Хенемет-Амон

– Слушаюсь… господин мой…

Наложница с трудом поднялась, нехотя отпуская горячую ладонь. Она тщетно пыталась унять дрожь. Пошатываясь на затекших ногах, Исет вышла из комнаты, стараясь не смотреть на царицу. Та презрительно оглядела ее заплаканное лицо.

Когда Исет скрылась в коридоре, ее взгляд оценивающе пробежался по исхудалому телу Джехутимесу.

– Как ты? – спросила она чисто из вежливости.

– Не заметно… да? – прохрипел Аа-Хепер-Ен-Ра.

– Просто хочу услышать от тебя, – пожала она плечами.

– Нормально, – сухо ответил он. Так же сухо, как было во рту.

– Судя по виду, я в этом сомневаюсь, – она сделала несколько шагов вперед.

– Что тебе нужно, Хатшепсут?

Она округлила глаза:

– Вот, значит, как ты встречаешь свою любимую супругу? Я пришла озаботиться о твоем здоровье, а ты…

– Любимую супругу… – он закашлялся. – Давай обойдемся без этого.

– Хм. Как хочешь, – вяло пожала плечами она, – лекарь сказал…

– Когда ты в последний раз справлялась о моем здоровье? – резко перебил он. Лихорадка немного отступила, но пер-А чувствовал, что ненадолго. – Можешь не отвечать… Я знаю. Никогда… Лучше давай к делу. Зачем пришла?

«Чем быстрее мы уладим все свои вопросы, тем скорее ты уйдешь отсюда… и я снова смогу увидеть ее».

Скрестив руки на груди, Хатшепсут прошла через всю комнату и остановилась возле окна, устремив взор в кирпичную стену. Прохладный ветерок играл ее темными волосами. Снаружи пальмы шелестели листьями во мраке.

– Кто станет Херу?

– О, я знал, что тебя интересует только это, – просипел Джехутимесу, – не терпится, когда я стану Усиром[6].

– Вовсе нет! – наигранно возмутилась она. – Просто лекарь сказал, что ты можешь уже не встать.

– Лекарь может ошибаться.

– Знаю, но разумнее будет продумать все наперед.

– Вижу… ты уже продумываешь.

– Я забочусь о Та-Кемет, – холодно ответила Хатшепсут.

– А я не забочусь… да? – этот разговор начинал его утомлять похлеще нубийского похода и лихорадки вместе взятых.

– Ты не в том состоянии, чтобы заботиться.

– Не веришь в мое чудесное исцеление, сестренка?

Она не ответила.

Джехутимесу хмыкнул:

– Можешь не отвечать. Ты никогда не верила в меня. С чего бы начинать верить сейчас.

Она продолжала молча смотреть в стену.

– Помнишь нашу беседу в Ипет-Сут?

– Какую еще беседу? – не оборачиваясь, переспросила она.

– Накануне моего похода в Нубию, – Херу вновь закашлялся.

– К чему сейчас этот разговор?

Пер-А пропустил ее вопрос мимо ушей:

– Ты еще тогда назвала меня жалким слабаком… Даже Верховный жрец Хапусенеб это слышал… До сих пор представить не могу, что он подумал обо мне… Аа-Хепер-Ен-Ра позволяет себя пенять, как дворовую собаку… – с губ сорвался стон. – Именно тогда я решил, что отправлюсь в поход.

– Вот как? – в ее голосе засквозило любопытство. – Из-за меня?

– Нет, – Джехутимесу хрипло засмеялся, – ради тебя я не готов был шевельнуть и пальцем уже тогда… – он увидел, как напряглась ее изящная спина.

«А ведь когда-то она возбуждала во мне желание. Страсть. Забавно, правда?».

– Тогда ради кого? Уж не ради ли той наложницы?

– Исет? Нет… мне не нужно ей что-либо доказывать… ни тогда… ни сейчас…

– Так ради кого же? Ради жрецов?

– Нет… – кажется, лихорадка вновь начала усиливаться.

– Значит, для Та-Кемет.

– Ради себя… – возразил пер-А. – Чтобы доказать себе… самому, что я не тот, кем ты меня считаешь.

– Хм, – презрительно хмыкнула Хатшепсут. – Всегда знала, что на первом месте у тебя собственное «я», а не процветание Та-Кемет.

Джехутимесу не ответил на словесный выпад. Он почувствовал, как вновь начинает проваливаться в полубредовое состояние:

– Еще при жизни отец говорил, что мечтал о таком сыне, как ты… Жалел, что родилась дочкой… Помню твое лицо, когда нас связали узами брака. Смотрела на меня, словно на прокаженного… Как цыпленок на змею… До сих пор удивляюсь, что согласилась разделить ложе со мной…

– Хватит! – крикнула царица, резко оборачиваясь. Ее лицо так раскраснелось, словно это у нее была лихорадка, а не у него. – Сейчас есть более важные дела, чем пустые разговоры о прошлом!

– И какие же? – хмыкнул он, смотря в потолок.

«Эх, сейчас бы вновь встать на боевую колесницу…».

– Ты должен подумать, кто будет после тебя, – с трудом сдерживая гнев, проговорила Хатшепсут.

– Разве я этого не сделал? – невинно ответил он. – Какая оплошность с моей стороны… Проклятая болезнь… Из-за нее стало плохо с памятью. Но еще не поздно, верно? – он замолчал, неосознанно стремясь позлить ее.

Крылья носа царицы едва заметно дернулись:

– Ну?

– Уверен, ты знаешь ответ… – прошептал Джехутимесу.

– О, да, клянусь Амоном! – с придыханием ответила она. – Я давно должна была стать Херу!

– Правда?

– Ты прекрасно помнишь волю нашего отца, – ее голос резал, подобно металлу, – но все равно пошел наперекор ему.

Пер-А тяжко вздохнул.

– Да… и я не раз просил прощения… но тринадцать лет назад ты была не против…

– А что ты хотел от юной девчонки?! Напуганной и охваченной горем?! Я не знала жизни, не знала как тогда поступить… – она на миг прикрыла веки, – но с тех пор многое изменилось.

– Тут ты права… – тихо молвил Херу, – многое…

– И я заслужила вернуть себе то, что ты отнял у меня!

– Ты вступила в брак по своей воле… – Джехутимесу закашлялся.

– Ха! – Хатшепсут мотнула головой. – А у меня был выбор? Ты предоставил его мне? Нет! Все, чего ты можешь, так это вечно просить за все прощения! Но все равно поступаешь по-своему, – она шумно втянула ноздрями воздух и выдохнула. – Однако хватит пустых разговоров! Я знаю, в чем нуждается Та-Кемет. Что действительно нужно нашей земле. И мне точно хватить сил и воли, чтобы…

– Я объявляю своего сына наследником Та-Кемет, – прервал ее на полуслове пер-А.

Джехутимесу услышал, как дыхание сестры перехватило.

– Что… ты… что?

– Ты все слышала…

– Он сын наложницы! У него нет права на Черную землю!

– Знаю, – он медленно повернул голову к ней, – зато у Нефру-Ра есть.

Хатшепсут побледнела:

– Только не говори мне, что хочешь…

– Я уже передал свою волю Верховному жрецу… он уверил, что Амон… даст… согласие… на этот союз.