравилась. Я ухватился за нее и попытался сдвинуть с места; несколько раз дергал изо всех сил, а Ширак недоуменно взирал на происходящее, пока я не понял, что лампа привинчена. Впоследствии я узнал, что мадам Ширак якобы заявила: «Я не узнаю своего Жака на этой фотографии», и для предвыборной кампании был выбран другой снимок,
Жак Ширак
Работа на кресле-каталке, 1981
В 1981 году мои модели, выполняя творческий замысел, с огромной скоростью маршировали и бегали по парижским улицам. Я хорошо помню день в Трокадеро, моем излюбленном месте, когда мы все бегом спускались вниз по склону, и меня дважды выбросило из кресла-каталки, из которой я вел съемку. Впрочем, это не остановило меня; в конце концов, я платил за прокат этого кресла в течение шести месяцев.
Работа на кресле-каталке, 1981 г.
Париж, 1981
Ближайшие окрестности для меня всегда обладают большей таинственностью и притягательностью, чем какое-нибудь отдаленное место. Сейчас, когда я живу в двух шагах от Люксембургского сада, я провожу там много времени, делаю фотографии или просто бесцельно брожу вокруг, наблюдая за людьми. Каждый уголок кажется знакомым и восхитительным.
Однажды, когда мы с Джун гуляли в парке, мне внезапно захотелось помочиться. Я направился к своему любимому писсуару, расположенному лишь в нескольких метрах от пешеходной дорожки. Над невысокой стеной писсуара, у которой мужчины справляют нужду, видны их головы, а вдоль стены постоянно бежит ручеек, который уносит отбросы. Когда я облегчался, то оглянулся через стену и увидел, что Джун смотрит на меня и спокойно ждет, когда я закончу свои дела. Люди равнодушно проходили мимо, ничто не нарушало идиллическую обстановку – где еще такое возможно, кроме Франции? Я сказал Джун: «Я просто обязан сделать здесь снимок для модного журнала. Как удивительно видеть роскошно одетую женщину, ждущую своего спутника и наблюдающую за ним точно так же, как это делала ты!»
В Люксембургском саду, Париж, 1981 г.
Через несколько месяцев, во время одной из наших прогулок, мы миновали большую оранжерею, куда уносят пальмы в кадках, когда на улице становится холодно. Там сидели люди, принимавшие солнечные ванны; это самое укромное место в Люксембургском саду. Среди них была женщина около пятидесяти лет, с зонтиком, затенявшим лицо. Она была в черном сшитом на заказ костюме с плотно облегающей юбкой, без чулок, но в высоких черных кожаных сапогах. Ноги она расставила в стороны. Когда мы проходили мимо, я окинул ее взглядом с головы до ног и не поверил собственным глазам: под юбкой на ней ничего не было, а полулежала в такой позе, что можно было видеть все до малейшей детали. Примерно через пятьдесят метров я пришел в себя и сообщил Джун о том, что видел.
«Ты все это выдумал, – заявила она. – Это плод твоего нездорового воображения». – «Хорошо, – сказал я. – Давай вернемся и проверим».
Мы повернулись и пошли обратно. Картина оставалась точно такой же, во всех подробностях. Джун хотела, чтобы я сбегал за фотокамерой, но я не стал этого делать. Я не репортер. Тем не менее я сохранил этот образ в своей памяти и когда-нибудь воспроизведу его на постановочной фотографии.
Голливуд, 1985 Уже давно во время моих ежегодных поездок в Голливуд я фотографирую массу актрис для Vanity Fair. Некоторые из них талантливы, другие нет. Они неизменно приходят в сопровождении агентов по связи с прессой, которые с годами становятся все более беспардонными и назойливыми. Они стоят у меня за спиной, заглядывают через плечо, пока я фотографирую их подопечных, и говорят: «Это неправильный угол съемки, пусть она повернет голову направо» или «Она слишком оголяется, пусть прикроет плечи». Кроме того, агенты требуют представлять для одобрения готовые фотографии. Я удовлетворил это требование лишь в двух случаях: для Элизабет Тейлор и Мадонны, которых я считаю очень умными женщинами. После того как я запретил агентам принимать участие в моих сеансах, съемки актрис закончились. Вместо этого я стал фотографировать актеров и режиссеров, чьи удивительно интересные лица завораживали меня. Я также попросил Тину Браун, которая тогда была главным редактором Vanity Fair, разрешить мне фотографировать преступников, убийц и политиков.
Элизабет Тейлор спросила: «Хельмут, ты купишь мне это?», 1985 г.
