Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Насчет Адели Эмма решила уже той ночью в Нуннаминстере. Хотя в положении была Эмма, но рвало француженку, она кривилась, говоря, что тут воняет, как на бойне. А как иначе могло тут пахнуть? От несчастной камеристки им были одни хлопоты.

Столь поспешить с отправкой Адели в Нормандию у Эммы был свой расчет. Прожди она до весны, могло быть слишком поздно!

Когда Эмма заручилась согласием шкипера взять на борт Адель и ее вещи, она послала нескольких рабов за небольшими ковчежцами к матушке Сигрид в Нуннаминстер. Их уложили в трюм вместе с узлами и сундуками самой Адели. Согласно заданию, полученному француженкой, ковчежцы с мощами Гуннхильд надлежало доставить архиепископу Роберту в Руан. С собой она увозила письмо от Эммы, в котором та просила брата переправить содержимое датскому королю.

Эмма рассчитала правильно: Этельред был так подавлен угрызениями совести после неудавшегося «наказания» и ледяным гневом Эммы, что даже не подумал обыскать имущество Адели или вскрыть письмо королевы к архиепископу Роберту — как, насколько известно, он поступал обычно.

И это была удача!

* * *

Когда Эмма в последующие годы вспоминала о ночной кухне у монахинь, то поражалась, как смогла на это пойти.

И понимала — только потому, что была очень молода. Будь она постарше и, как говорится, поумнее, никогда бы ей не осмелиться на подобное. Именно той ночью кончилась ее юность. Вмиг сделалась она намного старше, чем была.

И религия, которая до сих пор была ее, которая казалась ей самоочевидной с раннего детства, теперь стала вызывать сомнения. Нет, не суть христианского учения, но толкование его священниками.

Началось с кануна второго тысячелетия. Епископы и монахи писали и проповедовали, что знамения гласят: близки последние сроки. Долготерпению Господню приходит конец, чему причиной прегрешения рода человеческого. Призывали к покаянию. Но последние дни так и не наступили, хотя род людской не покаялся и не очистился. Скорее, на взгляд Эммы, наоборот. И вновь принимаются пастыри щелкать бичом: коли не смиритесь — то Господь…

Но ведь Господь ниспосылал уже великие воды, дабы утопить род человеческий, потому что тот погряз во зле и творцу опостылело собственное творение. Правда, Бог сделал все-таки исключение: он спас Ноя и его семейство вместе с тварями земными — каждой по паре. Если бы Господь пожалел, что создал человека и мир сей, он истребил бы и Ноя тоже. Он бы понял, что семя грядущего зла сохранится и в ковчеге. И он, конечно, понял. Поскольку, когда Ной стоял уже на твердой земле и весь ужас остался позади, Господь поклялся в сердце Своем, что не будет больше поражать творенье Свое, потому что помышление сердца человеческого — зло от юности Его.

То есть: зло в человеке, бывшее причиной истребления самого человека, становится причиной, по которой он более не будет истребляться! В таком случае, постоянная угроза Божьей кары есть ничто иное как циничная попытка превратить Бога в клятвопреступника. Или в лучшем случае, честная ошибка. Ведь не сказано же в Писании, что Бог может пожалеть о собственной клятве?

Убийство Этельредом датчан в Англии — и, прежде всего, ни в чем неповинной Гуннхильд — пробудили в душе Эммы и иные трудности в восприятии христианского Бога. На полные отчаяния вопросы тех, кто остался в живых, священники отвечали большей частью, что-де пути Господни неисповедимы, но за непостижимостью наверняка сокрыт некий благой промысел. Человеку должно смириться перед лицом испытаний и довольствоваться радостной вестью, что умерших Господь принял к Себе.

Но — разве можно быть уверенным насчет вечного блаженства, если церковь в то же время учит, что нераскаянные грешники попадут в ад? Потому-то так важно успеть покаяться и принять последнее помазание: лишь оно в силах вырвать тебя из диавольской пасти.

