Хенемет-Амон

[7] Хеп (Апис) – священный бык в древнеегипетской мифологии, имевший собственный храм в Мемфисе.

[8] Поучения Птаххотепа – древнеегипетское литературное произведение жанра «поучения», является единственным сохранившимся в полном виде дидактическим произведением времени Древнего царства. Птаххотеп – древнеегипетский сановник, живший во времена V династии (XXV-XXIV вв. до н.э.). Позднее считался одним из великих древних мудрецов.

[9] Жемчужный лук – лук-порей.

Глава 5

Миновав пруд перед домом Саптаха, где щебетал довольный воробей, они вышли за стены, оказавшись на одной из широких улиц Хут-Ка-Птах. Здесь располагались прочие, похожие друг на друга, виллы торговцев различной степени достатка. Лик Ра только показался над горизонтом, поэтому тут царили сумрак и прохлада. Возле входа поджидала двухколесная телега, в которую был запряжен молодой, но крепкий бычок. Его тело покрывала бурая шерстка, а на рогатой морде застыло глуповатое, но дружелюбное выражение.

– Поздоровайся, Хеп, это Саргон, – весело проговорил Саптах, кряхтя и взбираясь в телегу, – в отличие от Минхотепа, он не плюется.

– Никто из нас не плюется, – закатил глаза мулат, однако потом шутливо добавил, – мое почтение.

Бычок издал короткое мычание и махнул хвостом.

Решив, что с приветствиями покончено, Саргон взобрался следом. Тюки с вещами и провизией уже лежали в дальнем углу.

– Готов, что ли? – поинтересовался торговец, вооружаясь тростинкой.

– Точно.

– Тогда поехали! Вперед, Хеп!

Тот послушно двинулся с места. Известняк приятно захрустел под колесами повозки и копытами бычка.

– Почему ты не купишь паланкин? – спросил Саргон, когда телега подпрыгнула на одном из камешков.

– Потому, что у меня токма два раба, – ответил Саптах, – то есть… один раб и одна рабыня.

– Не понял.

Торговец вздохнул:

– Ну, гляди. Чтобы тащить паланкин надо иметь четырех здоровых лбов. Двое спереди и двое сзади.

– Можно обойтись и двумя, – возразил мулат.

Хеп подъехал к каменному мосту, перекинутому через узкий канал и начал переходить на другую сторону. Вода была темной и илистой. Впереди виднелась окраина города, за которой сразу начиналась Дешрет – Западная пустыня. Утро выдалось безветренным, так что горячий воздух песков не обжигал их лица.

– Конечно, можно, – согласился караванщик, – но есть одна помеха.

– Да? И какая же?

– А ты глянь на меня!

Саргон пробежал по Саптаху оценивающим взглядом и констатировал:

– Славный мужичок?

– Пха! – хмыкнул тот. – Спасибо тебе за лесть конечно, но я не об этом.

– А о чем?

– Жирный я!

– Как смело ты о себе.

– Зато честно. Я всегда стараюсь быть честным, – тут он наклонился к мулату и заговорщически прошептал, – кроме тех случаев, когда дело касается дебенов.

– Мог и не уточнять, – ухмыльнулся Саргон.

Тем временем телега пересекла каменный мост, и Хеп свернул по другой улице на север. Выложенная известняком, она шла вдоль канала к рыночной площади на окраине Хут-Ка-Птах. Слева выстроились небольшие хижины бедняков из желтого кирпича-сырца с соломенными крышами. Иногда попадались дома и вовсе слепленные из грязи, в которых ютились самые нищие жители города. Правая же часть Хут-Ка-Птах, расположившаяся по ту сторону канала, сильно контрастировала с западной. Богатые двухэтажные виллы вельмож с роскошными садами, прудами и виноградными лозами. Каждая окружена глиняной стеной, которая расписана всевозможными узорами. Вот на одной красками запечатлен извечный бой Ра со злобным змеем Апопом. Могучий бог заносит для удара свое копье, чтобы поразить порождение Хаоса. На другой изображены крестьяне, собирающие финики и виноград, чтобы затем положить их в деревянные кадки на хранение. А вот, на третьей, виден лик самого Сета – бога ярости и песчаных бурь, войны и смерти. Тело человека с головой отца когтей[1]. Стена с росписью выходила на запад, в сторону пустыни.

Но больше всех выделялся и поражал воображение огромный храм Птаха. Издалека он напоминал настоящую крепость. Его стены, возведенные из кирпича, возвышались над всем городом на множество небиу[2], как символ власти и покровительства над городом. А возле главного входа в обитель великого бога горделиво стояли две статуи из чистого мрамора, посвященные хозяину этой земли.

Саргон представил, как находится на самой вершине, и у него невольно закружилась голова. Он не сразу сообразил, что Саптах продолжает разговор.

– Прости, – спохватился мулат, – я не расслышал.

Торговец хмыкнул:

– Засмотрелся что ли?

– Точно, – признался Саргон, вновь бросая мимолетный взгляд на святилище.

– Ты же видел его уже.

– Видел, но… не перестаю восхищаться.

– Д-а-а, – согласился караванщик, – в Нубии нечасто такое увидишь, а?

– Не часто. Но и там есть на что посмотреть.

– Правда?

– Стоит там один храм. Настолько высокий, что кажется лестница ведет прямо в небеса. А две башни смотрят на город, подобно огромным великанам.

– Хм… интересненько.

Саргон улыбнулся:

– Это видеть нужно, чтобы почувствовать. Как дом Птаха.

Они замолчали и какое-то время ехали в полной тишине. Известняк продолжал хрустеть под колесами телеги и копытами Хепа. Бычок неспешно вез их вперед в сторону рынка. Солнце взошло уже наполовину. Кожа начинала ощущать первые признаки жаркого дня. Из домов стали выходить люди. Прикрытые лишь набедренными повязками, они собирали инструменты, дабы отправиться на работу в поле или в храм под неусыпным надзором местных жрецов.

– Так, насчет паланкина, – внезапно вспомнил Саргон, прерывая неловкое молчание.

– Ах, да, – караванщик смачно шлепнул себя по лбу, – так вот, мы остановились на том, что я жирный.

Мулат улыбнулся:

– Да, путем беглого осмотра, мы в этом убедились.

– Именно! А это значит, чтобы поднять такую тушу, как я, надо не два раба, а четыре. Причем крепких. А это стоит немало

– Так купи! У тебя же есть золото!

– Конечно, есть! – Саптах жалобно покосился на Саргона. – А еще я жадный!

Мулат рассмеялся и похлопал его по плечу:

– Тогда и вправду лучше пусть Хеп тебя возит.

– Вот и я о том же! – просиял торговец. – Давай, моя рогата морда, вези нас вперед!

Хеп коротко промычал в ответ.

– Я частенько хожу в храм и молюсь за его здоровье, – добавил Саптах.

– Он тебе так дорог?

– Будешь смеяться, но… да, – вздохнул караванщик, продолжая улыбаться.

– Нет, – покачал головой мулат, – не буду.

Спустя несколько минут впереди показался въезд на рынок. Первые торговцы уже открывали свои лавки. Скоро окрестность заполонит шум и галдеж. Люди наперебой, стараясь перекричать друг друга, начнут зазывать покупателей посмотреть и купить свой товар. Пока же здесь было тихо.