Порно, 1985
В 1985 году, во время нашей обычной «зимовки» в Голливуде, я познакомился с очень привлекательной молодой парой на коктейле в доме Тимоти и Барбары Лири. За разговором выяснилось, что они знакомы с моими так называемыми эротическими фотографиями. Они предложили позировать мне во время полового акта. Как и многие фотографы, я обдумывал идею порнографических снимков, но всегда колебался, потому что внутренний цензор, появившийся в результате многолетнего сотрудничества с Vogue, мешал мне переступить этот порог. Потом я решил, что мне нужно преодолеть внутреннее сопротивление и попробовать хотя бы один раз. Эти люди и другая супружеская пара из Лос-Анджелеса (тоже с привлекательной внешностью) были моими
единственными попытками в области порнографии. В обоих случаях они подписали соглашение, наделявшее меня правом публиковать сделанные фотографии. Много лет спустя мой коммерческий агент привел ко мне коллекционера порнографии в надежде, что тот купит некоторые из этих снимков. Внимательно просмотрев фотографии, он глянул на меня и сказал: «Мистер Ньютон, эти снимки недостаточно жесткие для моей коллекции». Хотя один снимок понравился ему, он возмущался из-за лампы в левом углу кадра и спросил, не могу ли я подретушировать ее. Когда я спросил, зачем это нужно, он ответил, что работает агентом по продаже мебели и лампа оскорбляет его эстетическое чувство.Порно в отеле Cheraton. Лос-Анджелес, 1985 г.
Дали, 1986
В 1986 году я получил заказ от журнала Vanity Fair и отправился в Испанию, в Фигерас, чтобы сфотографировать знаменитого художника Сальвадора Дали в его собственном музее. Он знал, что я предпочитаю фотографировать при дневном свете, поэтому заставил меня целых два дня без толку околачиваться в гостинице и вызвал к себе на третий день, когда метеорологи обещали сильную грозу. Он был тщательно пострижен, облачен в блестящий шелковый халат и надел высший государственный орден, полученный от короля Испании.
Когда небо окончательно почернело, Дали сказал: «Я готов для Ньютона, который приехал сюда, поскольку знает, что я умираю». Дневной свет почти померк, и мне пришлось воспользоваться пятисотваттной вспышкой, чтобы сделать последний исторический снимок Дали для Vanity Fair.
С Сальвадором Дали, 1986 г. (фотография П. Сирейса)
Мой журнал, 1987
В 1987 году я достиг последней стадии самовозвеличивания и решил издавать журнал под названием «Иллюстрированный журнал Хельмута Ньютона», в каждом выпуске которого будет тридцать две фотографии. Главным художником была Джун. Привожу цитату из вступления к первому выпуску: «В моих воспоминаниях оживает ранняя пора берлинской фотожурналистики двадцатых и тридцатых годов в таких изданиях, как Berliner Illustrirte Zeitung, которые были непременной частью моей повседневной жизни в ранней молодости».
Мой журнал, 1987 г.
Вальдхайм, 1988
В 1988 году редактор Тина Браун отправила меня в Вену фотографировать президента Австрии Курта Вальдхайма. Он был противоречивой политической фигурой из-за нацистского прошлого. Вместе со мной для проведения интервью прибыл известный писатель Грегор фон Реццори. Утром мы приехали в президентскую резиденцию и стали ждать хозяина, а его секретарь показывал места, где мне было разрешено фотографировать его. Выбор оказался невелик, а освещение, разумеется, было ужасным. У меня не было никаких осветительных приборов, кроме рефлектора, поэтому приходилось полагаться на слабенький дневной свет, проникавший через окно в этот ненастный день. Сразу же после прибытия Вальдхайма я поставил его между стеной и окном и принялся фотографировать. С его лица не сходила зловещая улыбка, и я попросил его быть посерьезнее. Он сказал, что не любит своих фотографий с серьезным выражением лица. Тогда я подумал: «Ладно, хочет иметь зловещий вид, получит по полной программе». После окончания съемок Вальдхайм любезно пригласил меня в свою ложу в опере на вечернее представление. Я предупредил его, что у меня есть только пара джинсов и старый пиджак без галстука, но он заверил, что это пустяки. Я приехал в оперу, когда уже подняли занавес, прошел в президентскую ложу, увидел на сцене чернокожего и догадался, что дают «Отелло». Вальдхайм сидел в ложе в обществе двух дам, одна из которых выглядела постарше другой. Я подсел к старшей, полагая, что это его жена, но она поняла мою ошибку и сказала что-то вроде: «Я – не та, кто вам нужен». Тогда я пересел к младшей и извинился за бестактность, сказав: «Я не думал, что фрау президент так молода и привлекательна». Тина просила меня при возможности сфотографировать супругов Вальдхаймов вместе, и сейчас появился отличный шанс попросить разрешения. Фрау Вальдхайм отнеслась к моей просьбе с пониманием и сказала: «Приходите к нам домой завтра утром, мы будем позировать вам после завтрака».
Президент Австрии Курт Вальдхайм со своей женой, 1988 г.
Хельмут Коль, 1990
В сентябре 1990 года я отправился в Бонн, чтобы сфотографировать немецкого канцлера Хельмута Коля. Был холодный дождливый день. Я внимательно осмотрел рабочие помещения Коля, которые совершенно не вдохновляли меня. В отчаянии я выглянул в окно и посмотрел на парк внизу. Дождь волшебным образом прекратился, так что я прогулялся по парку, пытаясь найти что-нибудь вроде кряжистого немецкого дуба. Все дубы были тонкими, похожими на зубочистки, зато вокруг было полно старых вязов. Я выбрал самый большой и попросил канцлера позировать перед ним. Он оказался любезным и предупредительным натурщиком и предоставил мне столько времени, сколько понадобилось. Когда я сказал: «Благодарю вас, герр канцлер, это все», он ответил: «Мистер Ньютон, а теперь, пожалуйста, сфотографируйте меня в моем кабинете».