Единственным промыслом, который Эмме удалось усмотреть за убийством датчан, был недобрый промысел самого короля Этельреда. Или, по крайней мере, слепой и безумный порыв. И примешивать к этому какой бы то ни был Божий промысел Эмме казалось кощунством. Будь Бог и вправду всемогущ, он помешал бы такому решению короля. А если Он не помешал Этельреду, значит ли это, что Он вовсе не всемогущ? Или за душу всякого человека Богу приходится непрерывно биться с дьяволом и зачастую проигрывать?

Эмма знала, что послужило пищей всем ее вопросам. Мама Гуннор была, разумеется, доброй христианкой, но многое знала о древних верованиях и рассказывала дочери о прежней вере и старых богах. Эмма непроизвольно предпочитала Одина исполненному противоречий христианскому богу. Один бывал порой ужасен, да, не без того, но он зато чужд мелочной мести и раздражительности, которую многие священники приписывают своему богу. Один похож на Ноева бога — после потопа. Один вместе с Бальдром напоминают Иисуса Христа. Хотелось бы знать, куда девается Иисус из церковной проповеди, словно бы этот важнейший в христианском учении образ вовсе выпадает из церковного обихода.

И вновь Эмма поняла, что слишком мало знает. Любимый ее учитель из Руана, Йенс-монах, убит, а нового она еще не нашла. Нет у нее в Англии и собственного духовника, хоть король и пообещал ей найти его. Имеется, впрочем, епископ Эльфеа, но к нему не побежишь с каждым вопросом. А самое трудное — найти такого священника, с которым можно было бы потолковать и об асах. С одним Эмма уже попробовала, но тот так рассвирепел, что не смог найти ни одного разумного слова.

Кое-что все же лучше, чем ничего, и исполненная муки Эмма зашла все же в маленькую часовню святого Свитуна над Южными воротами. Ей нравилось, что святой пожелал быть погребенным под порогом собора в монастыре Олд-Минстер, чтобы дождь омывал его кости и чтобы по ним ступали люди. Так же в свое время решил и ее отец: герцог Ричард покоится под церковным водостоком в Фекане.

Свитун был святым, но в земной жизни слыл человеком практичным и деятельным. Это он убедил тогдашнего короля укрепить собор и монастырь в Винчестере, и их мощные стены спасли город от датчан сто пятьдесят лет спустя. А сколько он их понастроил — и соборов, и монастырей!

Когда епископ Этельволд строил свой собор через сто лет после кончины Свитуна, последний несомненно при сем присутствовал. Один из каменщиков неожиданно сорвался с самого высокого места на стене и ударился оземь. Все полагали, будто оный Годус убился насмерть. Ничего подобного: Годус поднялся, отряхнулся, взял в руки свой мастерок и снова полез продолжать кладку, невредимый и абсолютно спокойный.

С того дня стал Винчестер и могила святого Свитуна целью паломничества всевозможных пилигримов. Что зимой, что летом к его могиле не протолкнуться. Но по сю пору маленькую часовенку мало кто знал. И за это Эмма была благодарна паломникам. Здесь искала она тишины, дарующей покой сердцу. Здесь она сидела перед алтарем святого Свитуна, глядела на пламя свечей и молилась.

Молилась, чтобы Дух Господен снизошел на душу Этельреда, чтобы король покаялся и исповедался в своем злодеянии. Молилась о душе Гуннхильд, вспомнив со стыдом, что забыла заказать по ней панихиды. А может, кое-чьей душе панихиды нужнее, чем душе Гуннхильд? Она с трудом собрала разбегающиеся мысли и помолилась вновь: пусть пример святого Свитуна всегда подвигает ее к добрым делам, пусть Иисус, принимающий детей в свои объятия, благословит дитя, что она носит…

И ей сразу полегчало.

Глава 6

В битве при Сволдре конунг датчан Свейн победил Олава сына Трюггви и завладел Норвегией. Стычки с норвежским королем заставили Свейна на время забыть об Англии. Но теперь, когда мир воцарился в его северных владениях, он вновь нашел и время, и силы для воплощения своих замыслов на западе. Злодейство же, учиненное против Гуннхильд и датчан в Англии, поторопило его и послужило предлогом.