Хенемет-Амон

– Когда прибудет парнишка? – спросил Саргон.

– Да уж здесь должен быть.

– Вот как? – мулат вскинул брови.

– Так мне сказали, – пояснил Саптах, – они будут ждать нас возле хлева.

Телега въехала на площадь.

Сенкара, худощавый торговец зелени и фруктов, чья лавка располагалась прямо у входа, окликнул их:

– Доброго утра!

– И тебе того же! – поприветствовал торговец в ответ. – Да благословит Ра день твой!

Саргон молча кивнул.

– Не хочешь обменять парочку лазуритов на мои финики?

– Сдурел что ли? – заржал, словно конь, Саптах. – Еще бы на салат предложил!

Сенкара в свою очередь рассмеялся:

– Ну, и как после этого Ра благословит мой день?!

Повозка проехала дальше, оставляя лавку позади.

– Во дурачок, а? – бросил Саптах.

– Точно, – согласился мулат, – но славный малый. Как и многие здесь.

– Рад, что так считаешь. Получше Нубии, а?

Саргон слегка нахмурился. Саптах увидел небольшую перемену в настроении друга и озабоченно поинтересовался:

– Что не так?

– Нубия мой дом. Но там все немного иначе.

– Это как это иначе?

– Не любят вас там, – коротко ответил мулат, – людей Та-Кемет.

– Эх, – вздохнул торговец, – да, могу понять. Им нас восхвалять особо не за что, но… на все воля пер-А, да живет он вечно.

Мулат не ответил. Его лицо лишь больше омрачилось. Они успели проехать еще несколько лавок. Далеко не все из них были открыты.

– С утра ты был веселее, – подметил караванщик, – в чем дело-то?

– Я не знаю, – задумчиво протянул Саргон. – Не могу объяснить, – тут он перевел взор на Саптаха, – предчувствие какое-то нехорошее.

– Предчувствие?

– Да, – кивнул тот, – словно в сердце сейчас кольнуло.

– Чет я не понимаю.

– Ладно, не бери в голову.

Торговец с тревогой покосился на друга:

– О, Птах-покровитель, только не говори, что передумал!

– Не бойся, – Саргон хмыкнул, но взгляд оставался серьезным, – я дал тебе слово. А я привык держать его.

– Фух! Хвала богам! – выдохнул караванщик. – Да все будет хорошо! Это я тебя дурацкими расспросами смутил. Вечно языком треплю, как метлой по дороге.

Саргон вяло улыбнулся, но промолчал. Саптах наседать не стал. Тем более, Хеп уже остановился возле его лавки – просторного и широкого шатра, в котором могли убраться целых четыре торговца зелени и фруктов. Под навесом виднелись ряды закрытых кувшинов, кадки и несколько крепких деревянных сундуков.

– Ну все. Приехали.

– Угум, – Саргон обернулся за тюками.

Саптах спрыгнул на землю и потянулся. Непослушный парик вновь съехал на глаза, а белый схенти едва не оголил причинное место.

– Проклятье! – ругнулся он, водружая предметы на места. – Выкину это дерьмо, будь оно проклято!

– Ты уже давно собираешься, – подначил мулат, забирая тюки. Вены на руках вздулись.

– И выкину! – уверенно бросил торговец. – Вот только побреюсь.

– Во всех местах?

– Ага-ага, шутник. Пошли, дебены ждут.

Придерживая парик, Саптах направился к хлеву за рынком. Саргон последовал за ним. Тюки были тяжелыми, но пока что их вес не давал о себе знать.

Завернув за угол, они оказались перед длинным рядом стойл. Верблюды продолжали равнодушно пожевывать сено, пить воду и чесать бока. Окинув новоприбывших надменным взглядом, они вернулись к своим более важным делам. И только Минхотеп, завидев хозяина, приветственно заурчал. Несмотря на скарб, готовый перекочевать на спину верблюда, животное радо было видеть мулата.

Как раз напротив стойла, где обустроился Минхотеп, их ждали два человека. Первый – невысокий, но крепко слаженный воин с короткими черными волосами. Из одежды на нем была лишь серая набедренная повязка. Зато на поясе сверкал небольшой бронзовый топорик. Рядом висели два мешочка, чем-то набитые под завязку.

«Наверное, наша плата серебром» – подумал Саргон, медленно приближаясь к незнакомцам.

Взгляд мулата плавно перешел на спутника человека с топориком. Судя по всему, он и был сыном знатного вельможи, который решил отправить ребенка на обучение в школу клинописи. На вид ему и вправду около десяти лет. Полностью бритая голова сверкала в лучах восходящего солнца. И только на висках оставались две пряди черных волос, заплетенных в длинные косички. Жители Та-Кемет называли это «локонами юности» – символ несовершеннолетия. Спокойный взгляд карих глаз. Волевой подбородок. Светлое юное лицо. Слегка выпирающие щеки придавали ему округлый вид. Мальчик носил плотную белую рубаху с рукавами, опоясанную у талии кожаным ремнем. Ноги были обуты в маленькие походные сандалии. Сын вельможи с нескрываемым любопытством наблюдал за ними. Как Саргон тащит тяжелые тюки, и как Саптах пытается заставить сидеть на голове ненавистный парик.

– Да благословит Ра этот день! – поприветствовал караванщик.

– Да благословит Ра, – сдержанно ответил мужчина с топориком.

– Доброго дня, – произнес мальчуган звонким голосом.

– Это тебя я должен сопроводить до Бабилима? – спросил Саргон, опуская тюки на землю.

– Все верно, – ответил за того топорник, – доставьте мальчика в школу клинописи.

Мулат развел руками:

– В Бабилиме должно быть полно таких школ. В какую именно?

– Та, что к западу от Эсагилы[4].

– Понял, – буркнул Саргон.

– Эса… чё? – встрял Саптах.

– Храм такой, – отмахнулся мулат, – долго объяснять.

– Ух, ты, – прошептал мальчишка, во все глаза рассматривая клинок с серебряной гравировкой, – можно потрогать?

– Мал еще, – сдержанно улыбнулся Саргон, – вот подрастешь…

– И ты туда же, – недовольно поджал губы он, – ото всех это слышу. «Вот подрастешь»… – мальчик вздохнул.

Саргон улыбнулся чуть шире:

– Славный малый. Как тебя зовут?

– Джехутихотеп.

– Хм. Хорошее имя для писца.

– Угу, – Джехутихотеп продолжал восхищенно коситься на меч.

– Кхм, – встрял в разговор Саптах, – простите великодушно, но, может, поговорим об оплате? Мне ведь еще лавку открывать.

– Да, конечно.

Топорник отстегнул от пояса два мешочка. Один бросил Саргону, второй – Саптхау. Последнему пришлось отпустить парик, дабы поймать заветный кошель, и он вновь съехал ему на лоб.

– Как договаривались, – кивнул воин, – двадцать пять дебенов наемнику, пятнадцать тебе. Серебром.